ⵜⴰⵙⵖⵉⵎⵜ ⵜⴰⵎⴻⵇⵇⵔⴰⵏⵜ ⵏ ⵢⵉⴱⴻⵏⵏⴰⵢⴻⵏ ⵏ ⵓⵖⴻⵎⵖⵓⵎ
ⴰⵎⴹⵉⵇ ⵓⵔ ⵢⴻⵜⵜⵡⴰⵙⵙⴻⵏ ⴰⵔⴰ [ⴰⵀⴰⵜ ⵎⴰⵞⵞⵉ ⴷⴻⴳ ⵓⵎⴰⴹⴰⵍⴰ]
День Огней, 21-й день месяца Колкерт*, Албан Хевин*
1368 год от Рождества Исура (2000 год от Основания Стены)*Саундтрек: ссылка
«И придёт зло, чистое и истинное, и многие лики будут у него, лики, что не суть ни пламя, ни лёд.
И возгласит зло свою волю нестройным хором, и возопит всё живое, пожелав стать навсегда мёртвым.»
— Книга Костров 3:27-28, Писание Тлеющих Откровений*
Назовём её 𝔑𝔢𝔟* — ведь она ни за что не откроет нам своё истинное имя, и откроем вам тайну: она ненавидела это место. Тут сложно было понять, где — верх, где — низ, где здесь пространство и его границы. Формы и очертания всего вокруг переплетались в немыслимых и невозможных сочетаниях, даже само время здесь текло иначе; в один момент помещение касалось небольшой пещерой, в другой же — бесконечной анфиладой коридоров и комнат, а в следующий — огромным купольным залом, заполненным постоянно менявшим формы туманом. От всего этого мутило и тошнило, а в районе солнечного сплетения пульсировал неприятный комок, словно гнойный нарыв на стопе, в которую вонзился терновый шип. Она ненавидела это ощущение.
Она ненавидела эти маски, сделанные словно из живого фарфора — блестящий лёгкий материал, издававший глухой звон, если стукнуть по нему костяшкой пальца, был неожиданно тёплым и порой податливым. Когда маска была надета, она приглушала звуки, заставляла испытывать лёгкое головокружение, трансформировала голос говорящего так, что непонятно было ни какого пола, ни какой расы, или же какого возраста тот, кто скрывается под покровом этого уродливого фарфорового лица. Порой лёгкие волны проходили по поверхности этого чудовищного изобретения, и маска преображалась, от чего за одну встречу собеседники много раз меняли свои «лица», и от этого тоже кружилась голова и сосало под ложечкой. Она ненавидела это чувство.
Она ненавидела этих людей — ведь неизвестно было, люди ли скрываются под покровом живого фарфора и чёрных бесформенных балахонов, расшитых золотой нитью; да даже если бы она знала их личности и истинные имена, это не прибавило бы в её сердце любви к этим чужакам. То, что они делали, сама суть их ордена была плевком в лицо мироздания, и лишь обещание могущества, сил, используя которые, Нэб смогла бы спасти свою семью, исцелить свою дочь, заставляли её исполнять каждое распоряжение Глашатая Сумерек, верховного магистра их ордена. Да даже откажись она повиноваться приказам — обратного пути назад не было; единожды присягнув 𝔜 𝔏𝔩𝔢𝔦𝔰𝔦𝔬𝔫 𝔡𝔦-𝔊𝔞𝔢*, Тем, Чьи Голоса Безбрежны, невозможно было забрать свои клятвы обратно. Вернуться к обычной жизни. Ценой тому было истребление всего рода, до девятого колена в обе стороны — даже души умерших предков поглощались Голосами, а все потомки вынуждены были жить под гнётом проклятия Голосов, которое медленно убивало их с каждым ударом сердца. Голоса, эти чудовищные всемогущие сущности, владели ею безраздельно. Она ненавидела эту безысходность.
