[LitM] Зодчие Туманов | ходы игроков | ✿ 1. Кровавое Устье

ДАЛВА ГОХ (БАГРЯНАЯ ЦИТАДЕЛЬ)
ГОРТ ГЕЛИН [Гвинедд, Брейнион]

День Луны, 5-й день месяца Ривион
1368 г. Р. И.

Новопринятых кадетов собрали во дворе Цитадели и разделили на две группы, на два братства: Минтей Брейлен, что на Старшей Речи значит «Братство Шиповника», и Минтей Драэнен, сиречь «Братство Боярышника» — по названиям тех кустов, чьи цветущие ветви вчера украшали тронный зал Янтарного Замка. Членам каждого братства выдали по серенитовому жетону, выглядевшему как крупная, почти в ладонь размером монета, на одной стороне которой был выгравирован символ гильдии — геральдическая пятилепестковая роза, с другой же — символ братства (цветок шиповника на жетонах Минтей Брейлен и цветок боярышника на жетонах Минтей Драэнен). Пентáур Хóремхеб — высокий смуглокожий южанин с экзотической внешностью и бритой головой, служивший в гильдии каштеляном Багряной Цитадели, — сообщил кадетам о том, что те будут вольны выбрать себе любую лошадь в гильдейской конюшне по окончанию брифинга, и что по любым вопросам касательно лошадей, провизии и снаряжения, а также своих комнат в цитадели они могут обращаться непосредственно к нему. Отныне «Шиповники» поступали в подчинение к присутствовавшему тут же провост-мастеру Тибáльду Рóго (атлетического сложения мужчины с оливковой кожей, проседью в коротко стриженых каштановых волосах и воинской выправкой), а «Боярышники» — к провост-мастеру Изёльт Фирáн (среднего роста и лет женщине с длинными иссиня-чёрными волосами, заплетёнными в косу, мраморной кожей, покрытой старыми шрамами, и пронзительно-голубыми глазами). Про себя наши герои отметили, что космополитичность, очевидно, была традицией в гильдии Красных Маршалов, судя по внешнему виду и именам каштеляна и провост-мастеров: Пентаур очевидно был кеметийцем, Тибальд — из Аквилеи или даже Элации, а Изёльт — однозначно из Галлии.

После стандартного инструктажа касательно правил цитадели (с которыми кадеты и так были знакомы, поскольку их прошлое обиталище — казармы — находились здесь же), Пентаур, Изёльт и Тибальд по очереди озвучили права и обязанности Красных Маршалов:

«Красные Маршалы — последний рубеж между Сумерками и нашим миром. Мы обязаны всеми доступными силами прекратить распространение Сумерек в Даярене, в Срединном Мире», — торжественно возгласила Изёльт.

«Под Сумерками мы понимаем следующее, не ограничиваясь данным перечнем: Скверна, порождения Скверны — феонды, Пороги, ведущие в Мир Сумерек — Рунгвид, а также Пороги, ведущие в Мир Теней — Арлливион, культы, почитающие сущностей из Сумерек, богов Скверны, саму Скверну, а также осквернённых богов из Теней, чернокнижники, использующие силы Сумерек и Теней для своих чар, а также Зодчие Туманов», — внимательно вглядываясь в глаза каждого, сказал Пентаур.

«Но Сумерки — это не только Скверна, осквернённое и те, кто почитают её и помогают ей распространиться. Это ещё и сумерки в сердцах и душах обитателей нашего мира: зло во имя зла, алчности или собственных интересов; отрицание морали и законов; бесчестие и преступления против мирных жителей Даярена», — подхватил Тибальд.

«Красные Маршалы — не просто охотники на Сумерки, хотя это и есть их первая и главная священная цель. Это защитники человечества, заступники Старших Рас и охранники Младших Народцев пред лицом не только сверхъестественного зла, но и зла обыденного. Мы никогда не игнорируем преступления, мы всегда защищаем тех, кто не может себя защитить, мы всегда находим и передаём в руки закона преступников, но мы никогда не чиним самосуд, не выносим приговоры и не приводим их в исполнение», — хором завершили озвучивание Кодекса Красных Маршалов все трое.

«Вам может показаться противоречивым то, что с одной стороны мы «уничтожаем Сумерки», с другой же — «не приводим в исполнение приговоры». Путь Красного Маршала ---- одновременно и широк, словно пролив Правого Крыла, разделяющий Лионесс и Дехей, ибо задач у нас множество, и узок, словно волосок прекрасной девы, ибо разница меж истинными Сумерками, Сумерками во плоти — Скверной, культистами, чернокнижниками, феондами, — и меж Сумерками души — преступниками, творящими беззаконие, — порой размыта и нечётка, и вы обязаны полагаться на глас сердца, крик души и принципы морали и воспитания, вынося суждение», — Пентаур постучал себя по груди, словно указывая на источник истины, которой Красные Маршалы обязаны руководствоваться. — И потому мы предпочитаем убивать лишь тогда, когда мы чётко уверены, что столкнулись с Сумерками во плоти. С Сумерками души — убийство всегда должно быть крайней мерой, лишь в случае самозащиты или защиты тех, кому они угрожают, и лишь тогда, когда иных выходов нет. Запомните это, кадеты. Вы обладаете невероятной властью, но и ответственностью, и спрос с вас будет в сообразной мере».

