[Daggerheart] Скрижали Тьмы | ходы игроков | 🌣 Заповедь I

ОСКОЛКИ ПРОШЛОГО: I. ЦВЕТЫ ЗЛА

Цветок I: Желтый нарцисс (Самообман, Яд(овитое поведение), Слепота

)

ЭЛАТИАНСКИЙ АТЕНЕУМ, ЯНТАРНЫЙ ПРЕДЕЛ

Полнолуние месяца Шунумун, 48 год от Апостаси́и

Тишину, царившую здесь, нарушало лишь едва слышимое потрескивание фитиля в масляной лампе, озарявшей один из уголков бесконечного лабиринта стеллажей, книжных шкафов и полок, являвших собой Великую Библиотеку, одну из частей Атенеума — древнего, как сам Янтарный Предел, комплекса, служившего во времена Старого Света университетом и пристанищем для всех ясных и одарённых умов государства, да ещё перо, выводившее прихотливую вязь письмен на пергаменте, тихонько поскрипывало. Девушка из инферни, тех, чьи предки некогда имели связь с выходцами из Кругов-Внизу, на мгновение остановилась и перечитала написанное.

«… Яздáн, «Господь» на Высшей Речи, Отец Богов, и дочь его, Спéнта-Армаи́ти – «Святая Преданность» – владыки Пантеона, что правят правили Чертогами-Вверху. Дочь, Рождённая Без Матери, из света сострадания, которым лучится сердце Творца, была гласом своего Вечного Отца и мудрой правительницей сонма богов, среди которых главными были Амéша-Спéнта – двенадцать Бессмертных Святых. Согласно древним писаниям, Амеша-Спента являются аспектами и ипостасями Амеретата; каждый и каждая – отдельная личность, но вместе – ещё и сам Творец. Веретрáгна, Хвáрна, Амеретáт, Аредвисýра, Анахи́та, Астарвидáт, Аддáр, Тишри́т, Cиммáн, Хшáтра-Вáйра, Áша-Вахи́шта, Фравáрти – так именуют именовали Богов-в-Вуалях, кои в ночь Скепáзматы, Надевания Покровов, скрыли свои лики, дабы не видеть мир, осквернённый падением тех язатов (ангелов), что предали своих творцов, возжелав власти и могущества, и были низвергнуты в пучины Кругов-Внизу. В ночь, когда легионе даэвов – демонов – появились новые военоначальники…»

Громко фыркнув, она вырвала лист из инкунабулы, в которую писала, скомкала и зашвырнула подальше.

— Какой бред, ну честное слово! У них в Старом Свете с мозгами были проблемы? Почитали тех, кто создал мир, создал нас, создал над нами начальников – ангелов-язатов, некоторые из которых оказались коррумпированными засранцами и возжелали больше власти, после чего создатели свергли наглых язатов, но почему-то виноватым – «осквернённым» – оказался весь мир невинных людей! И притом усилили войско тьмы, которое было до того момента равное по силам войску света, а так – стало чуточку, но всё ж сильнее… Брееееееед!!!

Инферни протянула руку к глиняному блюду, на котором лежала груда фруктов, схватила румянобокое яблоко и с сочным хрустом откусила чуть ли не половину.

— Нет, Акрисса, я не спорю, может, ты и не знаешь всех фактов, может, были какие-то причины, по которым боги устыдились нас, смертных… Или, возможно, это был акт скорби по их чадам – язатам – которые не оправдали надежд родителей? Но не затянулся ли траур? Хотя как знать, Акрисса, — девушка, обращавшаяся к самой себе, снова откусила от яблока, — как там у бессмертных всемогущих сущностей устроено восприятие времени. О!

Акрисса выудила из кармана своей густо-синей рясы Хранительницы Мудрости, расшитой золотистыми узорами, маленькую записную книжку и записала туда «Тема для исследования: корреляция между продолжительностью жизни особи (и – потенциально – размеров?) с её восприятием темпоральных потоков: теория относительности?». Довольно хмыкнув, девушка начала писать новый текст:

«… Аримáн, извечный противник Яздана, был сотворён в тот же самый миг, когда в безумном пламени родилась вся Вселенная. Яздан – Свет и проявленный мир, Ариман – Тьма и непроявленный. На динамичном равновесии этих двух противоположных начал и держится всё мироздание. Яздан – творит, Ариман – уничтожает. Подобно тому, как из сияния Яздана рождена была Спента-Армаити — Дщерь Истины, во тьме Аримана сформировалась Напáм-Апáд — «Исчадие Скверны» – Мать Лжи. От порочной связи Аримана и Напам-Апад рождены были даэ́вы – демоны, главными среди которых являются Аэ́шма, Саурáв, Апаóша, Шунумýн, Акеммáн, Баразáг, Спазг, Шеки́нгу, Таромáйти, Индáр, Аховидáт, Наóн-Хаи́тья. Верить даэву – проявлять скудоумие, потому мы не можем быть уверены, правду ли заявляют демоны, утверждая, что все двенадцать предводителей инфернальных войск — на самом деле Падшие, то есть, бывшие язаты, ангелы Господни. Никто не знает истинной судьбы тех, кто пал с небес, и потому Падшими именуют именно этих архидемонов, главных даэвов; поразительно, что со времени Апостасии восприятие Падших существенно изменилось. «Боги ушли, а Падшие остались» — этими мотивами полны умы тех, кто не пытается докопаться до истины, и потому часовни, устанавливаемые повелителям даэвов за последнее время стали расти, словно грибы после дождя. Люди не молятся им так, как молились Пантеону, они стараются заключить сделки – о защите, покровительстве, процветании, или просто «не обращай на меня внимания, пожалуйста», а в качестве подношений используется и пища, и вино, и благовония, и золото, и кровь – как животных, так и разумных существ, как мёртвых, так и ещё живых в момент возлияния крови на алтарь…»

Цветок II: Мак (Опасность, Отчаяние, Безысходность)

РУИНЫ СОБОРА ВСЕХ ПОКРОВОВ, МЕТАГЛЕСИ* (ЯНТАРНЫЙ ПРЕДЕЛ), ЭЛАТИЯ

3-й день месяца Арах Симман, 13 год от Апостаси́и

Её хрупкие бледные руки держали долото и молоточек с той же силой, что другой великан держит двуручный меч: уверенно, без малейшей дрожи, без ложной фальши, так, как способен только истинный мастер.