Она ненавидела себя. Нэб, обладавшая невероятной властью и могуществом за пределами этих стен, здесь была слугой, обязанной подчиняться воле Эллейсион ди-Гай, Безбрежных Голосов, решениям Глашатая Сумерек и мнению прочих членов Лиминального Совета, таких же слуг, лишённых собственной воли, как и она. И это лишь начало; когда орден исполнит свою Великую Симфонию Диссонанса и всё сущее падёт к стопам Безбрежных Голосов, будет куда хуже — тогда сама надежда будет четвертована и сожжена в костре безграничной ненависти Эллейсион ди-Гай, такой же безбрежной, как и они сами. Она ненавидела то, что неизбежно грядёт.
— Голоса шепчут бездонной тьмой расползающейся во все стороны ночи! Они поют горячей кровью умирающей в агонии жизни! Они кричат ослепляющим сиянием взрывающихся светил! — Мощный голос Глашатая Сумерек, искажённый маской так, что звучал он словно нестройный церковный хор, каждый участник которого пел свою мелодию невпопад с другими. Все прочие фигуры в чёрных балахонах и белых постоянно меняющих свои черты масках повторили слова Глашатая; огромный купольный зал, чьи дальние стены тонули в сизой дымке тумана, наполнился эхом этой инкантации. — Когда отзвучит последняя нота Великой Симфонии Диссонанса, вся Вселенная преисполнится Голосами Безбрежными, Голосами Тех, Кто Спит По Ту Сторону, ибо проснутся Они, и Их Голоса станут новой плотью этого мира!
— Да будет так. Да проснутся Они. Да звучат Голоса. — закончили литанию члены Лиминального Совета. Как же Нэб ненавидела эти безумные ритуалы и слова, у которых она не находила ни единого смысла. Тихонько вздохнув, она присоединилась к остальным: — Да будет так.
— В сей день, День Огней, день Летнего Солнцестояния, когда весь мир корёжится от света, коего слишком много, в день, знаменующий ровно две тысячи лет с того момента, что стал причиной создания нашего ордена, который открыл врата Голосам ℌ𝔲𝔫𝔴𝔶𝔯 𝔬'𝔯 𝔒𝔠𝔥𝔯 𝔄𝔯𝔞𝔩𝔩* — Тех, Кто Спит По Ту Сторону, собрались мы здесь, вне времени и пространства, дабы исполнить волю Голосов. Поведайте же нам и Им, братья и сёстры, какие новости вы принесли с собой? — Глашатай Сумерек сделал несколько шагов в сторону массивного трона, вырезанного из чёрного камня и покрытого позолотой прихотливых рун, значение и происхождение которых не было известно Нэб. Она заметила то, что никогда не видела прежде: Глашатай Сумерек едва заметно прихрамывал на левую ногу, и, когда усаживался на своё обычное место, с которого он (или, вполне возможно, она?) проводил собрания Лиминального Совета, язык движений тела выдал усилие и боль. Нэб ухмыльнулась под своей маской: то, что, вероятно, никто иной не заметил, ведь не обладал её зоркостью и проницательностью, ставшими почти легендарными в её мире, и то, что казалось несущественной мелочью, на самом деле было невероятно важной информацией, которая, возможно, поможет ей идентифицировать личность Глашатая.
Одна из фигур сделала шаг в сторону трона; клубы тумана, извивавшиеся повсюду в этом зале, словно щупальца бестелесного сизого кракена, потянулись вслед за членом Совета. Тот (или та) сделал лёгкий поклон Глашатаю Сумерек и заговорил (заговорила?):
— Ещё три правителя присягнули нам на верность: один — повелевает королевством, двое — важными городами на тех землях, что всё ещё глухи к Голосам, — одобрительный гомон членов Совета наполнил помещение, которое снова стало казаться небольшой овальной комнатой, хотя ещё один взгляд назад было безграничным величественным залом. — Их имена были вписаны кровью в Летопись Туманов, и они готовы исполнить любое распоряжение Лиминального Совета.