🜌🜌🜌

После этой короткой церемонии кадеты разделились на две группы — на свои братства — и отправились получать брифинг от своих провост-мастеров.

Тибальд отвёл своих подопечных в Южный зал и пригласил сесть в кресла с высокими спинками, расставленными по периметру длинного стола. Бóльшую часть поверхности стола занимала огромная карта Лионесса с воткнутыми в неё там и тут шпильками с разноцветными навершиями; вокруг же высились аккуратные стопки документов, книг свитков, с маниакальной точностью по отношению к карте были расставлены чернильницы и письменные принадлежности, между которыми располагалось огромное блюдо с орехами, разнообразными фруктами — виноградом, яблоками, грушами, гранатами — и нарезанными ломтиками сырами.

— Кровавое Устье — а именно так со Старшей Речи переводится «Абер Гваэд» — названо так из-за тёмного и кровавого прошлого, которое, к сожалению, никак не желает отступать, — Тибальд начал свой брифинг, коснувшись указательным пальцем красного навершия шпильки, воткнутой в карту там, где был нарисован этот город. — Расположившись на мысе Кемлин, в устье реки Танад, что берёт свои истоки из озера в сердце Коэдвена, Абер Гваэд ныне — процветающий торговый город, а его окрестности — центр земледелия и животноводства, коими славится Гвинедд. Его население наполовину состоит их гойделов, наполовину же — из кимров и хорвиннов, хотя те обычно и не любят, чтобы их так именовали (за исключением разве что нашего главного министра, который это прозвище — «потерянный» — словно в насмешку над родичами взял себе в качестве родового имени: Ридейри Хорвинн). На рынках Абер Гваэда порой можно повстречать и лесных альвов, и даже — редко, но всё же — Младших Народцев, коих привлекают людская выпечка, сладости, молоко и зерно. Что делает это место с одной стороны доступным для того, чтобы расположить к себе местный народ, — орехово-карие глаза Тибальда, опушенные густыми ресницами, бросили мимолётный взгляд на Эйнет, — с другой же может стать потенциальной проблемой, — провост-мастер перевёл взгляд на Моркара и задумчиво уставился на него.

— В течение последних двух недель мы получаем донесения из Кровавого Устья о смертях местных жителей — на первый взгляд абсолютно несвязанных друг с другом: разные места, разный возраст, разные народы, порой даже разные расы, разное время, разные причины — кто-то умер во сне, кто-то — от хвори, кто-то наложил на себя руки, кого-то убили, кто-то скончался от старости… Но всегда одно и то же происходило с телами этих девяти умерших: они невероятно быстро разлагались, менее чем за сутки превращаясь в густую зловонную чёрную жижу, что, согласитесь, несвойственно ни людям, ни альвам, ни даже зверям, птицам и прочим формам жизни. И учитывая небольшой промежуток времени, в рамках коего всё это произошло, напрашивается мысль или о невиданной доселе форме чумы, или о Скверне… хотя тела, кои осмотрели местные священники Пресветлого Пламени, не проявляли признаков оСквернения — а лучших специалистов в определении Скверны на земле нет. Если это эпидемия неизвестной хвори — нам срочно нужно принять важные решения и обезопасить жителей города и королевства. Если это проявления Сумерек, что тоже не исключено — нужно понять причину, источник, и сделать всё возможное, чтобы подобные инциденты не повторялись вновь…

Тибальд взял самый верхний свиток в стопке оных, выложенной в виде пирамиды, и протянул кадетам:

— Тут — сведенные воедино донесения о смертях, это всё, что я знаю на данный момент, но, может, у вас будут иные вопросы?


          𝖄𝖘𝖊𝖚𝖑𝖙 𝕱𝖎𝖗𝖆𝖓𝖙                  𝕻𝖊𝖓𝖙𝖆𝖜𝖗 𝕶𝖍𝖔𝖗𝖊𝖒𝖍𝖊𝖇                    𝕿𝖎𝖇𝖆𝖑𝖉 𝕽𝖔𝖌𝖔

– Как нам следует добираться до этого Кровавого Устья? – немного подумав, задал вопрос Моркар, приглядываясь к карте и указанному на ней месту. Голос эдлинга звучал устало, похоже было на что этой ночью он выспался скверно – По суше, или нам выделят места на каком нибудь идущем в том направлении корабле?

×××

В том что в странных смертях было виновато злокозненное колдовство Моркар не сомневался. С тех пор как туман над его разумом развеялся, он припоминал как при его дворе в Катерике говорили об исчезновениях людей, о том что те кто вызвал неудовольствие госпожи Аридеи – часто умирали при необычных обстоятельствах. Звучало быть может не слишком похоже, но Моркар нутром чуял – всё это было если и не частью одного заговора, то наверняка сродни друг другу.

Насмешливое лицо Аридеи, как всегда прекрасное, как вживую встало перед мысленным взором. Едва сдержавшись чтобы не сотворить троичное знамение, Моркар притворно закашлялся и коснулся укрытой плотным шарфом шеи. Этой ночью мерзавка доходчиво напомнила о том что всё ещё способна дотянуться до него, где бы она нынче не пряталась. След в виде изящной женской ладони до сих пор не сошёл с горла принца – и Господь Всемогущий, как же он чесался, и как же болела голова. Моркар был уверен: кошмар мучивший его ночью, как и этот след были делом рук проклятой ведьмы. Он не стал показывать его соратникам – Аридея была только его прошлым, и он не доверял им настолько чтобы делиться этой частью своей жизни.