— Это ведь не святотатство? — голос её, однако, был куда менее твёрд, чем её рука. — Ведь это практически подделка…

— Не подделка, Шолта, а РЕПЛИКА. И в наших условиях — ещё и гарантия того, что грядущие поколения найдут их, — ответил преклонных лет светлокожий полуорк, заимствовавший от своих предков больше людских черт, чем орочьих. — Скрижали Тьмы — ключ к тому, чтобы живые остановили волну нашествия мёртвых, неспособных покинуть наш мир. Залог того, чтобы наши потомки восстановили обращение Колеса Бытия, заставили его вращаться вновь; чтобы умершие — отправлялись в мир иной и в должный срок перерождались в нашем мире, а живые чтобы проживали жизни, далёкие от мыслей вроде «Доживу ли я до завтра?», «Что со мной случится, когда я умру?» или «Насколько ужасно быть не-живым-не-мёртвым? Я не хочу этого знать, но в этом мире у меня нет другого выбора», понимаешь?

— Понимаю, учитель Уронг. И сделаю всё, что от меня зависит, — Шолта, тоже немолодая уже фавна, чьё нечеловеческое происхождение выдавали лишь небольшие козьи рога, украшавшие её копну густых волос цвета зрелой ржи, да ещё изящные копытца, которые она предпочитала не прятать в обычную обувь, как это делали многие её сородичи, чтобы сойти за преобладающую расу в Элатии, словно это могло бы дать им какие-то привилегии в мире, который умер, пропал, закончился, и лишь нынче начал мало-помалу восстанавливаться, пытаться встать на ноги. — Это просто чудо, что нам удалось найти их в подземельях под Собором; долгие годы мы потратили на это, и сберечь эти тексты для последующих поколений — священная миссия. Сколько копий Скрижалей мне сделать? И куда нам их отправить?

Уронг пристально вглядывался в линии разного цвета, начертанные поверх старинной карты Королевства Элатии. Разведчики и Искатели, возвращавшиеся в Метаглеси, или Янтарный Предел, как новое поколение предпочитало называть эту древнюю столицу мира (пусть это и значило то же самое, что «Мета Глеси» на Старшей Речи), наносили на эту старейшую карту в государстве — немногое, что уцелело после Апостасии. — Мир так сильно изменился, Шолта… Я не узнаю эту землю. Это уже не наш мир. Что-то чуждое, иное — и страшно становится от одного взгляда на него.

Полуорк задумался, почёсывая свою аккуратно выстриженную бороду, полную седых волос.

— А ты что думаешь?

— Я, учитель? — Шолта чуть было не выронила своё долото: Уронг, всегда такой уверенный в собственной правоте и гордящийся тем, что всегда говорил или правду, или ничего, предпочитал просто промолчать, чем ляпнуть что-то, в чём не был уверен. А тут он напрямую намекнул, что у него нет даже версии, в которую он сам бы поверил. — Я не знаю, Уронг-охтá*. Элáтия была огромным королевством; от его западных границ, омываемых Закатным Океаном, до восточных пределов, граничащих с джунглями Авейнýра и Скорбными Горами, нужно было потратить почти целую луну на то, чтобы преодолеть такое расстояние. А ведь Элатия была лишь одним из множества государств на просторах материка Асарéт; представьте сами, сколько потенциальных героев может быть из числа адамантов, желающих отыскать причины катастрофы и сделать хоть что-то, чтобы нивелировать её последствия? — козья губа фавны, ещё одна черта, указывавшая на её происхождение, нервно затрепетала; женщина собралась было сказать что-то ещё, или же приступить к работе, но внезапно за пределами их палатки раздался пронзительный и печальный звук тревожного горна: что-то пошло не так.

— Все к оружию!!! Костёр погас!!! Немёртвые твари прорвались сквозь нижние уровни!!! К оружию!!!

Долото с громким горьким звуком упало на покрытую многолетней пылью поверхность храмового пола. Покрытые мхом и лишайником статуи Богов-в-Вуалях – всё ещё целостные, величественные, словно и не заметившие, что за пределами Собора случился конец света, беспристрастно следили за разворачивающейся драмой.

Цветок III: Чёрная роза (Неискупимый грех, Необратимость, Катастрофа)

ДВОРЕЦ ЦАРЕБОГА, МЕТАГЛЕСИ, ЭЛАТИЯ

25-й день месяца Арах Аддар, 2001 год от Скепáзматы*. День Апостаси́и*

Трон Обетов, вырезанный из цельного гигантского кристалла золотого топаза, имел специфику странным способом преломлять свет, падавший в тронный зал через хрустальный купол вверху. Царебог, избранный сначала людьми, а после и Богами-в-Вуалях в качестве посредника меж двумя мирами, дрожал в унисон дрожи стен его обители, которая содрогалась с ритмичной регулярностью.

— Мой бог, мой царь, вам нужно немедля покинуть дворец… — начал было говорить его сенешаль, галапа Самудра, который был правой рукой Ицамхаэля вот уже несколько веков; пожилой амфибий, чей панцирь уже давно выцвел от времени, а морщинистая кожа стала почти кремово-белой, огромными тёмными глазами следил за каждым движением монарха, чья судьба была далека от простой и счастливой, и чьё благополучие Самудра поклялся самому себе защищать в тот первый миг, когда сотни лет тому назад взял кричавшего влажного от последа младенца на руки.