— Я тоже несу благие вести, Глашатай, — вторая фигура сделала шаг в сторону чёрного трона и поклонилась, прижав правую ладонь к сердцу, а левую — сжав в кулак и заложив за спину. Нэб снова хмыкнула: сегодня был день удивительных открытий. — Гегемония совершила ротацию своих послов, и нам удалось заменить их на Присягнувших Голосам. Настоящие послы кормят рыб на дне Срединного моря или огненных духов в жерле Сердца Мира*. Никто не заподозрит гегемонийских послов в неожиданной смене характера и модус операнди, поскольку от Гегемонии все и так априори ожидают лишь зло. Они готовы приступить к новому акту Симфонии, как только мы дадим им знак — каждый получил свои инструкции и знает, что делать.
— Вот только не все послы участвовали в ротации, — с плохо скрываемым ехидством заметил один из тех членов Совета, которые всё ещё стояли в ритуальном круге. — А что до новых правителей — то достопочтимый собрат-сестра забыли отметить, что мы потеряли двоих: один умер, не оставив потомства, и дальний родственник, перенявший бразды правления, не присягал Голосам, он глух к ним. Второй же — выбрал муки; отрёкся от своих клятв, мужественно перенёс созерцание того, как души его родителей, их родителей, и так далее — просто перестали существовать, став пищей Голосам и лишившись шанса на перерождение, и ныне наблюдает, как его дети медленно и болезненно умирают, отмеченные Печатью Клятвопреступника. Он, конечно, пытается найти способы снять её, но мы ведь знаем, что это — тщетно…
— На фоне сих горьких вестей хочу поведать благую: в Осенний Солнцеворот в Башне Обетов состоятся выборы новой Хранительницы Обетов вместо прежней, которую мы успешно уничтожили, сфабриковав улики и уверив Церковь в том, что она плела заговор, планируя совершить богомерзкий переворот и убить Папу. Постановлением Верховной Курии Церкви Пресветлого Пламени за еретическое отступничество и заговор против Пламенеющего Престола, её освежевали живьём, поддерживая в ней жизнь литургическими молитвами и эхадой Единого — Голоса хохотали от этой иронии, — и после скормили её всё ещё живую плоть осам и муравьям. Пятеро кандидаток из двенадцати — Присягнувшие Голосам, они знают свои партии в Симфонии.
Снова одобрительный гомон приглушённых голосов, под который Глашатай Сумерек, казалось, погрузился в раздумья. В какой-то момент он (или она) обратил свою маску на Совет и спросил:
— Что там с Лекарством? На какой стадии его разработка?
— Друиды Коэдвена сопротивляются и препятствуют, но нам удалось заставить услышать Голоса некоторых из них, потому — всё идёт по плану. К осени Лекарство будет готово. Как только это случится, мы можем приступить к полевым испытаниям; мы уже подобрали несколько локаций, которые мы планируем Излечить.
— Вот это — прекрасная новость! — Глашатай резко поднялся со своего трона и едва заметно пошатнулся — очевидно, боль в левой ноге не была в восторге от такого жеста. — Как мы все знаем, Лекарство — очередная часть Симфонии. Менуэт, длившийся столетия после Пепельных Войн, должен смениться этим интермеццо, чтобы впоследствии перейти в стремительное скерцо, а за ним, как вы знаете, следует финал…
Нэб содрогнулась, вспомнив видения, которые в момент принятия клятв Голоса показали ей: видения того, чем окончится Великая Симфония Диссонанса. Она прочла бы молитву своим богам, да даже Пресветлому Пламени искренне помолилась бы, если бы знала, что это помогло бы предотвратить то, что неизбежно. К сожалению, она знала, что Симфония, единожды начавшись, не может не завершиться…
КАЙР ГВЕР (ЯНТАРНЫЙ ЗАМОК)
ГОРТ ГЕЛИН [Гвинедд, Брейнион]
День Солнца, 4-й день месяца Ривион*
1368 г. Р. И.Саундтрек: ссылка
«Господь сказал: Будьте братьями друг другу.
