Пульс

  Благодаря своей наблюдательности и аналитическому складу ума Кларисса моментально сообразила, что же произошло, и быстро сориентировалась, как поступить. Да, очевидно, дело было в прикосновении к статуе голой рукой, ибо в перчатках они с Руной ее успели общупать со всех сторон. Так что разрывать тактильный контакт безопаснее всего, прикасаясь к малышке через несколько слоев одежды. Ухватив девочку сзади в подмышках, рамонитка начала аккуратно тянуть ее на себя... точнее, тянула она очень недолго: как только ладонь парализованной ученицы оторвалась от камня изваяния — та вдруг пронзительно закричала и резко засеменила ногами назад, так что Кларисса попросту повалилась на спину, а Руна упала на нее сверху:
  —...драная скотина! — провизжала бардесса, судорожно трепыхаясь на земле в объятиях наставницы. — Сдохни ты и твоя облезлая мамаша! Твою налево, аааааа!
  Несмотря на остроту ситуации, рамонитка зафиксировала для себя, что эти оскорбления являлись не просто потоком брани: простейший атакующий заговор, который изучали для самообороны бардессы, как раз предполагал бросание в противника оскорблениями, облеченными в магическую форму. Да, Коллеж был в своем репертуаре. Но не это сейчас было важно, а то, что ее девочка где-то там в своем сознании, очевидно, дралась с кем-то насмерть, и сейчас находилась в совершенно невменяемом состоянии — пара чувствительных ударов локтями под ребра Клариссы были тому наглядным подтверждением.
  Следовало срочно привести ее в чувство.

Не успела Юри выдохнуть после того как синоби — кто ж ещё это мог быть? — растворились в темноте, как её чуть не застала врасплох сама Мираи. Но тут уж стратегический гений Сёсуро подвёл девушку, потому что Такэда легко включилась в игру.

— Обязательно! Знаешь, может мне тебя вообще на руках понести? Я могу! — весело заметила Дракон, и немедленно привела угрозу в действие, быстрым движением нагнувшись вбок-вниз и подхватив Мираи.

Однако смущать таким образом Скорпионшу и окружающих не удалось слишком долго, потому что Юисин вновь решил взять слово. В глазах Такэды вспыхнул недобрый огонёк — вспыхнул, и тут же погас, а на лицо легла маска прежнего безразличия. Аккуратно поставив, будто декоративную вазу, Мираи обратно на ноги, Даосский Меч беспечной походкой приблизилась к Фениксу.

— Смотрите, какая птица вновь запела! — насмешливо, и, что удивительно, не меняя при этом выражения лица, заговорила Такэда. — Скомпрометирована, ха! Чем, что додумалась пустить нас на порог? Особенно тебя, Феникс?

— Под влиянием, — фыркнула Меч, ничуть не смутившись обвинения. —Да я бы и сама не согласилась взять тут хоть чем-то заправлять! Меня отправили на турнир, чтобы щелкнуть по носу, но вышло не по-ихнему, вот только это не значит, что я буду трястись за этот статус как ветка ивы на ветру, Феникс!

— Но вернёмся к скомпроментированности. Как удобно получается, твой транс не выставил нас всех посмешищем, а предотвратил опасную игру! И теперь ты великодушно согласен не принимать положенные лавры, а передать их сюгендзя, которая своей тени побаивается. Хорош лидер, нечего сказать!

Остановившись в шаге от Юисина, Дракон взглянула на мужчину и покачала головой, словно отчитывала нерадивого мальчишку. ничего кроме тона не выдавало в ней негодования — обычно с такими словами уже принимают стойку для дуэли или замахиваются для удара, но движения Юри были плавны и расслаблены, будто она совершала привычный вечерний променад.

— Я думала в людях вашего толка* поболее мудрости будет. От нас того и ждут, что мы сейчас все тут начнём в разные стороны тянуть, друг друга подозревать и презирать, и в итоге докажем свою полную некомпетентность, а Наместнице того и надо. Пришлют кого-то одного, да посговорчивее, вот и всё. Не надо бороться с бурным течением этого города, Феникс, нужно плыть по нему, внимательно смотря, куда оно вынесет. Именно этого меньше всего от нас ждут — что мы попробуем принять правила игры.

Закончив эту пламенную речь, Даосский Меч пожала плечами и кивнула Рен.

— Богомол права, давайте-ка сначала выспимся, а потом уже будем решать. как нам быть. Предложение Мираи вроде и не предполагает одного-единственного лидера, как того хотела бы Нодзоми, и я предлагаю пока следовать именно ему. Но сейчас об этом дискутировать бессмысленно, особенно в месте, где уши никуда не делись — просто скорее всего получше спрятались.

Итого – воспоминания присутствуют, значит память работает нормально, а первоначальная мысль о слишком глубоком выбелении серого вещества ложная. Ну и учитывая, что процесс отдыха уже, технически, идет, они, видимо, приехали куда нужно.

Мир-не-мир. Желе. Загадочное дребезжащее нечто. И в этом нет ничего плохого. Нет раздражения, усталости, мути. Хо-ро-шо. Как будто бы, еще немного пива не помешало бы. Или горячей воды вокруг тела. Или мягкой постели. Или женщины под боком. Вяло перевалил голову с одного бока на другой, в заведомо безнадежных поисках желаемого. Пульс мироздания. Замедленность реальности. Материум словно привязали к гибким и мягким пружинам – поворачиваешь голову и картинка вместе с ней приходит в движение. Но болтанка какая-то, замедленность, плавность, скачка света и звуков. Кстати о последних – кажется, их тоже видно.

Закрыл глаза. Так не хуже. Может даже лучше. В голове возникла гениальная мысль. С миром все в порядке, он такой же скучный, какой и был. Это мозг твой кипит в собственном дерьме! Мозг! От этого смешно. Сканк. Алкоголь. Маринуют. Варят. Как в банке, только в черепе. Это правда смешно. Как минимум забавно.

Хмыкнул тихо, но не беззвучно.

Полежал еще немного. А потом, титанически-ленивым усилием перевернулся на живот, лицом в землю уперевшись. Надоел свет.

Сперва все шло как по нотам и Улле уже прикидывал, сколько может стоить такая добротная ладья, забыв старое правило – не считай добычу перед боем. Ведь если что-то может пойти не так – оно обязательно пойдет. И земли твой подчинённый может сорваться с лестницы, то скорее всего так оно и выйдет. Крагт лишь подтвердил вселенскую мудрость и свалился в самый последний момент, когда они почти уже спустились.

– Раааа! – заорал Улле, бросаясь в бой и понимая, что маскировка больше не имела значения. – Порублю, гады– и сразу же показал серьезность своих намерений, атаковав с наскоком дозорного, что имел несчастье оказаться на их пути.

Кейтлин вырвала из блокнота исписанный лист, мокрый, грязный, с размытыми чернилами, и медленно скомкала его. Статья не получилась. Опять. События последних дней не укладывались в журналистские форматы. Здесь не было чёткой хронологии, официальных источников, логичных выводов. Только грязь, страх, пепел, обрывки чужих снов и слишком громкая тишина. Этим не заполнить газетную колонку - это нельзя опубликовать. Но журналистка продолжала писать, это был её способ удержаться за реальность, потому-что если не написать - значит этого не было, а Кейт не хотела забывать. Наоборот, в ней пылало острое, почти болезненное желание зафиксировать каждую деталь, как можно подробнее и честнее.

Никто не поверит в эту историю. Газеты не напечатают её заметки. Главный редактор в Бостоне, только хмыкнул бы: "Слишком надуманно, Уотерс. Мы не жёлтая пресса". Эти страницы, может быть, никогда не увидят свет, но именно в них - правда. И если Кейтлин когда-нибудь исчезнет или сойдёт с ума, — а такое вполне возможно, — то хотя бы останется след. Чёрно-белый, хрупкий, но настоящий. Кейт убрала блокнот в сумку и с трудом поднялась. Её путь как журналиста, кажется, только начинался, ей предстояло еще многое сделать.

Пост находится в недоступной вам комнате!

– Цап!
Неожиданное прикосновение тонких пальцев к твоему предплечью, заставило тебя испуганно вздрогнуть, выронив из рук деревяшку и едва не засадив лезвие ножа, которым ты её обстругивал, в твою собственную ладонь. Повернув голову в сторону источника внезапной атаки, ты увидел крайне довольную физиономию Маэлин, окруженную сияющим ореолом искусственного света, бьющего у нее из-за спины, отчего она чем-то походила на Живую Святую, как их изображали на фресках.
– Давай, вылезай оттуда, я тебя честно сцапала! И залазить за тобой внутрь я не собираюсь! Цап был? Все, ты теперь тоже Стервятник! И давай быстрее, нам ещё Лиру ловить!
Отпустив твою руку (но не упустив возможности на прощание слегка цапнуть ещё раз, на этот раз двумя пальцами за нос) старшая сестра осторожно отодвинулась от дупла в котором ты прятался, бросила короткий взгляд вниз, оценивая расстояние, приподнялась на подрагивающих ногах, широко расставив руки... и лихо соскочила с ветки на которой она стояла, обиженно закачавшейся ей вслед.
– Приземление прошло успешно! Боевой брат, жду твоей высадки! – Прогудело снаружи дурашливо низким голосом, видимо через приложенные ко рту ладони, имитирующие встроенный в шлем вокс – Боевой брат, меня окружают, срочно нужна подмога! Атакован неизвестными ксено,запрашиваю подкреплений! Прием, прием, как слышно?! Как с... Саэви, да отцепись ты уже! Все, поймала я твоего верного рыцаря, мы теперь все Стервятники, можешь прекратить так старательно путаться у меня под ногами! Кей, вылазь давай и скажи ей, что я тебя поймала, а то она не отцепится! Можешь прыгать, я тебя поймаю! Как ты эту дырку нашел вообще?!