— Прекрати, мой старый друг. Мой учитель. Мой… отец… — обретя сверхъестественные силы благодаря возведению в ранг «Царебога», Ицамха’эль – «Обретший Силу благодаря Богам» – не утратил памяти о своём прошлом. Прошлом, в котором он был сиротой, жертвой чьих-то суеверий – суеверий или отчаяния, или горя, или же чудовищной подлости, в результате которых младенец был сброшен в бушующую пучину Пепельного моря. Пучину, из которой его спас Самудра. Услышав тихие слова Царебога, полуслепые глаза галапы покрылись блестящим в отблесках тронного света покровом слёз. — Владыка! Сынок… Последние трещины в Грани лишь усилили прежние, и очень скоро то, что мы считали спасением этого мира, станет его приговором… его палачом…

— Что боги? — тишину разорвал сиплый голос Ицамха’эля, который, несмотря на свой возраст, благодаря божественному вмешательству всё ещё выглядел как зрелых лет мужчина, хранящий на своём лице признаки былой красоты; лишь несколько седых прядей там и тут — на висках, на макушке, на затылке — указывали на то, что он уже далеко не так молод, как кажется, а ещё взгляд — тяжёлый, древний, исполненный бремени всех тех решений, которые он вынужден был принять, желая того или нет, на своём посту правителя всего мира.

— Архонты умолкли все, как один. Но мы чувствуем… мы знаем, что они готовятся совершить что-то. Мы чувствуем… мы надеемся на их поддержку, мой бог, мой царь.

— Надежды — мало. Надежды всегда мало. А страха — страха умереть, страха не защитить, страха не оправдать — всегда в избытке. Я не надеюсь на Богов-в-Вуалях. Я боюсь того, что не смогу защитить моё Царствие, Алкион. Я проклинаю тот миг, когда, воодушевлённый глупыми, самонадеянными мечтами сделать этот мир лучше, светлее, безопаснее, упорядоченнее, я — пусть и по незнанию — совершил противоположное. Это был я, кто впустил силы хаоса и энтропии. Это я, кто стал причиной всего этого. Это буду я, кто сделает всё возможное, чтобы спасти то, что ещё можно спасти. Чтобы починить изломанный мир. Что говорят Скрижали, Самудра? Что мне нужно сделать?

Царебог поднялся со своего трона — высокий, могучий, освещённый отблесками солнечного света, преломлённого в гранённом кристалле золотого топаза, из которого был вырезан Трон Обетов. Он сделал шаг вперёд, продолжая содрогаться всем телом, ощущая дрожь земли, агонию Алкиона.

Цветок IV: Асфодель (Предательство, Смерть, Загробный Мир)

ПАВИЛЬОН ХРУСТАЛЬНЫХ ДУШ, ЧЕРТОГИ-ВВЕРХУ

ⴰⴷ ⵜⴻⵙⵔⴻⵖⴻⴹ ⴷⵉ ⵍⴵⴻⵏⵏⴻⵜ ⵉ ⵍⴻⴱⴷⴰ ⵎⴰ ⵜⵄⴻⵔⴹⴻⴹ ⴰⴷ ⴷⵜⴰⴼⴻⴹ ⴰⵣⴻⵎⵣⴰⴳⵉ

— Какого дьявола это было?! — высокий стройный мужчина в чёрном облегающем сюртуке, расшитом серебряной нитью, ворвался в помещение, по пути опрокинув напольную вазу из опалового хрусталя — редкого минерала, совмещавшего сиятельную прозрачность и переливчатую радужность. Та рассыпалась в мириады сверкающих осколков, каждый из которых издал жалобный звон, упав на белоснежный мрамор павильона; белоснежные асфодели, которые стояли в этой вазе, рассыпались по всему полу. — Разве мы договаривались о… о таком?! Это… это преступление против самого мироздания!!! — мужчина наступил на одну из асфоделей и та рассыпалась слезами лепестков под его сапогом.

— Всё свершилось так, как и было предрешено. Никакого преступления в обеспечении природного течения событий, естественного хода цикла жизни и смерти. Никому не избежать законов, установленных Колесом Бытия. Со временем любой лес становится выше, гуще, дремучей, и лишь те деревья, которые смогли пробиться сквозь густой полог купола леса, будут жить; те деревья, которые остались ниже уровня полога, неминуемо погибнут, — отхлебнув мерцавшей серебристым светом густой жидкости из золотого бокала на длинной ножке, смуглая пышнотелая брюнетка с мушкой над левым уголком рта и роскошной порослью разноцветных грибов по самой границе волос, которая со стороны выглядела как причудливая диадема, сузила свои миндалевидные орехово-зелёные глаза и осуждающе покачала головой, после чего сплела несколько нитей Эфира и причудливым Плетением нитей Эфира собрала разбившуюся вазу и рассыпанный букет цветов воедино так, что они выглядели будто и не произошло ничего мгновения ранее: — Да и самые высокие, великаны – тоже рано или поздно усохнут, червь источит, или гриб сгноит. Потому и нужны дровосеки, которые прореживают леса, уравнивают шансы на выживание… Попутно обогащаясь, добывая ценную древесину. Или у тебя последнее не устраивает, милый мой дровосек Арказаль*?

— Уговор был «стать равными». «Доказать наше право». «Найти консенсус». Вовсе не «совершить то, что мы совершили, причём совершили подло, исподтишка, презрев законы чести и достоинства», — Арказаль раздражённо тряхнул головой, и иссиня-чёрная прядь волос упала на лицо, закрыв один из его пронзительно-синих глаз, сиявших гневом и сочившихся болью.

— Я прошу тебя, брат, прекрати эту демагогию. То, что совершали ОНИ последние сколько — несколько тысяч лет? — настолько же далеко от понятий чести и достоинства, как ты — от продления нашего рода, несмотря на свои выдающиеся достоинства, — смуглянка окинула откровенно похотливым взглядом собеседника и сделала неприличный жест, словно заполнила свою пригоршню тем самым достоинством, о котором толковала. — Сколько крови было пролито, сколько невинных жизней забрано прежде, чем пришёл их черёд, определённый Колесом?! Сколько они пытались помешать нам достичь тех высот, которых мы достигли – не благодаря, но вопреки?! Эти выродки не заслуживали не того, что мы с ними сотворили, но того, что они вообще просуществовали так долго!