Утренняя служба в городском соборе – на которую Моркар отправился после пробуждения, не избавила его ни от ведьминой метки, ни от стучащей в висках головной боли. Перед тем как всех их призвали на двор Красной Цитадели принц успел только заплатить носильщикам чтобы они перенесли его пожитки с постоялого двора на котором он остановился по прибытии в город, и должно быть в строю новобранцев он выглядел так будто бы всю эту ночь беспробудно пил и теперь страдал от похмелья. Может стоило и в самом деле отправиться с эттирами и надраться всласть – всё было бы не так обидно.

"Однажды я сомкну руки на твоей собственной шее, тварь" – зло думал Моркар слушая речи командиров, и искренне пытаясь не упустить ничего действительно важного. Ужасно хотелось почесаться, но он полагал что лучше было терпеть нежели объясняться...

×××

– И ещё – вынырнув из воспоминаний и сосредоточившись на деле добавил он, подняв голову от карты и переведя взгляд на Тибальда – Кто правит в городе? Можем ли мы рассчитывать на содействие? Какие у нас полномочия?

Вятко проснулся от собственного рева. Не крика ужаса, который издают жены при виде шатуна зимой или врагов у деревянного тына, опоясывающего деревню, а скорее рыка раненного зверя, который из последних сил бросается на охотника, стараясь унести того с собой за Калинов Мост и речку Смородину. Последнее, что он помнил, это темный сон с мерзкой тварью, порождением Нави, которая смогла пролезть в уста несмотря на то, что сам велет пытался скинуть тяжесть с членов и всей своей волей заставить непослушные руки двигаться и сбросить скользкую пакость с лица до того как произошло непоправимое. Охотник поднес к лицу ладони и заметил следы от глубоко впившихся ногтей, которыми он расцарапал кожу, стараясь или заставить руки двигаться или свое тело сбросить оковы морока и проснуться. Обычно молодой и веселый Горностай падал в легкий и освежающий сон, где сновидения танцевали в легком танце и поутру уносились из головы, оставляя лишь сладкую истому и чистую голову, но сегодняшнее видение явно было чем-то иным, порождением зла и темных сил или злых духов.

Воин резко откинул шерстяное одеяло, выданное при заселении в новый дом, и подошел к блестящей медной чаше умыться. Богатство местных земель до сих пор поражало воина, ведь это ж надо, простому дружиннику выдать такую большую и дорогую чашу из чистейшей бронзы, да еще и отшлифованную искусным мастером так, что в нее смотреться можно было, особенно если набрать не мутной воды из ручья или болота, а чистой родниковой или колодезной, которая и плескалась сейчас под ладонями велета. Умыв лицо и прочитав материнский наговор, прогоняющий насланный темным миром сны, мужчина начал омывать тело. И под левой грудью заметил то, чего там раньше не было - темное пятно в виде змеиной головы с высунутым раздвоенным языком. И чем дольше он всматривался в него в отражении медной чаши, тем больше ему казалось, что проклятый язык начинал еле заметно плясать. Промыв глаза еще раз и списав все на движение воды, Вятко достал свою лучшую одежду, ведь мороки мороками, а служба службой. Позорно будет опоздать на службу в первый же день.

Из сундука появились синие портки грубой шерсти, новые шерстяные обмотки, чистая нижняя рубаха, которая заменила промокшую от пота сегодняшнюю одежду, и чуть более вылинявшая, но также синяя шерстяная верхняя рубаха с красными полосами по краям рукава, подолу и горловине. Хоть цвет ее уже был явно не первой свежести, шесть была тонкой и хорошей выделки. Охотник отдал за нее несколько шкур на привале эттирскому купцу, слишком уж она полюбилась воину мало что была сделана не на велетский манер, а по крою северных мореходов и не было на ней обычных узоров, принятых в его землях. Подпоясавшись своим простым темно-красным кушаком и надев походный темно-зеленый плащ, купленный недавно перед ритуалом в Янтарном Замке и потому ни разу еще не надеванный, воин заколол его медной брошью и вышел из комнаты.

Первый день вновь начался с церемонии. На этот раз представления десятников, которым должны будут подчиняться новые рекруты. Внимательно осматривая и слушая сначала кастеляна, затем - нового командира, велет ненароком оглядывал и подмечал, с кем на этот раз ему предстоит на деле доказать, что не зря вечноюная королева и повелитель янтарного зала проявили милость и приняли его в отряд. Рядом стояли воин-князь из далеких земель, тот самый, который на пиру предупредил его о тяготах любви, рыжеволосая дева, вручившая странный колдовской подарок накануне и просоленный морскими ветрами старший из эттиров, повидавший на своем веку много бурь.

Когда же рассказ нового десятника окончился, Вятко выслушав княжича из далеких земель и удивляясь, что тот пришел с закрытым шарфом шеей, тогда как еще вчера этого шарфа не было, в свою очередь привстал с резного стула и поклонился:
- Позволь мне задать вопрос, воевода. Я вижу, что ты умудренный годами и опытом воин, повидавший многое. А также готов биться об заклад, что ведома тебе и книжная наука. Не известно ли, было ли что-то подобное в этих землях раньше, чтобы люди так быстро разлагались, становясь жидкой тьмой? Говорят ли об этом что-то летописи этой земли или соседних? И что ты думаешь сам, воевода? Я вижу, что ты мудр, и советом и словами твоими пренебрегать было бы глупо.