Сын показал: ради собратьев и сестёр Он готов был сгореть на костре.
Пресветлое Пламя хранит всех тех, кто говорит: «ты брат мне, ты сестра мне».
Пламя скрепляет любое братство незримыми узами, ибо так угодно Господу.»
— Книга Углей 1:19-22, Писание Тлеющих Откровений
По легенде, людская столица Гвинедда была тем самым местом, на котором был заключён Союз Вольных Земель — Брейнион, когда монархи гойделов, эттиров и кимров собрались в древней роще остролистов и под мудрым руководством друидов Инис Мон, ведьм Авалона, годи Йорвика и вёльв Ормея принесли нерушимые клятвы защищать запад и север Лионесса от общих врагов, в первую очередь — от кровожадных и непримиримых дикарей: от анваров. Анварские племена совместными усилиями удалось вытеснить на северный полуостров материка, а перешеек, отделявший этот край от остальной тверди континента, перекрыть огромной стеной высотой в двенадцать эллей*, поименованной Тарвинской Стеной в честь Тарвина Мудрого — первого короля Гвинедда, который стал инициатором заключения союза. На месте вечнозелёной рощи, слышавшей клятвы вельмож, речи друидов и песнопения жрецов и жриц, и возник Горт Гелин, что на Старшей Речи значит «Сад Остролиста». Было это два тысячелетия тому назад.
Ныне Горт Гелин представлял собой один из крупнейших городов Брейниона и самое большое человеческое поселение в Гвинедде. Расположившись на побережье залива Конви, каждое утро он омывал свои стены золотистым светом рассветного солнца, лившимся со стороны Коэдвена, древнейшего из лесов на континенте, а по вечерам укутывался в уютный плед, сотканный из багряных лучей заката, даровавших имя всему здешнему побережью — «Закатный Берег». Любовь к остролисту и прочим вечнозелёным деревьям ощущалась здесь, как ни в едином прочем человеческом поселении: кедры и пихты, ели и сосны, лиственницы и остролисты, мирт и можжевельник наполняли его парки и сады, барвинок тёмно-зелёным одеялом устилал городскую землю, а плющ — стены Горт Гелина.
Не стоит думать, однако, что Горт Гелин был окрашен лишь в тёмную зелень и серый камень: город напоминал палитру художника, на которой разведены были все те краски, которые достопочтенному мастеру изобразительных искусств могут понадобиться для написания истинного шедевра среди пейзажей. Вот пурпур листьев дикого винограда, предавших свою зелень в пользу пунцовой яркости раньше срока — они любовно окутывал Дом Владык — храм, посвящённый четырём «цивилизованным» ипостасям Бога. Вон — золото и серебро берёз, в своём неподвижном танце окруживших выстроенную из серого мрамора Обитель Матерей, храм в честь Триликой Богини. Недалеко от порта высится белокаменная церковь, Собор Неизбежности, как назвали это строение и учреждение его основатели — дескать, воцарение воли Единого неизбежно и здесь, в самом сердце Старой Веры; его разноцветные витражи, всегда подсвеченные вечно горящим костром на главном алтаре внутри, соперничают в разнообразии цветов и оттенков с закатными небесами. Неподалёку целый квартал занимает Базар Всех Ветров, на котором можно повстречать купцов и торговцев со всех уголков Даярена. Вот — торговцы из далёких, древних и экзотичных Пряных Королевств, привозящие в такие дали свои пряности, ковры, благовония, редкие и ценные породы дерева, кофе и чай, а также неповторимые произведения искусства парнисаанских ювелиров. Там — мессантийские купцы, привезшие шелка и парчу, мирру и ладан, чародейские амулеты и талисманы на удачу, плодовитость женского чрева и мужских чресел, на материальное процветание и мужество в бою. Вон — гойделы, что привезли свои сыры, лучше которых нет во всём мире, своих лошадей, и музыкальные инструменты, подобных которым не сыщешь более нигде. В том уголке Базара — эттиры со своими шкурами волков и медведей, китовым усом и бивнями нарвалов, с травами, что можно