Прежде, чем темноволосая красотка успела продолжить, в разговор вклинилась молчавшая до тех пор среброголовая и черноокая эльфийка:

— Те, о которых ты так непочтительно отзываешься, Амаснаг*, это те, кто даровал тебе шанс оставить свой след на истории этого мира. Они даровали тебе жизнь, сестра. Немного почтения будет более чем уместно, спасибо, — она поправила длинный изящно закрученный локон, выпавшую из прихотливой причёски, удерживаемой целой армией серебряных шпилек, каждая из которых увенчивалась миниатюрной каплей, вырезанной из тёмно-синего сапфира, а также, судя по всему, несколькими нитями Эфира — иначе это безумное сооружение на голове хрупкой бледнокожей девушки давно бы развалилось, повинуясь законам гравитации и здравого смысла.

— Ох, ещё одна любительница почитать мне морали. Я, вероятно, неудачно выбрала павильон, чтобы бокальчиком хаомы отпраздновать нашу победу, Тасерканта*, не так ли?! Если ты так уважаешь тех, чьи имена мы отныне не будем называть, почему же тогда ты не воздала им чести, когда ещё был шанс? Насколько я помню, голосование в Армента-Гилент’ессире было единогласным, разве нет?!

— Угомонись уже, Амаснаг. И допивай свою хаому. Нам пора надевать наши вуали, присоединиться к остальным сёстрам и братьям, и начинать встречу с нашим.. кхм… новообретённым воинством. Не забудьте закрепить вуали потоками Эфира: никто не должен видеть наших лиц. НИКТО. НИКОГДА. НЕ БУДЕТ ВИДЕТЬ. НАШИ НАСТОЯЩИЕ ЛИЦА.

Неизвестный Храм кому-то из Пантеона?
СЕВЕРНЫЙ КВАДРАНТ, 3-й УРОВЕНЬ, ШЕПЧУЩАЯ ГЛУБЬ

01 день месяца Бáразаг, 101 год от Апостаси́и

— Э́ко, э́ко, азарáк! Э́ко, э́ко, зомелáк! Бáгаби лáха бáхабэ, лáмак кá’и ахáбабэ… Карелльйóс!

Ломанный ритм инкантации, которую напевали непонятные люди, облачённые в тёмно-лиловые балахоны, вызывал у Тирсо двоякие чувства: с одной стороны их стройный хорал напоминал песнопения ординантов из времён, давно канувших в Лету после Апостасии, и тем самым грел сердце барда щемящим послевкусием того великолепного блюда, которое бовину не довелось отведать досыта, ведь культ почитания Пантеона закончился с уходом Богов-в-Вуалях, а те ритуалы, которые проводили жалкие остатки людей, что всё ещё чтили богов-предателей, надеясь на их возвращение, был лишь слабым отблеском прежних величественных действ. С другой же стороны сам напев, его ритм, интонации — всё это заставляло зубы молодого барда сжиматься в отвратительной оскомине.

Нэрзель же, напротив, выглядел весьма воодушевлённым, каким он, впрочем, был каждый раз, когда сталкивался с чем-то доселе неизученным, будь то мелкий зловонный гриб, выросший из прогнившей ветки, или грандиозные руины древней цивилизации, даже имя которой не было ведомо живущим ныне. Дай ему волю, и он точно бы начал зарисовывать руны и сигили, которые эти культисты Умбры начертали на холодном камне у входа в древний храм, и делать заметки о возможном переводе слов, которые безумные фанатики и почитатели того существа, что рано или поздно должно стать убийцей этого мира, с таким воодушевлением напевали.

Кит’ра пытался оценить уровень опасности; его золотистые глаза превратились в узкие щели, и будь у этого катари хвост, он бы наверняка бы начал нервно ходить из стороны в сторону, ведь, как всем известно, кошачьи хвосты и их обладатели — это два мира, вынужденные сосуществовать в одном теле сами по себе, очень часто без синхронизации и взаимопонимания. Благо, хвоста не было, потому Кит’ра выглядел почти умиротворённо, сосредоточенно и практически сливался с окружающими тенями.

— Воззрите, Души, что воссоединились с Божеством, ибо мы готовы следовать Вашему пути! — Громко, звучно, практически пафосно воззвала женщина в чёрном балахоне, изысканном, открытом и откровенном, расшитым золотой нитью, некоторые из которых свисали с её опущенного низко капюшона, и позвякивали мелкими кристаллами дымчатого хрусталя, которые были прикреплены к кончикам этих нитей. Всё в этой даме прямо-таки кричало: «я — главная жрица этого сообщества безумцев!». У её ног на круглом возвышении, напоминавшем собой раскрытый цветок лотоса, судорожно дыша и извиваясь, словно червь, дёргался молодой парень, совсем ещё подросток: соломенные волосы, серые глаза, высокие скулы, наивный взгляд… точнее, был бы наивный, если бы его обладатель не был связан по рукам и ногам и притащен в тёмные подземелья Глуби, а так — взгляд был испуганный, затравленный, как у зверя, которого загнали в тупик и не дали шанса защитить себя. — Воззрите, ибо мы приносим Вам жертву: невинную душу, чистую кровь, горячее тело, с тем, чтобы Божество питалось и росло, с тем, чтобы даровало оно нам не погибель, но благословение!

Юный блондин у её ног взвизгнул, словно поросёнок на заклании, когда незнакомка вознесла над собой зажатый в обеих руках невероятно длинный изогнутый кинжал, сделанный из какого-то полупрозрачного материала, выглядящего как безумная смесь металла и кристалла. Несчастный попытался отползти в сторону, но вокруг постамента стояло ещё шестеро в балахонах. Они надвинули капюшоны так низко, что не видно было ни их лиц, ни выражений, ни даже половой принадлежности тех, кто скрывался внутри этих одеяний.