При этом в голове самого велета метались быстрые мысли, стараясь ухватить и вспомнить, говорили ли что-то подобное сказания его народа или сказители у костров, которых он повидал бессчетное множество за время своих странствий

Тибальд сделал лёгкий поклон Моркару, то ли в ознаменование своего почтения к высокородному статусу эдлинга, то ли просто проявляя уважение резонному вопросу:

— Вам всем выдадут лучших лошадей королевских конюшен, как и сказал это ранее Пентаур… Однако то, как вы будете добираться до Абер Гваэд — решать вам, и тут мой ответ как раз будет уместен и для других ваших вопросов — про содействие и полномочия. Стоит помнить, что гильдия Красных Маршалов, пусть и коренится в нашем древнем прошлом — в Ордене Красной Розы — всё-таки является новосозданной структурой Брейниона, о которой пусть и знают многие, но многие из этих многих пытаются делать вид, что слышат о нас впервые. Причин тому — множество: и боязнь перед Старшими Расами, уничтожившими Орден Красной Розы, и нежелание вступать в открытую конфронтацию с Церковью Пресветлого Пламени, прихожанином которой являюсь и я, — пепельновласый элатиец едва заметно улыбнулся Моркару, — ведь космополитность гильдии привлекает внимание Инквизиции и рыцарских орденов Церкви… Ну и не стоит забывать, что Вольные Земли — это не большая счастливая семья. Все королевства становятся едиными лишь при наличии угрозы, которая грозит крупными неприятностями всем членам Брейниона, в противном случае — «своя изба дороже», — Тибальд подмигнул Вятко. — Даже внутри одного королевства, которое и без того слишком… кхм… разрознено. Ни для кого не является секретом, что остальные государства Брейниона думают о Гвинедде из-за того, что у нас два равноправных правителя.

Какое-то время высокий стройный воин ходил туда-сюда, очевидно погрузившись в раздумия и пытаясь найти оптимальный способ ответить на вопрос альбионского царевича. В конце концов тёмно-зелёные глаза Тибальда встретились с очами каждого из братства Шиповника, и провост-мастер продолжил:

— Потому вне столиц вы можете рассчитывать только на себя и на то, насколько верны жители и правители территорий, в которых вы окажетесь, старым заветам. Теоретически у вас полномочия как у королевских эмиссаров: вы можете попросить о помощи, вы можете потребовать крова и транспорт, вы можете арестовать преступников, но вот то, как воспримут это местный люд и власть имущие — это абсолютно иное дело. Наши народы только начинают привыкать к существованию Красных Маршалов, и не стоит ждать пиетета или беспрекословного выполнения ваших распоряжений и просьб; учитывая же непростую политическую ситуацию и в Брейнионе, и на всём Лионессе — я рекомендую помнить о том, что у вас благородная миссия и поддержка Совета Владык — тогда, когда дело дойдёт до необходимости вмешательства с его стороны, но до тех пор — вы просто независимые сыщики и расследователи, которых контрактовало правительство Гвинедда на помощь в решении сложных дел. Так будет и понятнее прочим, и спокойнее, и менее привлечёт внимание к вам со стороны тех, кто уже знает, что Красные Маршалы — их враги априори. Потому свои жетоны маршалов используйте лишь в случае крайней нужды, и в основном полагайтесь на самих себя и свои способности, за которые мы и — даже больше — высшие силы — избрали вас ради сей миссии…

Мастер Рого тяжело вздохнул и пожал плечами:

— Я надеюсь… Нет, не так. Я верю, что отношение к нашей гильдии изменится — со временем. Нам всего одиннадцать лет; когда Красные Маршалы отпразднуют четверть века своего существования — их будут узнавать везде и всюду, когда наша гильдия ознаменует полвека своего существования — любой вельможа будет рад принять нас в своём замке и предоставить максимум своей поддержки и ресурсов… Но, увы, не ныне. Для того, чтобы всё стало именно так, как я сказал, все мы, гильдейские собратья и сёстры, обязаны приложить максимум усилий для того, чтобы наша гильдия ассоциировалась с благими делами, спасением невинных, поимкой злодеев и передачей их на справедливый суд… Думаю, вы уловили суть. Итак, по существу: правитель Абер Гваэд — Гвертевир ап Кадно. Он — кузен нашего сенешаля, который на самом деле имеет больше прав на владычество городом, чем Гвертевир, но… Он слишком честен, слишком привержен королю и законам, и всегда был таковым. Потому когда его семья погибла в чудовищной катастрофе, и отец Анарауда, да хранит Господь Бог его душу в посмертии, забрал подростка Карадока и вырастил, воспитал его вместе со своим родным сыном, Анараудом, не отличая одного от другого, местные вельможи, в крови которых куда больше изумруда, чем рубина

*

, избрали своим новым предводителем Гвертевира.