встретить лишь на далёком севере, где Скверна властвует над всем сущим и куда не решаются податься никто, кроме разве что могучих сыновей фьордов, а также оружие, выкованное лучшими кузнецами того народа, что тысячелетиями считает своим искусством умение убивать быстро, эффективно и эффектно. Заметили ли вы лавки торговцев из Кенто — тех самых, что познакомили весь мир с чаем, рисом, гардениями и хризантемами, а также научили делать бумагу? Никогда не бывает так, чтобы вокруг них не было толпы желающих расстаться со своими арианами как можно скорее, чтобы стать обладателями уникальных товаров, которые не так часто появляются в этих краях: невероятно острых и сбалансированных мечей, душистого зелёного чая, тончайшего шёлка, бумаги наивысшего качества, древесных лаков, рецепты которых до сих пор неведомы ремесленникам Лионесса, и жемчуга, такого красивого и стойкого, что брейнионцы готовы отдать своё состояние ради обладания одной лишь жемчужиной. А гляньте вот туда: монахи из Элации и Аквилеи привезли лучшие на материке вина, засоленные оливки, душистые травы, произрастающие под жгучим солнцем южных побережий Лионесса, и манускрипты, с трепетной нежностью и маниакальной точностью переписанные и воссозданные из оригиналов — трактатов по географии, биологии, истории и религиях материка. Базар — не просто мазок яркой краски, это целый водопад цветов и оттенков на ярком полотнище Горт Гелина.
По одному из переулков, ведших от Базара Всех Ветров в сторону Янтарного Замка — обители одного из двух монархов Гвинедда, того, кто представлял человеческое население королевства — шли двое солдат: старый седой гойдел, высокий, стройный, мускулистый, с аккуратно подстриженной бородой, иссиня-чёрной, испещрённой серебристой сединой, с сапфирово-синими глазами, подёрнутыми дымкой возраста, и молодой кимр — копна тёмно-каштановых волос и зелёно-золотистая радужка глаз выдавала в нём исконного уроженца Гвинедда. Парень не уступал гойделу ни в росте, ни в атлетичности фигуры, ни в опасной гибкости движений, которых в своё время, столетия назад, так боялись имперские завоеватели, посчитавшие, что их познаний стратегии, тактики и людской природы более чем достаточно для завоевания западной части материка… о, как же они ошиблись, когда познали истинную суть кошачьей грации гельтар: этот народ был гибким, подвижным и стремительным не потому, что любил танцевать (это тоже, но…), но потому, что испокон веков он оттачивал свои способности убивать быстро, неслышно и аккуратно.
Тайг — старший-синеглазый, который гойдел — полной грудью вдохнул пряный осенний воздух, наполненный ароматами палых листьев, хризантем, спелых яблок, среднезрелого вина и обещания холодов, кои неизбежны, и, по-дружески пихнув локтем своего спутника.
— Что думаешь, Йорвет? Возьмут тебя в кадеты Красных Маршалов?
Йорвет — златоглазый юный кимр — задумчиво хмыкнул в ответ.
— Не знаю, дядя Тайг. Они — маршалы — такие… необычные, в каждом есть своя «изюминка», есть нечто, что отличает их от прочих. А чем я уникален? Родился тут, вырос тут, родители обычные ремесленники, что такого этакого во мне?!
Тайг захрипел, набирая накопившуюся внутри слизь, и смачно сплюнул на пыльную мостовую под ногами:
— Ты знаешь, почему на нашем языке «осень» звучит как «хидрев»? Оно происходит от слияния двух слов: «хидд» — «олень-самец», тот, который в раже продолжения рода, и «брев», что значит «рёв» или «боевой клич». Это время, когда олени кричат, заявляя о своём праве на продолжение рода, на главенство в стаде, на то, что они достойны внимания. И именно поэтому выбор кадетов в гильдию Красных Маршалов происходит именно осенью — какая иная пора лучше отразит важность бытия тем, кто готов заявить о себе, кто сделает всё возможное, чтобы сражаться ради завоевания своего места под тремя светилами?!