Ещё трое стояли дальше всех, едва заметные в призрачном свечении жутких лиловых огней, горевших в высоких медных треножниках, установленных в определённом порядке вокруг каменного постамента. Один — высокий, стройный, молодой, с весьма привлекательными чертами лица, в чёрном плаще с капюшоном, наброшенным на голый торс. Его стройное атлетичное тело было покрыто глубокими старыми чёрными шрамами, следами ритуального шрамирования, когда в плоти вырезаются символы, и внутрь ран помещается смесь из соли и пепла. Его имя, как знали наши герои, было Артахайти, он был могущественным чернокнижником и тем, кого выслеживал наш круг Искателей Пламени; ныне этот мужчина с мрачным, презрительным, но вместе с тем торжественным взглядом взирал на всхлипывавшую от судорожных приступов паники и страха жертву. По обе стороны от Артахайти возвышались двухметровые силуэты его верных телохранителей, с ног до головы закутанных в чёрные одеяния, оставлявшие лишь узкую щель для глаз; каждый из них держал высокий посох из чёрного искорёженного дерева, словно извлечённого из кострища в самый последний миг, прежде, чем оно успело превратиться в рассыпчатые угли.

Гвидеон про себя выругался, поскольку сцена и ситуация явно была не из тех, которой мальчонка — даже если его спасут — сможет похваляться. Да и не в хвастовстве было дело; если у тебя проблемы с кем-то — реши их справедливо и честно, не ставя того, кто не в силах тебе противостоять, в унизительное положение. Дай меч и пусть твои боги или кто там восторжествуют, если их сторонник — ты — убьёшь мальчишку. Но вдруг если ОН сможет тебя хотя бы оцарапать — одумайся. Боги явно желали бы иного… Если бы они всё ещё были в этом мире, конечно же. Покачав головой, словно в осуждение своим думам, Гвидеон покрепче перехватил своё оружие. Это будет непростой бой.

— Дабы открыть врата в святилище, минуя необходимость приносить клятвы и обеты, нам нужна кровавая жертва, Морандисса. Кровь — единственное, что способно погасить Священные Костры, а почему? Потому что живая, горячая кровь — источник неимоверной энергии, силы, способной подчинять себе самые упрямые потоки Эфира, и если нам нужно плетение, которое сломает древние печати на этом храме — нам нужна эта кровь. Горячая. Исполненная страха, боли и отчаяния. Ты слышишь, Морандисса? ОТЧАЯНИЯ. Я не вижу, что могло бы повергнуть эту личинку в такое состояние, — громогласно возвестил темноволосый незнакомец, обращаясь к даме в лиловом, и та ответила с нотками явного раздражения в голосе:

— Я слышу тебя, Артахайти. Не нужно мне рассказывать, как мне проводить мой ритуал; ты бы лучше отправился странствовать по просторам Мира Снов, откуда ты вылез, а не указывал мне, как совершать подношения Божеству, что Презрело Грани.

Сказав это, культистка замахнулась и со всей силы вонзила кинжал в грудь закричавшего от ужаса парня. Кристалл-металл, из которого было сделано оружие, до того полупрозрачное и бесцветное, словно губка впитал в себя кровь и стал багряным, а также начал источать алое свечение, при виде которого чувственные губы Морандиссы растянулись в довольной улыбке:

— Благодарю тебя, Бездна-из-Душ, за то, что Ты приняла нашу жертву! Сейчас же…

— Сейчас же — мой черёд. Ты выполнила свою задачу, Морандисса, — грубо оборвал слова жрицы чернокнижник. Он коснулся нескольких сигилей-шрамов на своём теле и те, словно ощутив близость крови, также начали мерцать алым, как и кинжал культистки. На мгновение закрыв карие глаза, мужчина протянул руку в сторону закрытых створок врат, и из самых недр Глуби раздался тихий, но вполне ощутимый звук: словно сама расселина тяжело и горько вздохнула. Стена содрогнулась, и створки начали раздвигаться в стороны, уходя внутрь камня, и открывая чернильную темноту за собой.

— Не пропадать же добру, — Морандисса взглянула на бездыханное уже тело убитого парня у своих ног и, присев на корточки, вырезала своим загадочным сияющим кровавым кинжалом какой-то символ на лбу трупа, после чего поспешила отойти в сторону: — Восстань, Благословлённый Тьмой, и служи нам, ибо мы — верные слуги твоей Матери, а ты — будешь нашим защитником!

Несколько мгновений ничего не происходило, а после начало происходить слишком многое. Шестеро безликих культистов сделали шаг назад, испугавшись того, что увидели, ведь тело убитого парня начало преобразовываться невероятно стремительно, на глазах теряя кожу и волосы, из-под которых вырастала белесая, словно у личинки мухи, полупрозрачная новая кожа. Новый костяк расширялся ввысь и вширь, принимая формы высокой мускулистой твари с огромной пастью, усеянной десятками длинных и острых клыков, каждый из которых напоминал клинок кинжала Морандиссы до того, как она напитала его кровью. Длинный чёрный язык, напоминавший извивающегося червя, постоянно дергался и направлялся то туда, то сюда, словно обладал обонянием и теперь принюхивался к окружающей среде, а пальцы твари перерастали в длинные и не менее острые, чем её клыки, костяные отростки-когти. Поднявшись в полный рост – в ней было добрых три метра высоты — она отбросила лохмотья изорванной одежды и окровавленной кожи и плоти в стороны, и издала низкое утробное рычание, словно подтверждая готовность повиноваться тёмной жрице.

Артахайти наблюдал за тем, как медленно отворяются створки врат, но услышав этот рык, бросил быстрый взгляд назад и удовлетворительно хмыкнул, после чего сделал шаг в направлении открывшегося дверного проёма, намереваясь вступить во чрево темноты. Если наши герои хотели не упустить чернокнижника, то это было самое время для того, чтобы начать действовать…



              

МОРАНДИ́ССА                          АРТАХÁЙТИ                          ТВАРЬ-ИЗ-ТЬМЫ

  Когда клинок жрицы пробил грудь несчастной жертвы, Нэрзель только недовольно поморщился. Людей в мире осталось слишком мало, чтобы расходовать их на очередное бессмысленное чудовище. Полурослик никогда не считал покорных тварей достаточно хорошим инструментом, хотя то, с какой легкостью женщина подчинила себе новорожденного монстра... Что ж, может быть, не так уж и плохо.

  Очевидно, это место жаждало резни. Действия культистов уже разбудили голодных духов – в этом волшебник не сомневался. А даже если и нет, поспешить все же стоило. Перехватив взгляд Кит'ры, полурослик чуть качнул головой в сторону Морандиссы. Любопытный эксперимент – что произойдет с тварью, если с его хозяйкой что-нибудь произойдет?