"Эту дырку" ты нашел несколько дней назад, в одиночестве гуляя по саду. После того как ты узнал о том, что на твое небо оказывается можно забраться, высокие деревья стали представлять для тебя особенный интерес, и хотя в итоге оказалось что даже самые большие представители садовой фауны все ещё не достают кроной до голубого купола над головой, несколько полезных открытий ты все таки сделал. В том числе, найдя в одном из эндритских дубов очень удобное дупло (то есть конечно убедительную имитацию под дупло), в котором можно было спрятать важные личные вещи, которые нельзя было оставлять в прикроватной тумбочке, сворованные Лирой и укрываемые от Каина ценности или скажем мальчика пяти лет, на время игры в Стервятников.
Правда то, как быстро Маэлин тебя нашла, говорило о том, что твой тайник был не таким надежным как тебе казалось.

Пообещав себе, в ближайшее же время перепрятать свои сокровища в новое место, ты протянул руку, цепляясь за край дупла, чтобы вытянуть себя наружу... и невольно вздрогнул, вспомнив о том, как совсем недавно, ты выбирался из совсем другой дыры.

Ты протянул руку хватаясь за край узкого проема и изо всех сил потянул себя наружу. На очень короткое, но очень страшное мгновение тебе показалось что ты застрял намертво, но разумеется отверстия сквозь которое успешно пролезли Лира и Роси, для тебя было более чем достаточно, и вскоре ты уже оказался на другой стороне, заботливо подхваченный руками брата и сестры. В помещении скрывавшемся по ту сторону обвалившегося технического коридора, было темно, холодно и затхло, а ещё неприятно пахло чем-то химическим. Единственным источником света, был фонарик Лиры, и на секунду тебе показалось, что ты, совсем как во сне, проваливаешься в чернильную-черноту царившую вокруг.
– Ни звука. Оба. – Даже в почти полной темноте было видно, что обычно старательно подражавшая своему невозмутимому старшему брату пустотница сейчас ужасно взволнована, а её высокий тонкий голос предательски дрожал, казалось грозя вот-вот сорваться на крик. Глаза девочки лихорадочно метались между тобой и Роси, и ты никак не мог понять, чего же в её взгляде больше – страха или какого-то странного, радостного возбуждения, какое бывает когда ты просыпаешься в утро Сангвиналии и тебе не терпится узнать, что же тебе подарят – Если нас поймают, можете считать ящик своим новым домом. Поняли?!
– Хорошо, хорошо! Понял! – Нервно закивал в ответ Роси, в отношении которого у тебя никаких сомнений не было – в его глазах отражался даже не страх, а самый настоящий ужас. На бледном, без кровинки лице у обычно самоуверенного старшего брата, сейчас было большими буквами написано что он искренне сожалеет о том, что вообще во все это ввязался и только последние остатки гордости останавливают его от того, чтобы заползти в покинутую тобой дыру и больше никогда и никуда не следовать за Лирой – Ты скажи, нам ещё долго идти? И зачем было брать Кея? – Последний вопрос будущая Мысль Клана задал наверное уже в третий раз за последние десять минут, очевидно каждый раз забывая ответ.
– Кей, мой талисман. На удачу – Терпеливо ответила Лира, ласково взъерошив твои волосы и как-то странно глядя на тебя, жутковатым, немигающим взглядом, по-птичьи склонив голову набок – И я хотела чтобы он это увидел. Я знаю он постоянно тебя спрашивает про...
– Лира, если нас из-за него поймают... – Перебил её Роси, неприязненно посмотрев в твою сторону, однако уже в следующую секунду добавил уже совсем другим тоном, хватая тебя за плечо и притягивая к себе – Или если его из-за нас поймают, что ещё хуже! Лира ты... ты... Император и Святые, он же самый младший!
– Вон там. Подай нож – Невпопад ответила пустотница, кажется уже не слушая брата. Вскинутая рука девочки указывала на черное пятно вентиляционной решетки у противоположной стены, выхваченное из темноты светом её фонаря – Держи фонарик... ага, вот так. Свети сюда. Нет, Кей, лучше ты свети, Роси, придержи здесь. Я сейчас, надо открутить пару болтов и...
Насквозь проржавевшая решетка с оглушительным грохотом свалилась на пол, обдавая вас затхлым смрадом из открывшегося за ней рукава вентиляционной шахты, очень давно не использовавшейся по своему назначению. Шахты, достаточно крупной, чтобы сквозь нее без особого труда мог пролезть не только ребенок, но даже и взрослый. Или несколько детей вместе.

– О нет! Предательство! Я окружен! Назад! Назад, вы мерзкие отродья, если не хотите познакомится с моим верным болтером! Бах! Бах-бах-бах-бах! Ааааа!!!! Нееееет!!!!
"Выронив" несуществующий "болтер", Маэлин картинно всплеснула руками и пошатнувшись рухнула в густую траву, утягивая за собой облепивших её со всех сторон "ксеносов", которые конечно же настолько превосходили благородного защитника Человечества числом, что могли позволить себе не считаться с потерями. Мгновение – и несчастный боевой брат оказался похоронен заживо под извивающейся массой многоногих ксеночудовищ, чьи яростно щелкающие хищные жвала, уже разрывали его освященный доспех, и только одинокая рука в силовой перчатке на секунду вырвалась из под груды их тел, в отчаянной попытке дотянутся до равнодушных небес, лишь для того чтобы в следующий миг безвольно упасть на землю.
– Братья... именем Императора... отомстите... за мою смерть... – Из последних сил прохрипел умирающий космодесантник, прежде чем с душераздирающим предсмертным хрюком отправится к подножию Золотого Трона, при этом закатив глаза, высунув язык и вообще скорчив такую рожицу, что оба маленьких "ксеноса" не удержавшись прыснули со смеха. Однако, ликование чужих, как и следовало ожидать было недолгим, а ответный удар Империума – стремительным и беспощадным

– Пшшш-пшшш! Понял тебя, брат Маэлин! Санкционирую орбитальную бомбардировку! За Императора и Человечество! – Резким движением сорвавшись с места, старшая сестра обхватила тебя и Саэви руками и покатилась по траве со своей радостно хохочущей добычей, при этом как-то ухитрясь очень ловко щекотать обоих сразу – Смерть отродьям Чужого! Бам! Бам! Бам-бам-бам! Бабах!!! Бдыыыыыщ! – Тонкие пальцы изображавшие падающие с неба снаряды градом посыпались сверху, нанося прицельные атаки в самые уязвимые места в экзоскелетах ксеночудовищ и не давая им возможности даже перевести дыхание от смеха – Противник уничтожен! Брат Маэлин, твоя жертва не будет забыта! Во славу Бога-Императора!
Старшая сестра триумфально вскинула руки, а затем не удержавшись, расхохоталась сама, падая на мягкую искусственную траву между тобой и Саэви и прижимая "поверженных врагов" к себе, в крепких объятиях. На несколько секунд, воспитанники "Гнезда", которым предстояло однажды возглавить один из самых одиозных и влиятельных кланов Скалтайна, сплелись в один заливисто смеющийся, дрыгающий конечностями и позабывший обо всем на свете клубок, рассыпавшийся на отдельных маленьких Гримальди, только когда для смеха им стало не хватать воздуха в легких.

Сквозь покачивающиеся под ненастоящим ветром, ненастоящие ветви ненастоящего дерева, неспешно плыли по ненастоящему небу, ненастоящие облака. Ненастоящая трава, мягко пружинила под твоим весом, щекоча кожу под задравшейся одеждой. Твоя ненастоящая старшая сестра, ласково обнимала тебя за плечо, мягко поглаживая по голове, с самой настоящей улыбкой, на раскрасневшемся от смеха лице. Через шумящую над вашими головами густую крону ненастоящего дерева, пробивались лучи ненастоящего солнца, игривыми зайчиками скакавшие у тебя на лице, заставляя зажмуривать глаза, и от этого всего почему-то казалось, что ненастоящим на самом деле был весь остальной мир, за пределами вашего сада. Словно это все остальное было фальшивым и неправильным, а реален был только ваш сад, ваш смех, теплая рука на твоем плече и негромкий шум листвы под голубым куполом вашего общего неба.