— Правду говоришь, дядя Тайг… Но набор уже закрыт. Те, кто были приняты на испытания, уже прошли их. В этом году целых два братства сформировали, впервые за несколько лет. Мне остаётся…
— Готовиться к следующему году! Искать в себе те «изюминки», какое бы отношение сушёный виноград ни имел бы к теме нашего разговора! Я обещал твоей матери, да покоится её душа в Царстве Лета, рядом с Богами и Богинями Света, и да переродится она в нужный срок в нашем мире, что я гарантирую тебе наилучшее будущее. Поверь мне, парень: в Гвинедде, да и во всём Брейнионе — нет лучшего будущего для таких, как я и ты, кроме как волей богов и богинь стать Красным Маршалом! Давеча я зашёл получить своё месячное жалование у дамы Бронвен, кастелянши Янтарного… Она думает, что я — такой же деревенщина, как и прочие в Осенней Страже, что я не знаю, как писать и читать… А я знаю — благодаря тебе, племянник. И я увидел, сколько платят маршалам, и, уж прости за грубость, но у тебя вместо мозгов — козлиные яйца, если ты решишь выбрать иной путь. С такими деньжищами ты себе купишь целый дом в Горт Гелин уже спустя полгода, максимум — год службы, и что ещё ты можешь сделать с таким жалованием…
Йорвет неопределённо пожал плечами и задумчиво уставился на греющийся в лучах осеннего полуденного солнца Янтарный Замок…
᛬᛬ᚪᛗ᛬ᚷᛇᚦ᛬ᛁ᛬ᛗᛧᛗᚢᛁᛦ᛬᛬ᚪᛗ᛬ᛏᚩᛥ᛬ᛏᚱᛖᚦᚪᚾ᛬᛬ᚪᛗ᛬ᚠᚢᚪᛁᛗ᛬ᛗᚪᚱᚪ᛬᛬ᚪᛗ᛬ᛞᚪᛗ᛬ᛋᛖᚳᚻᛏ᛬ᚾᛧᛞᛁᚱᛖᛥ᛬᛬ᚪᛗ᛬ᛋᛯᛁᚷ᛬ᛁ᛬ᚾᛧᚪᛁᛚᛚ᛬᛬ᚪᛗ᛬ᛞᛯᚱ᛬ᚷᚱᛯᚾᛖ᛬᛬Название своё Кайр Гвер получил не метафорически, но по вполне объективным причинам: значительная часть декора замка была действительно сделана из настоящего янтаря, добываемого на Закатном Берегу: витражи в стрельчатых окнах, окантовка покрытых лазуритом куполов и крыш, барельефные гербы Гвинедда, украшавшие белокаменные стены замка там и тут. Благодаря своему расположению на холме в центре города, а также этому «морскому золоту», как гвинеддцы называют янтарь, в солнечный день Кайр Гвер притягивал к себе взоры любого, кто шёл по улицам людской столицы Королевства Двух Монархов*. Сегодня он был особенно наряден: белоснежные флаги с красной геральдической розой — эмблема гильдии Красных Маршалов — реяли над сиявшими «морским золотом» куполами и башнями, перемежаясь с красно-зелёными флагами Гвинедда и сине-алыми стягами монаршей линии Моринхорнов*, правящей династии Гвинедда.