  Поразмыслив еще мгновение, Нэрзель бесшумно сместился к Гвидеону и успокаивающе потрепал того по плечу. Сведущие в магии могли бы заметить проблеск магического узора, что на мгновение сплелся меж его пальцев – впрочем, вряд ли кому-то захотелось бы всматриваться в такой-то момент. Полурослику уже доводилось видеть, как могучий воин мгновенно врывается в ряды противников и сносит голову главарю – может быть, и колдун удостоится такого же удара?

  Мантис, Тирсо, Эдра. Надежный стальной кулак, который подавит любое сопротивление оставшихся. Самому магу, наверное, даже не придется ничего делать. Нэрзель мрачно улыбнулся, скрытый в ворохе тряпок, и приготовился внимать зрелищу.

Кит'ра еще раз оценил обстановку. Они думали, что цели будет некуда бежать из этого тупика, но как оказалось, колдуны шли сюда как раз-таки чтобы открыть новый путь. Надо было следовать за ними ближе и не дать совершиться ритуалу, и парень был бы жив, и на одну тварь в прицеле было бы меньше, и отступать врагу было бы некуда. С другой стороны, чтобы там ни было за вратами, выход оттуда похоже был только один. Если убежит, выследим и прикончим, да и поискать что-то полезного за закрытыми черт знает сколько лет дверями было интересно. Особенно с учетом того, каких усилий стоило эти двери открыть.

Лучник аккуратно вскинул оружие, целясь в Артахайти, но прежде чем спустить стрелу перехватил взгляд Нэрзеля. Идея была в общем-то здравой - убей ведьму, погаси её магию - но Кит'ра недостаточно разбирался в этих делах для того, чтобы понять насколько она правдива. Погаснут ли тени по бокам чернокнижника, если он отправится в Умбру? Катари раздраженно пошевелил вибриссами и перевел прицел на Морандиссу. Слишком много народу стояло на пути к их контракту, остальной отряд скорее всего завязнет в ближнем бою с культистами, даже если и не надолго. Пусть чернокнижник уходит, если захочет, и заберет своих охранников с собой. По частям разбить их будет проще.

Глубокий вздох. Удар сердца. С едва слышным звуком стрела сорвалась с тетивы. Цель была на открытом месте и не ожидала атаки, идеальные условия для охотника, и выстрел попал колдунье в плечо, явно попортив вычурную робу. Кит'ра едва слышно выругался - целился-то в шею, чтобы одним разом покончить с одним врагом. Ну что ж, подумал охотник, и в быстром темпе, пока противник не успел среагировать, выпустил еще две стрелы. Одна поразила культиста, стоявшего на пути первого выстрела, вторая - вызванную колдуньей тварь. Три крика боли, таких разных по голосу, раздались почти в унисон, и Кит'ра не удержался от слегка кровожадной улыбки. Порождение тьмы, ожидаемо, едва заметило рану, а вот Морандисса едва не опрокинулась назад от удара. Культист же получил попадание прямо в позвоночник и с воем свалился на каменный пол, если еще и живой, то явно не способный продолжать бой. Воодушевленный этим, следопыт выпустил еще одну стрелу в том же направлении и попал прямо под капюшон стоящему за спиной своей предводительницы безликому. На этот раз единственным звуком стал глухой удар от упавшего тела.

Гвидеон молча наблюдал сцену жертвоприношения, хотя внутри у него все кипело. Конечно он понимал, что никто не даст юноше даже шанса защитить свою жизнь, и все же негодование росло в нем все больше и больше. Но лишь до тех пор, пока жрица не провела ритуал и несчастный парень не восстал в виде гигантского чудища. Такое воин видел впервые - человек, пусть и маг, способный создавать и управлять порождениями Умбры! Немыслимо! Но, что самое страшное, похожие чудища были среди тех монстров, что напали на него и его товарищей в тот злополучный день четыре года назад!

Гвидеон сжал медальон на груди и закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться перед битвой. Подошедший Нерзель положил свою руку на плечо война, как всегда делал перед сражением, и от этого дружеского прикосновения разум прояснился и успокоился. Гвидеон понял, что пришло время действовать. Пора избавиться от проклятого чернокнижка.

Гвидеон рванул вперед, пересекая пещеру со стремительностью стрелы, пущенной Кит’ра. Достигнув врат, воин накинулся на Артахайти и его телохранителей, вложив в атаку инерцию от бега.

Мантис не спускал глаз с Морандиссы, проводившей ритуал... Многих знакомых из Вигилиона ему довелось потерять из-за её действий. В такие моменты хочешь-не хочешь, а задаёшься вопросом: произошло бы подобное, если бы он всё ещё был здесь? Вряд ли... Да и самого Мантиса могло бы не быть здесь, если бы он повёлся на наглую ложь этой женщины, когда та решила воспользоваться временной слабостью лишённого жизненной цели гибрида. Может быть стоял бы сейчас среди Теней...

Вдох.

Выдох...

Союзники с другой стороны резко метнулись в бой, уже успев положить нескольких противников. Нельзя было отставать. Повернувшись назад, он кивнул соратникам, запрокинул свой тяжёлый меч за спину и побежал вперёд, преодолевая комнату почти прыжками... Это была её последняя жертва. Больше Мантис не позволит ей отравлять своим присутствием Вигилион! Мантис влетел на возвышение последним шагом и, ни тратя ни секунды дёрнул совершил взмах мечом, надеясь перерубить её здесь и сейчас. Уж кому как ни ему знать, что происходит, если лишить коллектив лидера... Мантису хватало одной руки, чтобы владеть своим мощным оружием, и почувствовав контакт он напряг все мышцы, какие мог и продолжил движение, сминая противницу и отправляя в полёт прочь с постамента.

  Это место жаждало резни. Нэрзель не раз и не два встречался с этим старым, отвратительным и ненавистным ему чувством. Песня, безумие. Тысячи формул, сплетающихся в едином танце. Возможность.
Когда могучий удар Мантиса отправил жрицу в полет, полурослик, вознамерившийся было весь бой отсиживаться в кустах, неожиданно для себя выпрямился во весь свой невеликий рост и воздел ладонь, яростно, мучительно выдавив из себя всего два слова:

  - Пагерóн... Áканта.