– Фуууф... Саэви... Саэви сдвинься чуть-чуть, мне надо нос почесать... – Маэлин осторожно высвободила руку из под недовольно надувшей губы младшей сестренки и поскребла кончик шелушащегося носа, скорчив ещё одну комичную гримасу, от вида которой Саэви опять захихикала полностью забыв об обиде – Вообще... вообще ну его. Пусть Нико и Роси сами Лиру ловят, ага? Как-нибудь и без нас справятся... – Маэлин убрала с лица растрепавшиеся волосы и облизнув пересохшие губы, вдруг сказала с какой-то странной дрожью в голосе.
– А давайте... давайте запишем картинку сейчас? На память?

Ты удивленно посмотрел на Саэви и встретил не менее удивленный взгляд в ответ. Пикт-рекордер Маэлин, доставшийся ей от матери, был ценнейшим и крайне ревностно охраняемым сокровищем твоей старшей сестры. В отличие от большинства из вас, толком не знавших своих родителей и с рождения воспитывавшихся в верности клану, Маэлин оказалась в "Гнезде" в возрасте семи лет, и хотя она и старалась скрывать это от своих новых "родственников", за три года она так и не смогла полностью отказаться от воспоминаний о прошлом. Никто не спрашивал и никто не говорил, но все знали что на пикт-рекордере, который она не отдавала в чужие руки даже на секунду, до сих пор хранятся старые картинки её родителей и настоящих братьев и сестер. Уговорить её записать на пиктер какие-то новые картинки (а значит, уничтожить какие-то из старых), на вашей памяти удавалось всего раза два или три и каждый раз это требовало общих усилий и долгих упрашиваний. А уж чтобы Маэлин предложила записать картинку сама – это было и вовсе неслыханно.
– Так. Давайте поближе, чтобы все были в кадре – Маэлин между тем уже вытащила пиктер и держа его на вытянутой руке деловито подбирала ракурс – Будет вспышка, так что постарайтесь не моргать! На счет "три", скажите Терра... ладно, Кей ты скажи, Саэви ты просто улыбайся. Раз...два... три... Терра!
Черная коробка пикт-рекордера звонко щелкнула, сверкнула яркая вспышка и ты невольно зажмурил заслезившееся глаза, совсем как тогда...

Комната за решеткой была ярко освещена холодно-стерильным светом нескольких закрепленных на потолке длинных люменов, и от резкого контраста этой нестерпимой яркости с темнотой вентиляционной шахты, у тебя заслезились глаза и пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем ты смог рассмотреть помещение в деталях. Впрочем не сказать чтобы это помогло – большинство предметов в лучшем случае имели крайне отдаленное сходство с теми, что тебе приходилось видеть раньше, а в худшем случае были совершенно тебе неизвестны и об их предназначении можно было только догадываться. Например можно было предположить, что гудящие и мигающие зелеными огоньками устройства около одной из стен – это когитаторы и логические машины, но для какой цели предназначалось жуткая конструкция, больше всего напоминавшая неудобную стальную кровать, над которой нависал целый лес механических щупалец и клешней, большинство из которых заканчивались лезвиями, иглами или сверлами, хищно поблёскивающими в неестественном свете люменов? И для какой цели, к этой кровати был прикован полностью обнаженный и обритый налысо молодой мужчина, дрожащий от холода и страха?
Резкий химический запах, который ты чувствовал в прошлой комнате, стал почти нестерпимым, разбившись на две знакомые ноты – антисептик и машинное масло.

– Ксеркс, я клянусь Святой Троицей, если этот образец будет столь же дефективным как два предыдущих, я заставлю тебя заплатить за его обработку вдвое, если не втрое. И я не приму жалоб, если процедура пройдет неудачно, учитывая качество материала, даже пятидесятипроцентный шанс на успех, это уже подлинное чудо Омниссии! – Пластальная дверь в правой стене комнаты с мягким шипением отодвинулась, пропуская внутрь двух человек, одним из которых несомненно был дедушка Ксеркс – пускай ты и не так часто сталкивался с патриархом клана, но его внушительную фигуру было сложно с кем-то перепутать. Второго же из вошедших ты видел впервые в жизни, но неестественно высокий рост, алая мантия с капюшоном, искаженный вокс-синтезатором голос и растущие из его спины извивающиеся щупальца мехадендритов, однозначно говорили о том, какому божеству поклонялся этот загадочный незнакомец, так фамильярно обращавшийся со всесильным главой клана Гримальди.
– Магос, я заверяю вас, если вы ещё не утратили способность удивляться, вас ждет крайне приятный сюрприз! – Добродушно прогудел в ответ Ксеркс, кажется совершенно не задетый грубостью служителя Омниссии – Предыдущие случаи, подвели нас из-за несовершенства своего тела. Но этот ублюдок совершенно здоров и силен как грокс! Вы бы видели, как отчаянно он отбивался! Едва не уходил одну из моих Рук насмерть, прежде чем мы его угомонили!
– Ксеркс, я видел твои Руки в деле и даже работал над некоторыми из них, я знаю на что они способны, так что оставь эту дешевую чушь для своих покупателей – Холодно проскрежетал в ответ незнакомец, подходя к прикованному к лежанке телу. Одно из извивающихся стальных щупалец техножреца змей скользнуло в его раскрытую ладонь и красноробый небрежно воткнул его в какой-то разъем у основания лежанки. Мерное гудение когитаторов, сменилось стремительно нарастающим гулом, темные экраны по которым бежали редкие зеленые символы, замигали включаясь и оживая, а жуткий механизм нависающий над прикованной жертвой, зловеще дрогнул – словно пробуждался от долгой спячки, какой-то голодный хищный зверь, почуявший запах крови.
– Именем Святой Троицы, я смиренно прошу могучих духов машины, о проведении священного ритуала Общей Диагностики! 01010000 0110...

– Лира, ты с ума сошла!
Горячий шепот Роси раздавшийся у самого твоего уха, едва не заставил тебя заорать от ужаса. Несмотря на то, что брат и сестра прижимались к тебе как личинки червей-стервятников в узкой норе, ты уже успел полностью забыть об их существовании, полностью поглощенный тем, что происходило внизу, пока слова старшего брата не вернули тебя к реальности
– Это даже не ящик! Это... это... если нас увидят, то это... – Роси захлебнулся возмущением, сверля Лиру таким взглядом, как будто она сначала обчистила его тумбочку, а потом ещё и насыпала ему в кровать подульевых сколопендр. Хотя нет – наверное даже в этом случае, Роси бы не выглядел настолько злым и настолько перепуганным. И пускай ты был и слишком мал, чтобы понимать чему именно вы стали свидетелями, но что-то подсказывало тебе, что брат прав и если вас заметят, то наказание которое вас ожидает будет куда хуже привычного "ящика". А заверения Лиры о том, что взрослые не знают об этом секретном лазе, звучали куда менее убедительно, когда между тобой и разоблачением стояла только ржавая решетка и вера в то, что никто из тех кто находится сейчас в комнате, не будет слишком пристально разглядывать потолок.
– Трусишь? Тогда беги. Никто не держит – Коротко бросила Лира, не отрывая взгляда от продолжающего свои жуткие камлания техножреца, по ту сторону вентиляционной решетки. Ты вдруг понял, что в отличие от теплого плеча Роси, прижимавшего тебя справа, тело сестры было каким-то неестественно холодным на ощупь. – Ты хотел увидеть, как делают куклы? Да? Смотри! И ты тоже смотри Кей! Тебе же было интересно, верно?! – Лира резко повернула голову к тебе и в её широко распахнутых черных глазах, было что-то пробуждающее воспоминания о твоих ночных кошмарах. На мгновение тебе даже показалось, что в глубине глаз пустотницы зловеще мерцают огоньки далеких звезд, с которых пришла её семья.
– Ты хотел узнать как командовать куклами? Сейчас узнаешь. Смотри. Внимательно.

– Кей?! Кей, что-то случилось? – Маэлин осторожно потрясла тебя за плечо и обменялась обеспокоенными взглядами с Саэви – Ты чего, плачешь? Ты что... ты что так расстроился, что я тебя поймала? Да ладно, меня вот вообще Нико поймал и он знаешь как больно меня цапнул?! – Девочка задрала рукав, показывая красный след на правом предплечье – И ты почти до конца продержался, дольше всех кроме Лиры! Ну?! Ну не плачь, ну! Вот, возьми!

Покопавшись в карманах, сестра достала оттуда сладкий протеиновый батончик, из тех которые вы все иногда получали на десерт (дешевая химическая фальшивка, на которую даже не посмотрит благородный из Шпиля и настоящая драгоценность, по меркам детей выросших в нижнем улье) и протянула её тебе. А через секунду, свой батончик тебе протянула и Саэви, как всегда не говоря ни слова, но не отрывая от тебя испуганного и умоляющего взгляда широко раскрытых голубых глаз. Ладошка младшей сестры робко обхватила и стиснула твою ладонь, словно пытаясь подбодрить.