Тибальд с искренним сожалением во взгляде развёл руками:

— По этой причине вы, к сожалению, вряд ли можете рассчитывать на безусловную и искреннюю поддержку со стороны местного правительства; скажу даже больше: если вам таковая будет обещана, подумайте дважды и начните всегда озираться по сторонам... Хотя и без обещания поддержки это всё ещё весомый совет тем Красным Маршалам, которые отправляются в Кровавое Устье.

Элатиец подошёл к высокому кабинету с уймой шкафчиков на своей лицевой стороне, открыл один из них и выудил оттуда кожаный мешочек. Положив его на стол перед братством, Тибальд продолжил:

— Как я уже сказал, если вы решите отправиться по морю, что будет быстрее — решайте сами. Этого золота будет достаточно на места на корабле, отправляющемся из Горт Гелина на юг, через Абер Гваэд. Однако обычно корабли лошадей не перевозят — эти воды непросты, а также далеки от источников важных товаров, и любая возможность заполнить трюм не лошадьми, но нашими товарами в надежде обменять их на «их» товары всегда в приоритете у капитанов. Я не утверждаю, что это невозможно, но всё же — если вы решите быть в седле во время вашего расследования в Абер Гваэд, возможно, стоит отправиться по суше, а золото, — мужчина указал взглядом на мешочек на столе, — послужит вам для оплаты постоя и пропитания для вас и коней. Тем не менее, — Тибальд поднял руки, показав ладони нашим героям в защищающемся жесте, — я не утверждаю, что отправиться по суше будет лучше; кто знает, может, вы сможете убедить капитана взять и вас, и ваших коней в качестве пассажиров. Стоит поспрашивать… Помните — как только вы выйдете за врата Багряной Цитадели, вы окажетесь сами по себе. Вы — не царевичи, не королевичи, и даже не эмиссары короны, вы — те, кто должны привлекать к себе максимально минимальное внимание, чтобы Сумерки не заметили вас, потому вся логистика — к сожалению — на вас.

Тибальд достал свой маршальский жетон — на нём была изображена ольховая шишка — и торжественно показал его кадетам:

— В тех местах, которые лояльны Брейниону и его идее, у тех феодалов, которые — сторонники идеи содружества и взаимопомощи, этот жетон сможет творить чудеса. Ибо таким он и подразумевался изначально. Но… Как я уже сказал, мир меняется медленно, исподволь, потому для того, чтобы спустя полвека в любом уголке Земли при виде нашего жетона любой был готов помочь не по доброте душевной, но из уважения и почтения к нашей гильдии, нам нужно будет приложить максимум усилий. И потому... Будьте осторожны и избирательны в том, кому вы доверяете, показывая свой жетон.

✿ ✿ ✿

Пусть Тибальд и, казалось, позабыл о вопросе Вятко, всецело отдавшись повествованию про Абер Гваэд, правителя оного и непростом деле бытия Красным Маршалом, его ответ на самом деле был не нужен, поскольку память велета услужливо преподнесла мужчине воспоминания о подобном.

— И у каждого болота есть своё сердце, дитя, — старая Велена, ворожка и повитуха в селении Вятко, уставилась белесыми незрячими глазами на мальчика, от чего у того волосы на затылке стали дыбом: он был уверен, что пусть даже и в побитых катарактой очах Велены и не было зрачков, она точно вглядывалась в глаза подростка. — Обычно бьются они неспешно, тихо, вязко, как и живёт вода в топях: неспешно, тихо, вязко. И сердце болота — просто сердце, просто обитель духов, что живут там: куда чаще духи хлада, куда реже духи света, которые по лишь им ведомым причинам избрали себе своим местом обитания эти топи, или тот торфяник, или вон те болота. Но если вдруг жуткая смерть, или преступление произойдут и свершатся в таком месте, и прольётся кровь, в которой ещё бурлит и боль, и гнев, и ненависть, и страх, и разочарование, и неожиданность от предательства — вот тогда такое сердце становится Сердцем. И тогда такие топи становятся опасными: духи притягивают, завлекают невинные души в чрево болот, ибо Чёрному Сердцу Топей нужно биться, и заставить его делать «тук-тук-тук!!!», а не просто «тук… … … тук… …», может лишь повторение боли, страха, ненависти, ярости и горечи от предательства… Думаю, ты понимаешь, к чему я веду, малыш. Никогда не следуй за болотными огоньками. Никогда не устраивай постой на границе топей. Помни мою историю.

Вятко вновь содрогнулся от картин, которые нарисовало ему его буйное воображение и цветистая речь Велены, но всё же осмелился задать вопрос:

— А почему никто не понимает, что что-то не так с такими болотами? Можно же позвать волхва? Ведунью? Ты же и сама, бабушка Велена, можешь такое сотворить — очистить матушку-землю от Нави?

Старуха улыбнулась, попытавшись хотя бы улыбкой передать всю глубину своей любви и нежности к мальцу, раз уж взглядом слепых очей ничего передать невозможно:

— Потому что Чёрное Сердце коварно. Оно жадно. Оно пожирает не только чувства, которые испытывает его жертва в момент смерти, но и плоть её. Буквально за один восход и закат Солнца — тело превращается в часть болота… Становится чёрной вязкой жижей, которая опасна — ведь она уже часть Чёрного Сердца Болот…

В тяжёлый хмельной сон Фьёльнир проваливался счастливым. Нежданная встреча со старым товарищем, обернувшаяся надёжной возможностью послать весточку домой, вселяла надежду в сердце скитальца. Северянин благодарил богов за возможность развеять терзание близких и засыпал с улыбкой на устах. И сколь приятным был отход ко сну северянина, столь же тяжёлым было пробуждение, и отнюдь не похмелье, коим твёрдо знавший свою меру мореход страдал не часто, было тому виной.