  «Морозный шип», простое и почти бессильное в руках ученика заклинание. Он должен был его произнести. Он желал этого. Магия никогда не нуждалась в словах, магия была мыслью и верой, но сейчас инкантация рвалась наружу, понукаемая шепотами и смехом неисчислимых духов, что тотчас устремились вперед, обнимая, окружая, опаляя безумным жаром все на своем пути – туда, к тому клочку жаждущей земли, куда падала ведьма. Мгновение – и пламя нечестивой жизни ушло, обратилось смертельным холодом. Голодная земля породила лед, вознесшийся огромным когтем, нацеленным точно в беззащитную спину ведьмы...

  Увы, но ритуал отравил эту магию.

  Едва заметно постукивая длинной ногой в такт собственному тиканию механизмов внутри тела, Эдра, как и полагается существу искусственному, не дышал, не дрожал и вообще внешне не показывал то что он существует. Только потерявшийся на фоне напевов и завываний культистов легкий стук стальной ступни по камню позволял стороннему наблюдателю понять, что это не чучело. Ну или заводное чучело. Вперив свои окуляры в сторону потенциальных противников, Архонт оценивал их, прикидывая что и как нужно сделать. Его мысли были похожи на полочки в шкафу, которые последовательно заполнялись исходя из оценки ситуации. Одна за другой, и никак иначе.


  Построение: плотное, лица обращены вовнутрь. Скорее всего сильно увлечены ритуалом, эффект внезапности.
Количество: малое.
Снаряжение: весьма трудно поддается оценке из-за балахонов, одежда бесформенная.
Неизвестные переменные: тварь в центре, создание Умбры. Не сильно похожа на тех, что встречал раньше, нужно быть на стороже.
Оценка действий: стремительное движение в ...

  Как справедливо шутили его знакомые в офисе Туманных Дорог, единственной проблемой Эдры зачастую было долгое время реакции. Сам Эдра справедливо полагал, что ему уже давно пора бы поменять блок в центре головы, отвечающий за как ему казалось скорость мышления. На самом деле это место в его теле было вероятно одним из немногих, которое за сотню с лишним лет так ни разу и не было заменено, хотя несколько раз по нему капитально настучали. Вот и сейчас, пока он проводил оценку ситуации, его менее терпеливые и думающие товарищи уже ринулись в атаку, полностью сбивая всю оценку. Если бы Ворон мог вздохнуть он бы это сделал, но конструкция такие вещи не предусматривала, так что его разражение было засвидетельствовано заметно более громким ударом ноги по камню, от чего аж вылетела искра.

  
Эффект внезапности... полностью утрачен.

Взмахнув в стороны своими длинными как палка руками, от чего из-под бесформенного плаща взметнулись с легким отблеском две тонкие рапиры, Эдра как цапля рванул вперёд, покрывая за шаг такое расстояние, за которое Нэрзель наверно бы уже пять раз выдохся. За считанные мгновения оказавшись рядом с культистами, которые лишь только начинали реагировать, Архонт в странном движение закрутил руки вокруг своей оси, после чего внезапно его центральная ось раскрутилась, превращая его в странного вида вертушку. Плащ приподнялся вверх от такого заворота, и почти сразу через него начали вырываться наружу острые кинжалы, до этого ожидающие своего часа где-то на корпусе. Проносясь через пространство, они почти сразу превратили ближайшего человека в подобие ежа, а еще двоих просто утыкали с достаточной силой, заставив упасть навзничь с короткими вскриками. Еще несколько ножей попало в жрицу, которая до этого и так уже получила удар от Мантиса, но... но и твари не хватило.


Заметка: кинжалы нужно подтачивать лучше, хотя возможно дело здесь вовсе не в кинжалах. И не забыть собрать их теперь обратно.

Прекратив вращение вокруг своей оси Эдра вновь замел как истукан, решив оценить что будет происходить дальше. Он всегда так делал, потому что это еще как минимум зачастую вводило противников в ступор. Воинов учат что их противники не будут стоять как истуканы... и вот перед ними трехметровый стальной истукан с огромными лезвиями на руках. Когда инстинкты не понимают что делать, начинает тратиться драгоценное время на размышления, а это всегда губительно в схватке.

Нападение круга Искателей было явно не тем, чего ожидали почитатели Умбры, особенно в момент пусть и промежуточного, но всё же триумфа. Ценой невинной крови и ещё одной души, которая стала отныне частицей Тьмы, фанатики смогли сломать прихотливо сплетённые из потоков Эфира печати на вратах в древнюю гробницу, которая, судя по всему, была для них невероятно важна и нужна. Вероятно, из-за их зацикленности на текущей задаче они и не смогли вовремя прийти в себя после стремительной, неожиданной и коварной (в восприятии культистов, конечно же) атаки, когда несколько стрел вонзилось в сердца двоих адептов, а также в предплечье верховной жрицы этой ветви культа, и ещё одна попала в зловещее чудовище, в которое обратилось тело убитой Морандиссой жертвы после того, как она вернула его к не-жизни, насытив труп потоками Умбры.