– Кей... Кей что-то случилось? Ты же знаешь... ты же знаешь, что если что-то случилось, ты всегда можешь мне рассказать, да? Хорошо? – Старшая сестра осторожно погладила тебя по плечу с тревогой заглядывая в глаза, кажется сообразив что дело вовсе не в том что ты проиграл в "Стервятников" – Слушай... я не хотела говорить, до твоего дня рождения, но... я хотела тебе подарить мой пикт-рекордер. Хорошо? Только не удаляй все пикты из памяти, пока я не... – Она на мгновение запнулась и тряхнув головой продолжила уже решительнее – Ладно, ладно удаляй если хочешь. Хоть все. Только не плачь, ладно? Хочешь прямо сейчас подарю? Кей! Кей! Ну скажи что-нибудь, что ты, как язык проглотил!

– Язык уже купирован? Ты прав Ксеркс, я действительно приятно удивлен. Рад что мои пожелания не остались без ответа – Фигура в красной мантии согнулась над беззащитным телом будущего сервитора, осматривая его с деловитостью покупателя в мясной лавке, придирчиво отбирающего лучший кусок – Никаких признаков тяжелого заболевания или наследственных дефектов... генетическая стабильность, в пределах двух или трех по Годолкину... тело полностью совместимо с имплантами и аугментикой... Ксеркс, в чем подвох? Не считая того, что я бы предпочел полностью сформировавшийся и завершивший процесс взросления организм, образец идеален. С каких пор, вместо объедков с твоего стола, я получаю главное блюдо?
– Магос, прошу вас! Неужели так сложно поверить, что я люблю и ценю вас как партнера и хотел сделать вам приятное? – Гримальди гулко расхохотался собственной шутке и даже его собеседник издал какой-то странный, щелкающий звук, отдаленно напоминающий смешок, но когда "Стервятник" заговорил вновь, в его голосе не осталось и намека на смех – только холодная безжалостная ярость.
– Неважно, насколько здоров и силен пес, если он не поддается дрессировке. В этом мире покупается и продается все... кроме верности. А потому тварь не просто кусающая кормящую её руку, но и подбивающая на это остальную стаю... – Массивная фигура патриарха клана на мгновение склонилась над распростертым на лежанке телом, словно он и правда был огромным падальщиком из глубин подулья, готовящимся сожрать свою беззащитную жертву
– ... научится служить моему клану в ином качестве.

— Принятие зла – первый шаг к тому, чтобы не совершать его. – Ответило существо перед ней, подгибая под себя ноги и садясь в позу лотоса, словно расслабленный монах во время медитации. Его глаза выглядели красными только со стороны: при ближайшем рассмотрении, тёмный силуэт имел просто яркие пятна вокруг глаз, которые светились сейчас алы, а по центру этих пятен были вполне человеческие глаза с широкими ресницами. С короткой дистанции она могла также рассотреть, что у этого существа очень крупные заострённые уши, с мочками которые оттягивали к земле крупные кольца. Эта только дёрнулась чуть в сторону, глядя на него с лёгким испугом. Существо покачала головой в её сторону.

Когда все расслабились и Торако начала говорить, существо расслаблено положило руки ладонями вверх на свои колени. Кассим поклонился в ответ на приветствие Тору. Очень традиционно. Очень сдержано.

"Насколько я должна быть терпимой?", – спросила она. "Насколько?", – тихо, что девушка едва услышала его удивлённый голос. Кассим склонил голову вбок, а затем ответил её серьёзным и обеспокоенным тоном:

— Ты считаешь, у терпимости есть мерило? – Его голос даже слегка дрогнул, когда вопрос был озвучен вслух. – Какая глупость. Даже вне соревнования, ты должна быть терпима к окружающим, не говоря о... текущем.

— Если мы – нетерпимы, то чем мы лучше зверей? Если ты провалишь испытание – ты станешь животным, – коротко обрисовал тот правила, – как и все отринувшие привилегии быть человеком в моей Яме. Путь к терпимости – это принятие, а вслед за принятием – прощение. Путь к прощению – это понимание и честность. Всё, что тебе нужно будет сделать, для прохождения этого испытания – это сущий пустяк и формальность. – Развёл он руками смиренно.

— Тебе нужно понять и простить кого-то, против кого ты держишь тяжёлые чувства, – назвал мужчина первую часть испытания, от чего девочка вся сжалась, поджимая губы, – а затем, позволить понять тебя и простить в ответ тех, кто держал тяжёлые чувства против себя. – Закончил он. Повёл рукой в сторону, указывая на силуэты тёмных домов. – Согласие – не обязательно. Становится друзьями – не нужно. Даже если вы подымите друг на друга клинки... пока вы делаете это с чистым сердцем, а не с предубеждением и ненавистью – я это позволяю. Испытание начнётся... сейчас.

— Пока ты не окончила испытание, тебе запрещено сеять в себе или других новые тяжёлые чувства. В себе или окружающих. Как запрещено забирать то, что тебе не принадлежит. Испытание чисто от грехов.

— По поводу новоприбывших... есть, его ты можешь забрать без испытание. Он жив.

— Его завёл сюда один из грешников, что расположился на уровне. – Ответил ей тот.

— Однако, я не могу вмешаться в дела грешников: случайное насилие тоже часть цикла нетерпимости и если я решу его людей, то буду подталкивать их к насильственному решению. – Закончил мысль Кассим.

Дорога поутру выдалась приятной и неторопливой. Молодой рыцарь находился в благожелательном состоянии духа, даже забрался в повозку, как будто вновь став маленьким, не заботясь сейчас, на лесной дороге, о поддержании статуса, о том, что нужно быть важным и степенным рыцарем верхом на своем скакуне. Нет, сейчас сэр Эллер был настоящим.

И это сказывалось и на окружающих. Так, например, Ткач, глядя на общую пасторальную идиллию, улыбался солнечным лучам, пробивающимся сквозь листву падубов и вязов, улыбался птичьим трелям и лисьему хвосту, который мелькнул в зарослях. И лениво слушал беседу. Но и ему вскоре пришлось принять в ней участие.

— Что поделать, милорд.., - пожал плечами и вздохнул Сандерус, качаясь в седле своего Тихони. Он мечтательно поднял глаза ввысь: — Мы, чародеи — всего лишь дети. Parvuli sumus. Все дети мира плачут на одном языке, и все чародеи грезят о том, к чему прикоснулись, но никогда не владели в полной мере. Вы в детстве никогда не завидовали старшим двоюродным братьям? Так и мы — никогда не будем Источниками, но видим и, самое главное, понимаем, что в их власти. Легче бы было, если бы мы как любой мирянин, без претензий на звание магического аматора, жили своими обычными жизнями. Но, однажды прикоснувшись, увидев чудо, никогда не перестанешь грезить о нём. Магия изменения дарит нам иллюзию, что мы вновь видим это чудо... Знаете, есть хороший стих одного нашего современника на этот счёт...

Худой маг прокашлялся, набрал воздуха в легкие и продекламировал, не слезая с седла на аквилонском, хотя стих был заграничного поэта:
Будь у меня в руках небесный шёлк,
Расшитый светом солнца и луны...
Прозрачный, тусклый или тёмный шёлк,
Беззвёздной ночи, солнца и луны.
Я шёлк бы расстилал у ног твоих.
Но я - бедняк, и у меня лишь грёзы...
И я простираю грёзы под ноги тебе!
Ступай легко, мои ты топчешь грёзы...

Сандерус закончил, смущенно прокашлялся снова - в горле пересохло, потому пришлось приложиться к флящке с водой, что висела у седла. Он договорил, прежде чем тронуть коня и отъехать вперед, в голову отряда: — Так и выходит, милорд, что мы-чародеи подобны тому мечтателю, что коснулся небесного шёлка. А Источников многих из нашей братии воспринимают как тех, кто эти шелка топчет...

Анализ информации, собранной тактильными и обонятельными методами, подсказал, что текущее местоположение - багажное отделение автотранспорта. Хотя, нет, не подсказал, а напомнил. Вероятно, некоторые блоки памяти остались в работоспособном состоянии. Багажное отделение, не скован. Значит здесь по своему решению. Низкий уровень кислорода и повреждение массивов данных. Значит что-то пошло не так. Прошлый приоритет "выбраться наружу" остался в силе, но теперь был дополнен опциональным подразделом "не привлекать внимания".

Логические блоки сделали вывод, что багажное отделение без оборудования для открытия двери - это опасно, неразумно, странно. Человеческое существо известно своей способностью предугадывать попадание в нетиповые ситуации и придумывать способы их решения. Если нет механизма открытия, значит есть иной аварийный выход - стоит поискать внимательнее. Также следует провести короткий анализ собственного имущества на наличие светоизлучающих предметов.