Открыв глаза, Фьёльнир неспеша обвёл взглядом комнату. Дыхание его оставалось медленным и ровным, как у крепко спящего человека — видавшего кошмары наяву непросто было напугать во сне. Ни зрение эттира, ни его слух, хотя и не такие острые, как в юности, не выявили угрозы, и всё же чувство тревоги не покидало Беспокойного. Там, где не помогли глаза и уши, на выручку старому волку пришёл нюх, уловивший такой странный, волнующий и такой чужой приторно-сладкий аромат, словно в обильно сдобренное патокой и неведомыми южными специями вино щедро влили свежей крови, дали настояться и теперь расплескали по комнате. Перед глазами промелькнула маслянистая чёрная жижа из недавнего сновидения, заставив Фьёльниира рывком подняться с кровати, заново осматривая себя самого и всё вокруг. Глянув на собственную грудь, северянин замер на миг, а после бросился к висевшему на стене зеркальцу. В отражении на полированной металлической пластине он ясно видел расползавшееся под сердцем чёрное пятно размером с кулак, своей формой напоминавшее дерево с раскидистой кроной и ветвистыми корнями. Один лишь взгляд на это пятно отзывался головокружением, и Фьёльнир поспешил скрыть его под просторной льняной рубахой. Умывшись заботливо оставленной кем-то ещё с вечера водой, Харальдсон оделся, опоясался ножнами с мечом и покинул комнату, твёрдо намереваясь успеть позавтракать до назначенного им брифинга.


✿ ✿ ✿
Рассказ провост-мастера не очень-то изобиловал подробностями о деле, а подробности их полномочий не слишком волновали привыкшего полагаться на себя торговца. И потому, пока другие задавали вопросы, эттир принял из рук Тибальда свиток и, развернув, принялся изучать.
— А что эта жижа? — поинтересовался он, оторвавшись от чтения и инстинктивно тронув пятно на груди. Прикосновение к нему, даже сквозь слои одежды, вызывало чувство тревоги. В памяти то и дело всплывал образ дерева, так отчаянно сопротивлявшегося липкой скверне. Мысль, зревшая на грани разума, шептала Фьёльниру что-то невнятное, но очень тревожное: о его будущем, о будущем его семьи и целого мира, и о великих скорбях, что придут, если дерево подёт под натиском гнили.
— Кто-нибудь её изучал? Что говорят знахари и учёные мужи?

  Кошмары были нечастыми гостями сновидений Эйнет, но и не редкими, к сожалению девушки. То воспоминания об осаде, то боль и унижения в нементоне, то слишком богатая фантазия после старых страшных легенд – многое могло послужить катализатором для ужасов ночи. Не раз и не два за свою жизнь девушка просыпалась с криком и, дрожа как осенний лист, ждала рассвета. Не раз и не два она уходила в ночь только бы скрыться за пологом движения от страхов, запустивших когти в податливый разум.
  Но такой жути, как в эту ночь, она не испытывала. И вдвойне страшным было то, что у нее никак не получалось проснуться, словно бы она навек стала заложником этой липкой, смрадной, удушающей пустоты. Обволакиваемая этим Ничем, она словно сама превращалась в Ничто, и от этого ощущения немели члены и забивалась в самую глубь грудной клетки искорка неуступчивой ярости.
  А потом свет потух.

  Эйнет проснулась на насквозь мокрых от пота простынях. Ночная рубашка была задрана до груди, смятое одеяло громоздилось в ногах, давя на них, а подушка, судя по отсутствию ее в радиусе движения рук, валялась на полу, а общее состояние было таким, словно ее всю ночь били ногами. Да еще, видимо, она долго плакала, не просыпаясь, и теперь глаза щипало даже под закрытыми веками. Какое-то время овидда лежала, побаиваясь открыть глаза и увидеть весь ночной ужас, но все же необходимость идти на построение заставила ее подняться. Не открывая глаз – по крайней мере, первые полтора десятка секунд, пока она приходила в себя. Потом все же пришлось «прозреть».
  Зря, как оказалось. Черная грязь, вонь из сна, не исчезнувшая при открытии глаз… Какое-то время девушка сидела, непонимающе хлопая глазами и оглядывая испоганенное ложе. В голову настойчиво билась мысль о том, что ужасы из сна стали до ужаса явными, но гойделка старательно ее отгоняла. Может, это такая проверка от новых сослуживцев? Вон, в нементоне соученики тоже не чурались обидных и злых шуток, начиная от ос в сапогах и кончая навозом в сумке с травами. Почему этого не может быть здесь? А кошмары тогда – лишь следствие неправильно интерпретировавшего вонь разума!

