Быть там, где тонут западные звезды | ходы игроков | Карта была пуста, и потому полна надежд; 11-е мая, вечер ☀🌔

По лицу Сулимы не разберёшь — попала ли в цель лесть помора? Он так и сидел с тем же кисло-хмурым выражением, но на вопрос ответил быстро, без обиняков:
— Коль хочешь в долине заработать, меч придётся разменять на орудие попроще — мотыгу там, топор. Нет, в сёлах вооружают охрану грузов на дороге, но возьмут ли они с собой незнакомца? Сомневаюсь. Да и в проводах тех ценятся больше копья и самострелы — всё против зверья оголодавшего.
Фёдор задумчиво поскрёб жёсткую щетину. Когда мимо проходил деловой коробейник, он лишь одобрительно махнул рукой и крикнул в сторону кухни: «Безмен в чолане!». Проводив взглядом Косьму, хозяин продолжил:
— У черновецких есть своя милиция. Вооружённый отряд, где-то дюжина селян. Ежели хорошо владеешь мечом, может, они и заинтересуются в твоём ремесле... Сам-то ты откуда? Ваш брат по всему побережью промышляет.

Если Людвик предлагает распить принесённый Косьмой кувшин:
— Мёд этот? Да на ночь пить? Не советую. Потом не уснёшь, а если и получится — будет сниться чертовщина всякая.
Фёдор побарабанил пальцами по столу, сплюнул на пол и запустил руку под прилавок. На столе появился ещё один кувшин и следом — две деревянные стопки. По ним он разлил мутную водицу — над прилавком раздался знакомый пряный запах хреновухи.

***

Усатый молодчик сгрёб своё сокровище и принялся завороженно перебирать яркий бисер в коробке. Позади кто-то смешливый пропел над его ухом:
— Не купишь ты её этими цацками, Соловей, ой не купишь!
На что тот только беззлобно огрызнулся:
— Иди-ка ты к чёрту!

Между тем Косьма пересёк зал и попал в натопленную кухоньку. Здесь пахло топлёным жиром, кинзой и сывороткой. На печи грелся котелок, а все полки вдоль стены были забиты корзинами и горшками — похоже, в трактире даже поздней весной не голодали. Здесь же была и кухарка. Завидев Косьму на пороге, она указала на стол в уголке — на нём в рядок стояли матерчатые мешки.
— Тэмле... — она сделала растирающий жест своими тонкими пальцами, видимо вспоминая слово. — Пряности. Соль, горчица, куркума.
Кухарка поочерёдно раскрыла мешочки — белый, жёлтый и ещё желтее.
— За одну копейку — полфунта соли, четверть фунта горчицы либо четыре лота куркумы. Все гвозди возьму за дюжину копеек, но только пряностями!
Она сделала жест рукой — мол, пробуй, если хочешь, — и теперь выжидающе теребила край своего расшитого цветами фартука.

Косьме доводилось держать в кошеле копейки — медные монетки продолговатой формы, отдалённо похожие на наконечник копья. Коробейники юга ещё называли их крушевичками — по месту чеканки. Чеканят их с разрешения владетеля в тех самых Крушевцах, чтобы покрыть недостаток столичных серебряных грошей на севере. На городских базарах копейки не в ходу, но разменять их можно — примерно грош к четырём копейкам.

– Давай посчитаем хозяйка. Дюжина копеек стало быть да полфунта соли за одну – получаем шесть фунтов, так? Так! – спросил и сам себе ответил Косьма. – Ну что ж, цена честная. Но ежели ты хозяйка пирожков в дорожку дашь или сыра кусок человеку с дороги, еще честнее будет! Как это так – на кухне у хозяюшки побывать, да без угощенья уйти? Где ж это видано такое, а? Да я последним дурнем буду, если отсюда с пустыми руками уйду – Косьма лукаво улыбнулся и подмигнул хозяйке своим единственным глазом.

– Откуда, ты хозяйка? Как звать-то тебя? Судя по говору, не здешняя... – совершив торг, Косьма уходить с кухни не торопился. Он не пропустил мимо ушей распоряжение Федора о безмене. Очевидно, женщине этой бывший караванщик доверял. Вот только кто она? На холопку не похожа, на честную жену вроде тоже – Косьма присмотрелся к женщине, пытаясь понять, кем она все же приходится Федору и какую роль при нем занимает

– С Борейского взморья, был когда то – криво усмехнулся Влеза на вопрос Сулимы, а в глазах его мелькнула похороненная глубоко в сердце тоска – Да только я уж лет десять как там не был, всё по свету мотаюсь...

Людвик затих, помолчал немного, затем взял со стола чарку и поднял кверху

– Ну, за удачные странствия – прервал он повисшее молчание и опрокинул чарку в себя одним махом. На глазах выступили слёзы, пойло оказалось ядрёнее чем Людвик ожидал

– Ух – утерев слёзы пробормотал он – Хорошая вещь, где берёшь?

Кухарка закусила полную губу и пробежалась взглядом по полкам. Наконец, признав поражение, выдохнула и приоткрыла плетёную дверку кладовой рядом. Вернулась с тяжёлым бронзовым безменом в одной руке и матерчатым свёртком в другой.
— Хитёр, ой хитёр толке!
Она положила свёрток на стол и откинула льняной полог — в отсвете очага блеснула лощёная головка сыра.
— Овечий, только из рассола. Ткань тем же рассолом пропитана — просыпь солью ещё, и он до конца седмицы свежим будет.