Лёгкие увещания Алана не нашли отклика в душе головореза, который объективно легко мог воспользоваться своими навыками и скрыться в чаще леса. Однако гротескная реакция тифлинга возымела вполне положительный эффект. Уже подавленный быстрой смертью своих товарищей, человек явно не собирался сражаться и из последних сил пытался отсрочить неизбежное.

Одна секунда... и арбалет с колчаном и болтами упал с дерева на землю. Слезать с дерева он однако не спешил. Кроме того, он неуклюже попытался спрятать свой короткий меч, как соломинку, однако с учётом его балансировки на ветке ему это не удалось, и короткий меч упал на землю рядом с дальнобойным оружием.

- Я готов сложить оружие и не уносить ноги, - сказал он. - но я не готов слезать с этой ветки. Вы всё равно сможете арестовать меня, но для этого ополчению придётся залезть на дерево, а они не настолько ловки, чтобы не разломать все ветки.

Как обычно, более всего прикрываться законом любят те, кто его нарушают.
- Я сложил оружие и не оказываю сопротивления при аресте. Так что, если кто-то упадёт при попытке залезть на дерево, я формально буду к этому непричастен. - продолжил он, осмотревшись вокруг. - Нам заплатил деньги мужчина маленького роста. Мы должны были открыть огонь по вам, как только вы появитесь на горизонте. Предполагалось быстрое нападение. Мы должны были устранить хотя бы одного из вас.

На последнем предложении он указал в сторону гостей населённого пункта.

Коди посмотрел на сверток в руках француза, который облюбовали мухи. Желваки заходили у него на лице, рука дернулась к кобуре, но охотник сдержался

– Объяснитесь! – потребовал он так, что ни к кого не оставалось сомнений – или объяснения будут получены или начнется стрельба

Ситуация складывалась напряженная. Увидев кожу, индейцы переглянулись так, что не оставалось никаких сомнений, что страшная находка выпала у одного из них от быстрой езды. Пожилой индеец понял, что отнекиваться не выйдет – слишком хорошо он знал белых и понимал, что переговоры висят на тонкой ниточке, которая может оборваться в любой момент.

– Это голодный дух. Он жил в пещере в наших краях, в много дней пути на запад отсюда. Глупый молодой воин решил, что справится с ним в одиночку, чтобы доказать свою храбрость и пошел в те пещеры. Дух овладел им. Изменил его тело, победил его волю. Когда мы пришли за ним, было уже поздно. Он убил двоих из нас и убежал. Он побежал сюда, на восток. Здесь на прериях его убил какой-то охотник. Ваш, белый. Много злости, много силы – голодный дух хитрый. Он понял, что охотник сильнее и дал убить захваченное тело. Но не себя! Когда охотник подошел снять с индейца скальп, дух завладел и им! Мы отвезли тело нашего воина к старейшинам. Мы думали, что голодный дух – это теперь ваша проблема. В наших сердцах живет много ненависти к белым, это правда. Но старейшины заставили нас вернуться. Они знать, что белые подумать на нас. Они говорили, что нельзя оставлять зло на свободе. В пещере дух был заперт многие годы. Здесь он свободен и может творить зло. Мы следили за этим охотником. Мы нашли его лагерь, нашли кожи, которые он снимает со своих жертв. Голодный дух так раньше не делал, но охотник накопить много ненависти и голодный дух учится. Мы должны его найти его, убить, а после этого запереть!

Индеец закончил и повисла пауза.

– Коди, да этот старик брешет, как сивый мерин – начал было кто-то из молодежи, но старатель быстро шикнул на него, поставив на место. Момент был хрупкий. Коди напряженно размышлял. Соблазн махом закончить это дело, перестреляв индейцев к чертям, был велик – в конце концов, разве не за этим они ехали – но если допустить мысль, что старик прав, делу это не поможет, нападения продолжатся, а Коди будет похож на идиота. Коди оглянулся в поисках поддержки решению, что начало созревать в его голове. Первым он посмотрел на Комстока, но тот хранил молчание, лишь немного наклонив голову в сторону, что могло означать все что угодно.

– Ну а вы что думаете, господа – Коди обратился к поселенцам. – Вы люди бывалые, многое повидали. Стоит нам им верить?

И наконец Элис смогла собраться с мыслями, хвостик в ручках госпожи вновь стал активно наглаживатся.
- Значит за эту загадку и секрет вы хотите кровь? Допустим, тогда что же вы такого хотите рассказать о этой самой королеве?

На этих словах Винн встала со своего места следуя меж книжных полок выискивая нужную. "Ключевые фигуры в истории Новланда. Женщина быстро листала книгу, а Нирис лишь успевала разглядывать небольшие портреты и разглядывать стройные ряды букв описывающих биографию этих людей. И так пока на одной из страниц не была надпись "Леди Надезб"
И на всю страницу был нарисован портрет. Он казался таким новым, словно его только сейчас нарисовали. Таким живым, настоящим, казалось юная девушка с него смотрела прямо в глаза героини. Парочка рожек на голове, кроваво-алые крылья за спиной и жутко самодовольная ухмылка.... Было в ней что-то.... безумное. А еще только сейчас девушка поняла что нарисованная была.. Эстери.
- Почему я раньше не замечала эту книгу? - задумчиво пробормотала Элис. - На картине... У нее нет крыльев, но... Эстери? У истоков этого города стоит род Фламенг. И Надезб если верить всему услышанному важна для истории города, но... Информацию о ней... Опускают...

- Полагаю будет интересно самим заняться этой загадкой? - пропела Винн, на что Элис решительно кивнула соглашаясь со словами женщины.

- Кажется в их семье есть бунтарка, что пошла против семьи и ее имя... Хорошо известно в медицине... Генриетта кажется. Хм... Ты должна с ней познакомится, Нирис.

День I.
Заявки принимаются до 15:00 субботы по МСК.
Этим утром Маазек словно оглушён: ночной пожар храма был виден в большинстве районов города даже сквозь привычный туман. Последователей Навигатора можно отличить на улицах по потерянным или заплаканным лицам. Люди шепчутся о том, что сиреневое пламя - верный признак горящей Пыли. Да очевидно, что простой огонь никогда и не смог бы спалить каменный храм почти до основания! А значит, по утверждению некоторых, в деле наверняка замешаны маги. Ничего хорошего от них ждать не приходится.
И тут же новое известие распространяется по городу взрывной волной: дож Эррол убит во Дворце Республики! Версии разнятся: дож отправлен, заколот, загрызен, задушен подушкой, выброшен из окна и разорван на куски чудовищем. Но все сходятся на том, что смерть была жестокой, а убийца не пойман. Список подозреваемых варьируется от района к району: это то заговор Крачек, то самих патрициев. То безумные происки крысолюдов, то попытка торговцев организовать переворот, то месть береговых баронов за антифеодальную политику республики.
Между двумя шокирующими трагедиями привычная жизнь в городе словно замерла. Но это - затишье перед бурей. Кто посеял её, и кому придётся её пожинать? Меж тем, некоторые якобы очевидцы шепчут, будто видели в ночном тумане над бухтой тёмные фигуры. Неужели порождения мглы и проклятых вод готовятся поглотить остров? Сегодня этим бредням всерьёз никто не верит. Но вчера немыслимо было бы представить, что маяк Навигатора не будет выситься над утёсами привычным ориентиром, а уверенная рука дожа Эррола выпустит штурвал республики. Багрованая луна светила минувшей ночью, а значит, любые бедствия могут поджидать город в ближайшем будущем.
Тем временем Совет Первейших должен собраться для принятия экстренных мер и обсуждения кандидатур на пост нового дожа. А это значит, что материала для сплетен у маазекских любителей чесать языком наверняка прибавится.

День I.
Заявки принимаются до 15:00 субботы по МСК.
Этим утром Маазек словно оглушён: ночной пожар храма был виден в большинстве районов города даже сквозь привычный туман. Последователей Навигатора можно отличить на улицах по потерянным или заплаканным лицам. Люди шепчутся о том, что сиреневое пламя - верный признак горящей Пыли. Да очевидно, что простой огонь никогда и не смог бы спалить каменный храм почти до основания! А значит, по утверждению некоторых, в деле наверняка замешаны маги. Ничего хорошего от них ждать не приходится.
И тут же новое известие распространяется по городу взрывной волной: дож Эррол убит во Дворце Республики! Версии разнятся: дож отправлен, заколот, загрызен, задушен подушкой, выброшен из окна и разорван на куски чудовищем. Но все сходятся на том, что смерть была жестокой, а убийца не пойман. Список подозреваемых варьируется от района к району: это то заговор Крачек, то самих патрициев. То безумные происки крысолюдов, то попытка торговцев организовать переворот, то месть береговых баронов за антифеодальную политику республики.
Между двумя шокирующими трагедиями привычная жизнь в городе словно замерла. Но это - затишье перед бурей. Кто посеял её, и кому придётся её пожинать? Меж тем, некоторые якобы очевидцы шепчут, будто видели в ночном тумане над бухтой тёмные фигуры. Неужели порождения мглы и проклятых вод готовятся поглотить остров? Сегодня этим бредням всерьёз никто не верит. Но вчера немыслимо было бы представить, что маяк Навигатора не будет выситься над утёсами привычным ориентиром, а уверенная рука дожа Эррола выпустит штурвал республики. Багрованая луна светила минувшей ночью, а значит, любые бедствия могут поджидать город в ближайшем будущем.
Тем временем Совет Первейших должен собраться для принятия экстренных мер и обсуждения кандидатур на пост нового дожа. А это значит, что материала для сплетен у маазекских любителей чесать языком наверняка прибавится.