  Успокоив себя таким образом, Эйнет стянула промокшую насквозь ночную рубаху и кинула ее на кровать. Покопавшись в сумке, вытащила расческу и рассчитанным движением ноги подвинула стоявший рядом стул к комоду с зеркалом. Устроившись на нем, девушка молчаливо и сосредоточенно принялась расчесывать волосы, спутавшиеся за время тяжелой ночи в колтуны.
  Черное пятно на бедре было поначалу воспринято, как грязь от болотной жижи, и было подвергнуто оттиранию. Не вышло, да и к тому же выяснилось, что ровно под этим пятном в форме полумесяца оказалась припухлость. Снова побледневшая, кадет-маршал сглотнула и, изогнувшись в странной позе, постаралась рассмотреть черный след, который, казалось, от прикосновений начал пульсировать. Пятно, казалось, прорастало из-под кожи, и не поддавалось ни слюне, ни попытке выдавить его.
  В панике девушка схватилась за нож и попыталась сковырнуть, срезать его. Рука ее дрожала, нож в ней так и плясал. Но, как девушка не старалась, сил нанести самой себе такую глубокую рану у нее не было. В итоге рука дрогнула, и через бедро и след на нем протянулся глубокий, набухающий кровью порез. А вместе с ним пришла даже не боль, а нечто в сотню раз большее. А вместе с этой сверх-болью, вместе с проступающей из голодного рта раны кровью полезли черные твердые сгустки, похожие на трупных червей. Эйнет, вцепившись зубами в руку, чтобы не услышали ее крика, замычала от боли, слезы брызнули из глаз, а от резкого рывка нож улетел в одну сторону, а сама девушка свалилась со стула в другую.

  Сжавшись в позе эмбриона, одной ладонью зажимая себе рот, а другой, рану, она скулила и захлебывалась крупными слезами, вздрагивая всем телом. Немало времени – вечность, наверное – прошло, прежде чем боль улеглась, и сил оказалось достаточно для того, чтобы подняться хотя бы на четвереньки и перевязать раны от скверны на ноге и от зубов на руке чистыми тряпицами из лекарской сумки. Опустошенная, выплакавшая весь ужас, Эйнет умылась холодной водой, зажевала неприятный привкус во рту корешком мяты и, облачившись в привычные черные одежды, похромала на общее построение.
  В душе у нее было полное опустошение и звенящая пустота. Не хотелось ни есть, ни пить, ни хоть что-то делать – только лечь куда-нибудь в темный уголок и помереть. А потом, когда вернутся силы и наберется уверенность, попробовать вырезать нечестивую метку еще раз, но на сей раз предварительно обезболив тело и разум подходящей настойкой или декоктом. Посему все время до принесения клятв она провела в неком подобии прострации, слушая, но не слыша, и только по завершении инструктажа кое-как вернулась в реальность, последовав за остальными «Шиповниками» и их инструктором.

  Речи мастера Рого доносились до нее, как через толщу листвы, и слышалось не каждое слово. Впрочем, общую картину девушка с трудом, но поняла – хотя, положа руку на дуб, ее сейчас больше волновало собственное состояние. Скособочено сидящая на самом краю стула, с красными глазами, нахохлившаяся и мрачная, с небрежно заколотыми волосами и болезненно скривившимися губами, Эйнет являла собой мрачное и скорбное зрелище, в разговоры не встревая и все больше слушая.
  Чуть оживилась она, когда узнала, что владыка Абер Гваэд – тоже ее дальний родственник, что потенциально могло облегчить работу. А могло и осложнить: по молодости лет девушка не слишком была знакома с отношениями между ее семейством и далекими «братьями» отца, и допускала, что не все может быть так гладко. Сведения о таинственных смертях ее не слишком испугали – риск самой умереть от печати тьмы на теле был куда весомее и важнее.

  А вот сослуживцы проявили к произошедшему больший интерес, интересуясь как полномочиями Красных Маршалов, так и наличием идентичных случаев. Вопрос Вятко заставил гойделку на время отвлечься от собственных страданий и задуматься, не слыхала ли она что-то подобное в нементоне, от людей, или трав, или деревьев. В конце концов, и в этом велет прав, все новое – хорошо забытое старое, и старая память, передаваемая из поколения в поколение, вполне могла хранить нечто если не подобное, то близкое.
  Тем временем эттир присоединился к вопрошающим, мысля в верном направлении, но спрашивая не о том. Болезненно вздохнув и непроизвольно коснувшись пальцами бедра, Эйнет, не поднимая головы, прошелестела:
  - Даже скорее не «что говорят», а «кто говорит» - такое лучше узнавать из первых уст… Известно ли, только с людьми и нелюдями такое было, или страдали и животные, и прорастающие?

Вопрошавший о вопросах кадетов воевода однако отвечать на них не спешил. Окончательно убедившись, что Тибальд не собирается делиться своей мудростью, велет лишь легко пожал плечами, кто их знает этих жителей больших городов за каменными стенами, как у них принято. Может, новый воевода считал достойным собеседником только княжича? Зачем же тогда позвали простого охотника Вятко? Ведь он давал клятву с упоминанием предков, а значит пошел бы со всеми выполнять задание и без личного указания воеводы. Но там, где отказывался говорить мужчина каменного города, помогли слова мудрой женщины из малого поселения. Вспомнив слова знахарки и ее смотрящий в душу взгляд, велет решил, что негоже утаивать такое от побратимов:
- Легенды моего народа говорят, что такое делает Черное сердце болота, когда в них погибли много невинных или погибли ужасной несправедливой смертью. Ты ведь про это говорил, воевода, рассказывая нам о названии того места, где произошли все эти проявления Нави? Есть ли там какие особые места, хоть те же болота или иные где пролилось много невинной крови, о которых ходит дурная слава? Ты хорошо знаешь местные обычаи и поверья. И есть ли что-то, о чем лучше с местными не заговаривать и не делать? И вообще, не лучше ли нам будет сказаться отрядом охраны али слугами знатной княжны или княжича?