Она вытерла руку о подол и принялась за соль: в отдельный мешочек ссыпала товар черпаком, затем подхватывала его крюком безмена — под сарафаном бугрилась знатная мышца, — и мерила баланс на насечках стержня. Отмерив шесть фунтов, показала насечку Косьме и ловко подвязала мешочек бечевой из кармана на подоле.
— Кыной звать, — звонко рассмеялась она. — Уж твой-то говор для меня ещё чуднее звучит!
Кухарка взяла паузу и отвернулась к печи — помешать варево в горшке.
— Родилась в хозяйстве под Сызой. Слышал про Сызу? У нас там бакча была — весной на пару вёрст вокруг всё белым-бело от цветов. Матур…
Взяв ухват, Кына вытащила горшок из печи.
— Когда началась речная свара, к нам местный батырь приехал — успокоил старших и даже заплатил серебром за харчи для воинства. Но чем хуже шли дела у речных, тем чаще в округе появлялись ряженые тягуны: те ночами уводили скот, обносили сараи, а однажды охранявшего кылычом проткнули.
Кухарка, по-прежнему стоя спиной к коробейнику, сняла с верхней полки глиняное блюдо.
— И всё бы ничего, да следом пришла горячка с пятнами. Мы от мора решили по большаку на конбатыш бежать — да не мы одни! Жутко на дороге было, и если бы не Дюня… — Она будто спохватилась и тут же поправила себя: — Фёдор нас, неприкаянных, тогда вызволил и забрал с собой.
Она протёрла лицо рукавом, наконец обернулась и спросила:
— А ты откуда? Где нонче такие славные гвозди куют?

***

В колких глазах Сулимы впервые промелькнуло неподдельное удивление:
— Это ж какие шторма тебя занесли так далеко от родного берега? — Он кивнул на ножны Змеевика. — Ваш брат до талого с городскими рубился. Не иначе, от мсти владетеля бежишь?
Сулима залпом осушил стопку и довольно крякнул:
— Всё сам варю, из свекольной браги. Бурячиха гадкая, бывает, сивушная, но из здешних бураков — ой как хороша.

Он снова плеснул хреновуху в стопки и поднял свою:
— Чтоб гроши в карманах у вас не переводились!

– От спасибо, хозяюшка – горячо поблагодарил Кыну Косьма и не забыл поклониться, принимая товар.

– Да, хлебнула ты горя. Хоть и говоришь чудно, а доли наши схожи, тоже бежать от войн да беспредела мне пришлось, так и маюсь по свету. Была у нас мельница – тем и жили. Все забрали свары баронов с Портой. Как известно, бояре бьются – у мужиков ребра трещат. Сгорела наша мельница, а кто пожог – поди узнай. Знаешь, мне ее горящие крылья до сих пор снятся. А сейчас вот хожу, торгую, тем и живу. Там ленты сменяю на соль, здесь соль на табак – на жизнь хватает. Мне много не надо. Обычно так далеко не отхожу. Но про крепость услышал, а как известно, дружинники при деньгах, вот и решил поторговать, раз оказия сталась – ладья в эту сторону шла, столковались за работу подкинуть. Кстати, Кына, не знаешь, что с крепостью той сталось? Куда делись вои те? Ворота выбиты, а признаков боя нет. Бечет сказывал, что след большой видел. Может ты что слышала? Что люди бают?

– Маврикий* то помер уж почитай лет семь как – Людвик пожал плечами. Старый владетель был суровым правителем, порой даже жестоким, а его морские солдаты перебили немало родичей Влезы – и помор, признаться откровенно, даже не знал остался ли в живых ещё хоть кто то из них – однако ненависти к былому врагу он не испытывал: война всегда уносила жизни, а старик Маврикий был всего лишь хорошим военачальником. Несколько лет грызни за его трон – Людвик тогда как раз освоился в Городе – доказали что Маврикий был совсем не так уж плох, и вовсе не худшим вариантом из возможных

– А нынче на трон Ставракия* посадили – в голосе Людвика скользнула тень неодобрения. Хотя отец предстоятель и помазал оного Ставракия на царствие, и поморскому дьяку даже перепало пара звонких серебряков во время коронационной процессии: новоиспечённый владетель не поскупился на традиционные дары народу Города, Ставракий Влезе не нравился, и дьяк в глубине души надеялся что его правление, как и правление четверых его предшественников, успевших сменить друг друга после Маврикия, будет недолгим. За годы проведённые на службе, Людвик успел понять что их Приказ служит в первую очередь Порте, а не каждой из тех задниц которые рвутся хоть немного погреть её престол своим задом.

– Он же из богомильцев – столь же неодобрительно, вслух пояснил Людвик – Говорят будто вина не пьёт, ходит по дворцу во власянице, бежит от всякой девки как от огня и что совсем ни в какие ворота – собирается отправить в костёр иконы из Святой Стефании*... еретик одним словом...

Людвик помолчал, и невесело подытожил

– Так что не думаю что моё участие в той войне нынче кому интересно. Я б может и вернулся домой, да знаешь, ловить там нынче нечего, а возвращаться мне уже не к кому. Вот и брожу по свету, то тут, то там, нанимаюсь то к тем то к этим... Сейчас вот сюда занесло