Передние колеса грузовика пошли юзом, морду снесло, но Айко сумела выправить ситуацию и отловить машину, не дав ей опрокинуться или развернуться, что нельзя было сказать о преследователях. Все произошло очень быстро, не смотря на то, что скорость движения была просто черепашья. Айзек только и успел бросить взгляд через плечо, как вдруг прямо перед ним нарисовался какой-то "Тортон", выруливший из подворотни. Рокеру пришлось активно маслать рулем, чтобы увернуться от не очень приятного столкновения с задницей пикапа, которая была точно на уровне лобового стекла его машины. Но уворачиваясь от пикапа пришлось выскочить на "грязную" траекторию, где лежало порядочно песка... Машину выставило боком и понесло точнехонько к ограждению набережной. Именно скорость, а вернее ее отсутствие и уберегло Дени и Айзека от куда больших проблем. Хозуки снесла боком хлипкое ограждение, свесила два колеса вниз и... застряла... Но это было еще не все.
Драться стоя на капоте... Катаной... с торчащим из окна противником... было задачей как раз в духе Наоми. Возможно, она даже справилась бы с номадом. Но ей не пришлось этого делать. Возможно, сыграл роль брошенный в салон пистолет, а может водитель просто отвлекся... Но поворот он пропустил и вильнув следом за Айзеком, чтобы увернуться от "Тортона" продолжил набирать скорость. Номад вдарил по тормозам слишком поздно. Не спасла ни АБС, ни неплохие навыки самого водителя, ни неплохая резина "Галены" рассчитанная на песок и плохое покрытие в целом. Просто не хватило места чтобы затормозить. Проломи заграждение, машина вылетела с набережной. Всплеск воды был слышен всем. Наоми в самый последний момент, когда скорость машины была уже достаточно низкая отправила себя в полет, что бы не улететь в воду и приземлилась на асфальт, разгружая связки кувырком вперед. Да, асфальт был жесткий и синяков на плечах и спине появится, но это все лучше, чем искупаться в сомнительной компании.
Где-то впереди, куда укатил грузовик, слышались приближающиеся сирены. Похоже, доблестный рыцари ЭнСи, они же ЭнСиПиДи, все-таки получили вызов о перестрелке близко к центру и теперь выслеживали грузовик. У Айко была некоторая фора, по этому можно было попробовать скрыться в подворотне. Это все еще было рискованно - можно было как попасться копам, так и на скорости вмазаться в угол здания. Все-таки маневрировать на скорости на этом грузовике было не то что бы просто. Особенно в таких узких улочках.

Дева. Подсвечивая себе путь мерцающей пластинкой, без проблем и особого труда преодолеваешь разделяющие тебя и тех, других, метры. По пути тебе встречаются только каменистый грунт, торчащие тут и там метелками былинки жухлой травы, и, пару раз, округлые, с твой кулак правой руки, густо утыканные по ребрам короткими и заметно кривоватыми спарками и тройками иголок кактусы. У них есть какое-то мудреное научное название, но все обычно называют их "бола-верде" - "зелеными шарами", и встречаются обычно подальше от города, уже в прериях, куда не долетает разносимая ветрами влага с Оросительного Периметра. Там, где есть хотя бы намеки на воду - властвуют опунции, "пастель-верде", там, где вода бывает только "сверху" и только в Сезон Дождей - королевства этих самых "бола-верде". Таким образом, раз вокруг есть "зеленые шары", но нет "зеленых лепешек", можно сделать предварительно-промежуточные выводы по поводу того, что находишься ты где-то там, где открытой воды поблизости нет. Где бы это "там" ни было.

Впрочем, память терзает тебя неведением совсем недолго, и стоит тебе слегка поднапрячься, сопоставив лежащие на поверхности факты и наблюдения, как она тут же выдает вердикт - ты в прериях. Даже, нет, не так - ты в Прериях. Тех самых, которые вокруг города. Что за город? ДжерСи. Ну, название такое. Ассоциируется со всем - и сразу. Все, что есть в твоей жизни, все твои мысли, желания, стремления, все и вся - там, в городе. Ни на вопрос о том, что ты делаешь тут, в Прериях, ни на вопрос о том, почему ты ничего не помнишь, вместе с тем, ответов у тебя самой для себя же пока нет.

"Мартина" - в следующий миг произнесенное "златовлаской", а выглядит она впотьмах именно так: будто с "короной", имя хлещет поперек сознания будто молния, расходится по кортексу серией вспышек, оседает где-то внутри приятной, умиротворяющей константой. "Мартина" - не просто слово, имя. И не просто имя - твое. Ты - и есть "Мартина". Так тебя зовут. "Мартина". Всегда ею была.

Лаборантка. Немного успокоив себя мыслями о том, что память тебе не выжгло напрочь, как древним греческим огнем, а так - слегка попортило, и она наверняка вернется, ведь как иначе - о других вариантах возможного развития нынешней ситуации размышлять решительно не хотелось. Ведь, по сути, что есть личность, если так подумать? Трепещущее на жердях воспоминаний рубище сознания - и только. Вырви жерди из песка, остальное ветрами перемен моментально куда-нибудь, да унесет. Человек же, лишенный сознания, есть суть зверь, движимый уже не человеческим, а звериным, и не мыслящий, а повинующийся тому, что в нем осталось от далеких предков - инстинктам, жаждам, импульсам. Жуть, короче.

Попутно волосы собственные чуть пригладив, не можешь не отметить, насколько мягки и, в то же время, упруги их пряди - не пышной митрой, но скромной диадемой венчают голову, рассыпаются по сторонам непослушными локонами. И, кажется, совсем-совсем светлые они - настолько, что даже на фоне бледной ладони - и в практически кромешной темноте - золотистыми полосками проступают.

Так или иначе, но закончив как с проверкой себя, так и с кратким экскурсом для всех присутствующих по краткому содержанию собственные догадки о происходящем с вами, приступаешь к осмотру той, другой девушки. "Сонора", вроде бы. "Санни". Цела у нее спина - ни крови, ничего, только на куртку нацеплялось тут и там типичного для ситуации "упала на землю и полежала" сора: тут травинка, там соломинка, здесь ползает какая-то мелкая, красновато-бурая, со слюдяными крылышками и крохотным крючковатым хвостиком, гнусь. Гнусь ты "в лицо" не узнаешь, но смутно припоминаешь, что в этом сезоне она не представляет какой-либо опасности - скорее трусливо сбежит, едва почуяв занесенную над собой Мечом Возмездия руку, чем начнет жалить - что "землю" под своими лапками, что "клинок". Но гнусь эта довольно коварна, и в другой сезон, когда станет сухо и жарко, не только ужалит, но еще и жвалами в кожу вцепится. Гнусь и есть, что с нее взять?

Схолар. Проверяешь себя, щупая сквозь тонкие рукава легкой куртки руки - целые, не болят. И в суставах двигаются нормально, в физиологически обусловленных пределах - что локтевые, что лучезапястные, что пальцев. Потом - проверяешь ее же, куртки, карманы. В левом "нижнем" - ничего, в правом - "обмылок" тонкой, эластиково-упругой на ощупь пластинки: прямоугольником, ладони в полторы, тонкой и легкой. Коммуникатор. В паре верхних, совсем мелких, "накладных" и явно больше декоративных - ничего. Зато во внутреннем, глубоком и на застежке, кармашке, обнаруживается сразу несколько карточек, штук пять или шесть - большей частью: пластиковых, разноцветных, с цифрами и магнитными лентами на боках, но на паре, что больше напоминают идентификаторы личности, у "набранных" строчками литерок, маячат фотографии. Под ветровкой - футболка-поло, в цвет "верху". Карманы же брюк-чиносов: легких, скорее серых - опять же, в тон всему прочему, чем каких-либо еще, подпоясанных тонким кожаным ремешком, пусты. А нет, не совсем - когда влезаешь поглубже в левый, на самом его дне нащупываешь небольшую коробочку: прозрачно-пластиковую, с откидным клапаном-дозатором, гремучую от своего содержимого. Драже, очевидно. Ноги заодно осматриваешь, охлопываешь - тоже целые, попутно походя смахнув со штанин пару-тройку мелких, но уж очень цепких насекомых. Скорпиформики, как подсказывает память. Скорей назойливые, чем опасные, в Сезон Дождей не отличаются ни особой агрессивностью, ни желанием кого бы то ни было жалить. Кеды на ногах еще, с блоками самозатягивающихся лент, на левом запястье - фитнес-браслета полоска темная, пара колечек на пальцах - средний на левой, мизинец - на правой.