– Если мы захотим привлечь внимание господина ап Кадно, не разглашая о том что мы действуем от имени Красных Маршалов... – вместо провост-мастера ответил на последний вопрос велета Моркар, неодобрительно качнув головой. Очевидно было что няньками для них командиры быть не собирались – и подробными планами действий обеспечивать тоже. Иначе и не было бы вовсе нужды в красных маршалах и роль их могли исполнить королевские солдаты, или какие-нибудь из всех этих языческих колдунов – хотя конечно же это было бы подобно тому чтобы тушить огонь соломой.

"Ты ведь сам ещё вчера братался с ведьмами и эльфами" – проскрипел в сознании голос аббата Вульфстана. Усилием сознания Моркар затолкал его подальше, вместе с вновь накатившей волной дурноты, вместо этого продолжив говорить

–... Я последний кто станет стыдиться своей крови и имени, однако имя это такое же оружие как и меч – эдлинг хлопнул ладонью по ножнам своего клинка, заставив тот бряцнуть – Для имени, как и для меча есть своё место, и своё время. Размахивая ими где попало нетрудно обратить на себя взгляды – да только отделаться от них потом будет стократ труднее.

"Как жаль что ты не был столь мудр раньше" – издевательски зашелестела на краю сознания очередная непрошенная мысль

Сказав всё что хотел, Моркар замолк, задумавшись о том как же в самом деле лучше будет проникнуть в город не привлекая излишнего внимания. Компания их, что ни говори, сама по себе выходила весьма приметной – благодарение Господу что хотя бы эльф очутился в другом братстве. Но даже и без эльфа – заявись они к воротам города или сойди с корабля все вместе – и у них будут все шансы броситься в глаза какому нибудь соглядатаю... и хорошо если то будет соглядатай всего лишь господина Гвертевира

  Прихотливая нить беседы, ползущей подобно упавшему в жбан с элем змею, свернула к странному, с точки зрения Эйнет, вопросу о том, под видом кого прибыть в город. Логики этого предложения девушка не понимала, хотя осторожно предполагала, что причиной тому могли быть и боль, и посвященные совсем другим проблемам мысли. К счастью, так думала не она одна – Моркар тоже выступил против предложения Вятко, хотя и основывался на иных причинах.
  Предчувствуя возможный долгий спор, девушка болезненно поморщилась, словно от зубной боли, и как наяву ощутила, как начинает сводить скулы от чужих пререкательств. Делать было нечего – в разговор следовало вмешаться и обратить внимание соратников на некоторые важные особенности. Вздохнув, овидда негромко начала говорить. Слова ее были тихими, и, чтобы их понять, приходилось напрягать слух.
  - Зачем? – вопрос сопровождался пожатием плечами. – Я – не бард и не лицедей, да и вы тоже. Флайт, не умеющий себя держать, и кел, не знающий, как прислуживать, бард, не знающий и пятидесяти сказаний, странник, не могущий описать свой родной город, воин, не знающий, как держать меч, купец без товара, филид, не знающий законов… Это вызовет куда больше вопросов, чем простая группа людей, прибывших в город с одной им ведомой целью. Даже если соглядатаи поймут, что прибывшие – не простые путники, разобратьсяч, в чьих интересах они действуют, будет немалым трудом.
  Снова вздохнув, девушка поерзала на стуле и снова скривилась от болезненных ощущений орт раны. Однако это не помешало ей продолжить:
  - Поэтому, я считаю, следует придерживаться самого тяжелого искусства – быть собой. И прибыть в город не на лодке, - ее ощутимо передернуло от красивых, но скручивающих живот воспоминаний, - а просто верхом. Просто, быть может, по другой дороге. Я сказала, - овидда прикрыла веки, - а вы услышали.

– Но и мы ведь не сведены к какой-то одной роли – отозвался Моркар – Я вот не только принц, но ещё и рыцарь, и кем бы все мы ни были, теперь мы принадлежим ещё и к Красным Маршалам, не так ли? В притворстве нужды нам и в самом деле нет, но и рассказывать всего любому кто спросит мы отнюдь не обязаны. Если это и в самом деле большой торговый город, вряд ли нас будут допрашивать на воротах – сколько через него проходит путников? Я, однако, думаю что заявляться к этим воротам всем вместе... не стоит. Наша компания довольно приметная, и все вместе мы вполне можем привлечь внимание раньше времени – много ли в этих краях столь же разнородных братств как Красные Маршалы? Может быть властям Кровавого Устья это мало о чём скажет, но ведь те кому мы противостоим могут знать обычаи своих врагов? Можно въехать в разное время или в разные ворота, можно всё таки отправить кого-то из нас вперёд, морем, разведать обстановку пока следы окончательно не стёрлись. Другие могут добраться по суше с запасными лошадьми – если потребуется спешно отступить или отправиться в погоню, лошади нам понадобятся....