Тронный зал Янтарного Замка был украшен цветущими ветвями шиповника и боярышника — наверняка магия друидов и лесных альвов, ведь в месяце ривион оба растения уже давно как отцвели, а также невероятным количеством восковых свечей, усиливавшие золотистое сияние янтаря, из которого был вырезан королевский трон и из которого были созданы ажурные декоративные панели, покрывавшие все стены по периметру помещения. Огромный медный котёл, украшенный гравировкой, которая изображала сцены из легенд о богах и героях, стоял на серебристом мраморном полу у подножия ступеней, ведших к трону; вокруг котла стояли четверо. Первым был пожилой гойдельский друид с окладистой серебристой бородой и зелёными, словно дубовые листья, очами; смуглый, сухощавый, одетый в белоснежные одеяния, он держал в левой руке ритуальный золотой серп. Напротив него стояла кимрийская ведьма Авалона — жрица Старой Веры, молодая женщина невысокого роста с невероятно красивыми чертами лица, копной светло-каштановых кудрявых волос, огромными карими глазами и белоснежной кожей, она была одета в чёрные одежды, открывавшие бóльшую часть её упругих персей, и сжимала в правой руке атам — обоюдоострый серебряный нож с чёрной рукоятью. По правую руку от неё неподвижно застыла высокая стройная румянощёкая старая сероглазая северянка из эттиров, в простом платье, крашенном резедой в золотисто-жёлтый оттенок, с накидкой из лисьего меха; её седые волосы были заплетены во множество косичек, каждая из которых была украшена бусинами, монетами и странными амулетами. В левой руке вёльва, а это была одна из них, держала покрытый гравированными рунами бронзовый жезл в палец толщиной, заканчивавшийся на конце острым, почти иглоподобным остриём. Напротив неё стоял молодой эттир атлетического телосложения, с коротко остриженными волосами цвета спелой пшеницы и сапфировыми, как летнее небо, глазами. Одет он был в синий балахон годи без рукавов, открывавший его мускулистую грудь, покрытую ритуальными татуировками, указывавшими на его статус годи — жреца Асатру; его мощные руки украшали гривны и браслеты, а в левой руке он сжимал короткое копьё, чьё древко было выточено из светлого ясеня, а остриё выковано из серебра и стали.
На левом троне восседал сам король Анрауд «Отчаянный» Моринхорн, дошедший до своей четвёртой дюжины лет жизни, типичный северный кимр: бледнокожий, с непослушными каштановыми волосами и щеками, усыпанными веснушками, голубоглазый, высокий и стройный, производящий впечатление скорее воина или кузнеца, чем аристократа или неженки, проведшей почти всю свою жизнь под защитой крепостных стен. Глубокий шрам пересекал его лицо по диагонали, захватывая левый глаз, который, судя по размеру этого последствия серьёзного ранения, лишь чудом — или магией — всё ещё выглядел зрячим, да что там — всё ещё был. Владыка был одет в огонь и пурпур, в багрянец и кармин — королевские цвета повелителей Горт Гелина; голову его венчала массивная золотая корона.
Правый трон был занят королевой Келервен верх Лианнор, лесной альве, повелительницей всех рёккальвов к западу от Серебристых гор. С виду молодая, практически юная дева — обманчивый облик, ибо все знали, что королева Келервен правит Гвинеддом уже полтысячелетия, — с бледной, почти прозрачной кожей, длинными прямыми волосами цвета чистейшего хризолита, заплетёнными на самом конце в короткий узел и уложенные по её правому плечу, с тёмными очами, напоминавшими и цветом, и ершистостью своей кедровые шишки. Владычица Коэдвена облачена была в тёмно-изумрудные одежды, расшитые серебряной нитью: королевские цвета Кинтрев Лина.
Когда часовая башня на главной площади Горт Гелина колокольным перезвоном возвестила о наступлении полудня, Анрауд сделал едва заметный жест пальцами правой руки, покоившейся на подлокотнике янтарного трона, и сенешаль короля — Карадок ап Кадно — худощавый мужчина с самым рыжим оттенком волос, который только можно было себе представить — трижды стукнул по мраморному полу своим посохом. Входные двери в тронный зал открылись, и Карадок возгласил:
— Войдите, Избранные! Предстаньте пред ликом короля Анрауда Моринхорна, Людского Владыки Гвинедда, пред ликом Келервен, дщери Лианнор, Альвийской Владычицы Гвинедда, и пред ликами богов и богинь, представляемыми их верными слугами! Позвольте миру увидеть вас; узнать вас!