Затем - где-то в процессе осмотров и проверок - запускаешь пальцы под пряди волос, проверяя затылок, шею. И практически сразу нащупываешь где-то в основании затылочной кости, точно по центру, там, где вот-вот начинается хребет, но еще нет, литое, явно интегрированное в кость и выступающее из кожи квартетом коротких, геометрически правильных лепестков инородное включение. Не щиплет, ничем не сочится, и вообще - просто есть.

Демонстрируешь спину, закончив с одеждой и самопроверкой, той, другой девушке. Не болит, не колется, но лучше проверить.

Пост находится в недоступной вам комнате!

Ампутант. Слишком ты "здесь" и "сейчас" для того, чтобы все это и правда было сном, видением - чем бы то ни было, отличным от объективности и реальности. И реальность такова, что руки нет. Нет руки - вот, прям, по локоть. Смутно проклевывается - будто росток из разбухшего семечка: скользко и неостановимо - осознание того, что это не необычное твое состояние, к сожалению, а вполне себе обычное. Усаживаешься пока, подтянув себя повыше, попрямей.

И, приподняв голову - а с твоим, надо сказать, ни разу не маленьким ростом это не так и сложно - бросаешь взгляд туда, за пределы тесноты занятых тобой мест, поверх подголовников. Маячит там, на фоне едва угадывающихся очертаниями водительского места, слева, и огороженного поручнем прохода к двери, справа, тщедушная фигурка. Ребенок, на четвереньках стоящий, уперев ладони в пол и растопырив хворостинки пальчиков в стороны. Судя по очертаниям - сезонов, может, двадцати - двадцати пяти, не старше. Тонкокостный, головастый, лопоухий, лысый не от "бритья", а "просто" - с едва заметным детским пушком у висков, на макушке, явно без одежды, тощий не просто до костлявости, а буквально засушенный так, что хребет из-под болезненно-бледной кожи частоколом проступает, череп только каким-то чудом не обламывает былинку шеи, а мослы рук и ног выглядят какими-то гипертрофированными бугристыми узлами на фоне тоненьких тросточек конечностей.

Замечает твой взгляд явно, блеснув впотьмах мутностью глубоко посаженных глазок. Улыбается, раздвигая тонкость едва наметившихся губ так, что провал рта, демонстрируя два ряда на удивление крупных, крепких даже на вид, ровных - один к одному, сходящихся пильными треугольниками зубов, разъезжается от уха до уха. Стрекочет.

Беженка. Быстро - быстрей, чем хотелось бы - придя в себя, ощупываешь тело: тонкое, худощавое до некоторой болезненности, но вполне девичье. Ничего не болит, ничего нигде не колет, не печет, не горит. Худи на тебе - просторное, мягкое, уютно-теплое, а на ногах - плотные джинсы. И обувь еще какая-то: впотьмах, под креслом, не видно деталей-подробностей. Звякают на правом запястье перекрутившиеся парой браслеты, набранные из граненых, прохладно прилегающих к коже бусинок, а на левом - плотно сидит, поджимаясь к коже, тонкий эластиковый браслетик то ли часов, то ли еще чего-то такого, со сглаженно округлым корпусом.

И пока ладони щупают одежду, снимая с шеи сползшую к затылку надувную подушку для сна, взгляд скользит по стеклянному барьеру, который отделяет тебя от ночи за собой, и к которому ты, не теряя времени, придвигаешься. Да, есть молоточек - в креплениях на стойке, разграничивающей собой "твой" оконный блок от того, что впереди. Ярко-оранжевая палочка, в которую сверху, поперек, вставлен, будучи продетым через полую, оранжевую же трубочку, металлический пруток, довольно хищно в таком виде торчащий как влево, так и вправо. Никак не закреплен, ни на что не закрыт, ничем не привязан - просто вщелкнут, там, в лапки вертикального крепления. Поблескивает над инструментом шильдик металлической таблички со штамповкой красных литер, но что написано, впотьмах не разобрать.

Блудница. Юбка - короткая, узкая: макси-пояс, которая "уже", но "едва" скрывает то самое, прилично-целомудренно поддернута - насколько это вообще в ее случае возможно - к коленкам, но не дотягивает до них как фавелы - до "Небес", на ногах - драные, но драные "как надо", а не "просто" колготки: крупной ядовито-фиолетовой сеткой, поперек грудной клетки - полоса нежно-сиреневого, будто литого из полулатекса-полупластика топика, полупрозрачного ровно до нижней границы норм приличия, и едва-едва сдерживающего в своих "объятиях" упругость - какой она бывает благодаря дыханию молодости, помноженному на мастерство пластических хирургов - груди, выпирающей из-под своей призрачной "темницы" не только сверху, но и снизу. А промеж ее, груди, "половинок" - втиснута какая-то скляночка, наполненная желтоватой, маслянисто оседающей на стенках при встряхивании жидкостью. Сумочка еще, под боком где-то: фиолетовая, будто чешуйчатая, с фиолетовой же ручкой-цепочкой. Кажется, застряла между сиденьем и бортом - тут либо с силой выдирать, либо выяснить, чем зацепилась, "освободить" - и вытащить. Тонкие и ничем не прикрытые руки, на запястьях которых мелодично позвякивают "связки" тяжелых браслетов, широкие кольца на бледных, но увенчанных довольно хищными "когтями" пальцах, толстая цепь с массивным то ли крестом, то ли каким-то амулетом - на тонкой шее.

Так или иначе, но, стоит тебе усесться повыше и скользнуть взглядом "поверх" сидений, как ты тут же понимаешь, что там не видно никого, кто мог бы таким, вот, голосом такие, вот, команды раздавать. Присмотревшись, и головой покрутив, замечаешь, впрочем, какое-то бледное пятно где-то там, впереди, в проходе. То ли ребенок голый на полу лежит, то ли что-то такое. Кукла, может? Или манекен? Автоматон? Да нет, вроде б - вон, шевелится.

Мышь. Усаживаешься, чувствуя, что, кажется, отлежала себе чуть, самую малость, ту руку, на которой, собственно, и лежала. И еще - что на лице остались "линии сна", отпечатав вдоль щеки точную карту складок рукава. В кофте ты - тонкой до невесомости, но такой, "под горло": рукава длинные, с манжетами, принт какой-то на груди. Джинсы еще, кеды светлые. И, если не считать тонкого, но яркого, будто собранного из десятков разноцветных колечек брючного ремня, вроде бы, все.

Осматриваешься пока. Пусто там - на соседних сиденьях. А под твоим, ближайшим к окну, прямо на полу - сумка матерчатая: простая, холщовая, с нашивками и значками на одном, видимо "фронтальном", боку, с широкой матерчатой лямкой, чтоб через плечо носить. Видимо, твоя.

Хулиган. Собственный голос звучит настолько хрипло, отдаваясь в горле саднящей "сухостью", что ты невольно морщишься - больше от неприятного ощущения "ссохлости", чем прямо, вот, от дискомфорта. И с языком - та же тема, и зубы как-то "сухо" чувствуются. Такое себе, короче, "послевкусие" - от пары-тройки-пятерки-десятки глотков чего-нибудь прохладненького, с горчинкой вкусной, чтоб смыть и сбить всю эту муть, не отказался бы.

Прихватываешь соседние кресла, ладони в подголовники вмяв, поднимаешь себя. Не без труда, но и без треска жильного. Тяжковато, но - так, как оно бывает после "полежал, почилив", не "повалялся, подыхая". Пара секунд титанических усилий - и ты "на" - а не "под" - креслах. Ноги "подобрав" так, чтоб не свисали никуда, а рядом, тут, на сиденьях были, к тебе поближе, суешь голову "над" рядами темных кресел.

Где-то там, впереди, в проходе маячит бледным пятном кто-то мелкий - кажется, ребенок. Совершенно точно не зверь никакой - угадывается в тщедушной фигурке что-то неуловимо-человеческое. Правда, без одежды, похоже, что малость странно. И с голосом, до того тебя потревожившем, этот мелкий марикон, в любом случае, ну никак не "соотносится". Может, колонку включал? Чей-то? А голый тогда почему? Обгадился, переодевали, потому и голый? Но чего он в проходе-то на четвереньках стоит? Странная хуйня, короче.

Всем. Медленно и с едва различимым гортанным стрекотом снова "тянет" что-то там, впереди салона, воздух, очевидно, ноздрями.

- Какамбда, бля…

Вторит тот же мужской голос, что до того, буквально - вот, мгновение-два назад, раздавался откуда-то из "хвоста" салона, сам себе же - с теми же тоном, интонацией, так же неразборчиво - только уже оттуда, из прохода.

- Кто насрал?

Влажный треск - как если бы мокрую, натертую жиром мешковину "по шву" дерут. И ребенок, припав грудью к полу, а ручки - поджав под себя, выгибает спину дугой. Миг - лопается по хребту, от затылка и до самого копчика, оголяя пиковато торчащие в ряд желтоватые позвонки. Щелкают они, позвонки, друг о друга, мелко и дробно задрожав. Чавкнув, поднимается первый - кажется, какой-то из шейных - на тонком, в карандаш, растягивающимся червяком, маслянисто поблескивающем впотьмах буроватом жгуте. Остальные - следом за ним буйной порослью над тельцем поднимаются, увиваются кольцами, хлюпают. Поклацывают жала "позвонков", расщепляясь венчиками костистыми, сходятся-расходятся клювасто.

А потом, будто по команде - синхронно - скрутившись тугими пружинами, гарпунами стреляют во все и всех, разметав по всему салону дрожащую паутину струнно вытянувшихся щупалец. Втыкаются в руки, впиваются в лица там, где могут. Где нет, лезут сноровисто за сиденья, шарят слепо по обивке кресел, будто - или не "будто" - стараясь нащупать живое.

Общее:
Плечо чернокожего узника с хрустом встает на место, звуки же издаваемые запястьями почему-то кажутся ужасно отвратительными и громкими, будто бы отражаясь эхом от стен каменного мешка. Но какой-то трагедии не случается, наоборот - вязкое лекарство приятно холодит кожу и прогоняет боль. Считанные минуты спустя Джаффа способен самостоятельно передвигаться и сам себя обслуживать.
А значит может и присоединиться к небогатой трапезе. Теплая пища после такого тяжелого дня казалась роскошью, пусть это и были просто вареные бобы и, кажется, овес. Широко известно, что солдаты легиона питаются так постоянно и, возможно, именно такой выбор блюда был не случайным, кто знает?
Впрочем, над такими вопросами никто особо и не думал - целой кадки каши, казалось, может и не хватить пятерым голодным мужчинам, но насыщение придет чуть позже, постепенно. Когда руки и лица будут отмыты от от остатков пищи, а по слишком знакомому желобу на кучу из тряпья и соломы вдруг скатились еще несколько скомканных кусков ткани и пучков соломы, будто бы обитатели крепости наверху всеми силами пытались сократить контакты с остальными обитателями Адовой ямы такими нехитрыми способами.

Вдруг, без каких-то внешних подсказок, кроме созерцания кучи соломы и тряпья, в головы присутствующих пришла общая идея - а ведь из этого можно соорудить вполне удобные лежаки-постели. День был длинным, насыщенным и весьма болезненным, отдых бы совсем не помешал. На свежем воздухе уже наверняка глубокая ночь.
Суд да дело, но кто-то приступил к созиданию первым, а остальные подтянулись.
Первопроходцем оказался Джаффа, еще заметно морщившийся от дискомфорта сломанных ребер, но достаточно работоспособный для такого нехитрого занятия.
Рассортировка тряпья и пучков соломы на пригодные материалы, незаметно втянула всех в общее дело. А совместный труд, как говорят, объединяет.
Пока об каменный пол пещеры что-то не звякнуло. По полу покатился старый, изъеденный ржавчиной, кованый гвоздь, одним лишь чудом закопанный в кучу и не воткнувшийся никому из узников меж ребер по приземлении в пещеру. Но устраивать скандал из-за нарушений техники безопасности, здесь было бы бессмысленно и потому этому не придали особого значения.

Сооруженные лежаки не обладали ни желаемой роскошью, ни заставляли испытывать гордость их владельцев, но для отдыха и сна годились.
Один за другим, усталые мужчины провалились в сон.

Траян:
Брусчатка мостовой чудом не трескается под тобой. Разносимые вонючим ветром песчинки дождем стучат по бронеплитам твоего львинного доспеха. Обезумевшие горожане собираются в неисчислимую толпу дальше по улице. Из их глаз и ушей льется кровь, словно бы каждая пора кровоточит. Картина того, как алый туман неподвластен ветру и взвесь вытянутой из имперских жителей взмывает вверх ужасает. Но твое сердце оковано сталью.
Кровь все заполняет и заполняет воздух, сливаясь потоками и целыми красными реками уносятся вглубь столицы, где все растет и растет башня черного света.
За строем твоих товарищей, прямо за твоей спиной испуганный юноша седлает лошадь, дворцовые слуги усаживают в карету ничего не понимающую женщину и плачущую на руках матери девочку. Толпа кровоточащих безумцев издают пронзительный вопль и несутся по улице на вас.
Ты расставляешь ноги для большей устойчивости и упираешь свой ростовой щит в камень мостовой. Секира в руке сверкает мощью.
- Быстрее, господин! Они атакуют! - Повернув голову назад, выкрикиваешь ты, верный преторианец императора, чувствуя удары в щит.
Отпихиваешь щитом одного, опускаешь топор и разрубаешь другого. Безумцы не бояться смерти, они повисают на наручах, карабкаются на могучие львинные доспехи. Кровь все льется и льется, кипя и разъедая небесный металл брони, железистый смрад разъедает фильтры шлема, пытаясь добраться до преторианца внутри.
Ни шагу назад, императорскую семью нужно защитить любой ценой. Лишь когда стук лошадиных копыт за спиной удаляется, ты позволяешь яду в легких парализовать тело.

Ганнон:
Удар под колено роняет тебя на истертый каменный пол. Тяжелая рука пленителя опускается на плечо. На трибунах сотни таких же, похищенных из домов и утащенных с улиц горожан, над каждым стоит еще человек - Безразличный к происходящему, словно бы в трансе, будто бы случайный человек - городской вигил, тучный торговец или бездомный попрошайка. Ничего не связывает похитителей друг с другом, кроме застилающего глаза тумана и шепота, которым они вторят безумцу в центре арены - седовласый, жуткий старик что-то распевает на неизвестном ни тебе, ни кому либо из присутствующих, языке. Черный свет вырывается из глазниц и рта жуткого старика и тот кричит в небо.
Кривой нож перерезает горло и тебе и всем пленникам на трибунах.

Марк:
-Тит! Тит! - Голос отца, как всегда тверд и властен, но ты слишком хорошо его знаешь, чтобы хорошо скрытая тревога скрылась от тебя
Ты находишь отца в окружении самых верных преторианцев, он уже облачен в свои доспехи, карта города и его окрестностей разложены перед ним на лакированном столе.
- Что случилось, отец? - Твой же голос дрожит так, будто бы принадлежит испуганному низкородному юноше, а не сыну императора и не соправителю величайшей державы мира.
- Бахаргал предал нас. Предал Империю! - Отец в ярости бьет латной перчаткой по столу, пробивая столешницу и разрывая бумагу карт. Энергоколбы, питающие костюм на мгновение вспыхивают, словно бы подпитываясь от ярости императора - Он творит что-то ужасное в амфитеатре.
Тревога хватает тебя за горло, но юношеское безрассудство быстро берет верх. Бахаргал всего лишь старик. Жуткий, но старик.
- Отец, я соберу гвардию и мы...
- Нет! - Император резко прерывает тебя, принимая шлем из рук одного из верных воинов. Доспех солдата спокойно гудит скрытыми механизмами, несмотря на то, что маска воина имеет вид яростно рычащего льва - Забирай сестру и мать, скачите из города в Аврегиум, я приказал верным легионам собираться там. Они защитят вас.
- Защитят? От кого? - Не понимаешь ты - А ты? Что вообще происходит?
Вместо ответа, Император срывает с шеи амулет, изображающий рычащего льва. Символ власти и символ императорского рода. А затем надевает шлем. Его голос теперь спокоен, он уже принял свою судьбу, передав с амулетом свою власть над государством.
- А я должен защитить Империю. Должен защитить вас, сын. Прощай.
За высоким оконным проемом дворца небо закрывают тучи серо-черного свинца, столб противоестественного черного света бьет в небеса, притягивая к себе багровые ниточки отовсюду в городе. Забрало-маска императорского шлема закрывается.

Общее:
Кошмарный или же липкий, тяжелый сон прерывает грохот открывающейся двери в стенах пещеры.
Загорелый мужчина в пыльном одеянии входит в пещеру и деловито начинает заменять перегоревшие факелы. Следом входит еще трое - Высокий чернокожий мужчина в потускневшей лорике сквамата, щитом баклером, закрепленном на поясе и небольшим бронзовым топориком, заткнутым за все тот же пояс из простой веревки. До блеска обритый череп выделяет его на фоне остальных - загорелых темноволосых людей в коротких кольчугах. Один несет на плече двуручный бронзовый топор, второй - копье и нмотанную на руку сеть с грузиками.
Чернокожий воин улыбается, демонстрируя желтые, но крепкие и крупные зубы.
- Подъем, братцы! - Его голос глубок и словно бы рокочет в стенах пещеры - Я слышал, те собаки наверху вас сильно отделали. Насколько все плохо?
Сопровождающие его воины сохраняют молчание, а факельщик просто продолжает свою работу, неторопливо обходя пещеру.