Гвидеон, презрев собственной безопасностью, ринулся за тем, поймать «живым или предпочтительно мёртвым» кого этому кругу поручили сразу три гильдии: Артахайти, загадочный колдун, который утверждал, что он, дескать, «пришёл извне», что бы это ни значило, хотя все в здравом разуме знали: через горы не пройти ни с востока, ни с севера, море убьёт тебя, и потому Элатия осталась отрезана от остальной части материка из-за тех уникальных географических особенностей, которыми она гордилась столетиями и благодаря которым эти самые столетия оставалась суверенной и непобедимой… пока не наступила Апостасия. Он — молодой и сверхъестественно харизматичный «учёный» — успел стать причиной обострения холодной войны между различными фракциями Янтарного Предела: столкнул Туманные Дороги с Дамастовыми Королевами, Дамастовых Королев — с Летописцами, а тех — с адамантами Атенеума, которые тоже ни с того, ни с сего — нашли причины поссориться с Туманными Дорогами, с которыми были ближайшими союзниками на протяжении десятилетий. Всё выглядело так, что соратники или — по крайней мере — нейтральные-но-открытые-к-сотрудничеству по отношению друг другу фракции внезапно воспылали лютой ненавистью, после чего пролилась кровь, свершились чудовищные злодеяния. Стало понятно, что отныне многое не будет забыто ещё долгие десятилетия, но когда температура крови вернулась к привычному уровню, главы организаций и сообществ сложили лоскутки сведений и фактов, и пришли к выводу, что вся эта спонтанная «война народов» в Янтарном Пределе не была случайностью. Что стояло за мотивами Артахайти и того, кого он представлял, было менее важным, чем необходимость гарантировать то, что подобное не повторится. И потому молодой чернокнижник должен был умереть… Особенно если наши герои желали получить награду за его голову сразу от трёх заказчиков.

— Спасибо за боль, незнакомец, — без какого-либо яркого выражения на лице проговорил Артахайти, когда, попытавшись увернуться от атаки Гвидеона, получил длинную косую рану на груди; багровая кровь сразу же начала сочиться из разреза, переплетаясь с прихотливой вязью чёрных знаков, вырезанных в плоти молодого человека. — Позволь вернуть тебе дар, — с этими словами огромные глаза Артахайти на мгновение стали полностью чёрными, после чего молодой воин ощутил дикую режущую боль в своём теле — как раз на том месте, на котором его палаш оставил метку на теле чернокнижника.

— О, я тоже буду готова даровать им такой дар, магистр! — С этими словами тёмная жрица, которую довольно сильно потрепали и выстрел катари-охотника, и жуткий удар огромным мечом помеси потомков драконов и фейри, и — напоследок — ещё и поток кинжалов, вырвавшихся из тела старинного архонта. — Такие особи станут достойным пополнением в нашей коллекции… Можно, я заберу птичку-куколку? — С этими словами Морандисса внезапно выбросила обе руки вперёд, в направлении Эдры, и, на мгновение прикрыв глаза, заставила дюжины нитей, сотканных из чистой тени, истинной тьмы, вырваться из каменного пола пещеры и опутать тело архонта. — Пожалуйста, останься пока тут, птичка, я скоро тебя заберу к остальным своим игрушкам! — Прыснув от смеха, хотя смешно, очевидно, было только ей самой, молодая женщина в вычурных одеяниях отбежала в сторону, насколько хватало ей сил.

— Мы также, владыка, — пробормотали две фигуры, закутанные в тёмные балахоны, и спустя мгновение они уже находились совершенно в другой части пещеры; казалось, на мгновение они стали едиными с тенями, коих здесь было куда больше, чем света, и в другое мгновение — снова материализовались, обрели прежние очертания в ином месте; один расположился невдалеке от Нэрзеля, второй — напротив Китры. Почти синхронный стук посохов о камень под ногами — и из искорёженных, обожжённых стволов вырвались сгустки тьмы, устремившиеся к нашим героям. Китра с кошачьей грацией уклонился от того, который летел в него, а вот половинчик был не столько успешен. Тьма ударила его в предплечье и обожгла диким холодом.

Тварь, созданная силами Умбры из трупа убиенной жертвы, внезапно подскочила и взмахнув неестественно длинными лапами с огромными когтями и странными постоянно шевелящимися отростками тьмы, обрушилась назад на постамент, послав вокруг волну клокочущей черноты — словно воздух вокруг неё внезапно превратился в густую жижу и побежал в разные стороны, как следы на поверхности озера, оставленные упавшим в него камнем. Волна достигла сдерживаемого тёмными путами Эдры, Мантиса и Гвидеона, который стоял напротив Артахайти, и не причинив никакого вреда, просто оставила холодный неприятный послед на душе у наших героев – словно тёмная жирная плёнка на поверхности воды.

Артахайти же тем временем прикрыл глаза, открыл их — и в них была чернильная пустота, словно его глазные яблоки в миг растворились. Совершив странный жест, словно он стряхивал воду с рук, чернокнижник проговорил загадочные слова:

— Единожды коснувшись тьмы, сорваться с её крючка крайне сложно. Но даже преуспев, будет очень, очень больно, — из вырезанных в плоти Артахайти символов внезапно вырвались извивающиеся, словно дождевые черви в луже или опарыши в трупе, тонкие потоки тёмной энергии, которые устремились к Гвидеону, Мантису и Эдре; каждый такой поток оканчивался нематериальным, но чётко видимым, почти осязаемым крючком, который шевелился, крутился и стремился уцепиться за тела наших героев. Содрогнувшись от отвращения, человек и фейри-драйг уклонились от этой дряни, отделавшись лишь ощущением замогильного холода, когда их плоти коснулись тёмные потоки. Архонт был менее удачен — вероятно, из-за тёмных пут Морандиссы, окутывавших его тело, и «крючок» зацепился за душу механа, пронзив всё его естество хладом и ощущением безысходности — крайне сложным для восприятия механическому существу, и потому ещё более неприятным. Зарычав от злости, вызванной вёрткостью противников, Артахайти выхватил длинный бич, сплетённый из нескольких кожаных жгутов, со множеством мелких стальных ежиков, вплетённых меж жгутов, со всей силы ударил им по Гвидеону…

— И ты далеко не убегай, куколка, — с презрительной игривостью в голосе пробормотал Кит'ра, смещаясь чуть в сторону. Его жертва пыталась спрятаться от него, и довольно умно - свет от лиловых огней резал уже привыкшие к темноте глаза катари, но этого было недостаточно, чтобы сбить с толку опытного охотника. Насчет других противников он пока не беспокоился, друзья займут их делом, что же до колдунов-охранников Артахайти... Спрятаться от них явно не выйдет, не стоит и пытаться, а лучше для начала закончить начатое.

Кит'ра натянул тетиву, целясь туда, где за пляшущими языками колдовского пламени проглядывался силуэт колдуньи, и прикрыл глаза. Он знал, где его цель, пактически видел её внутенним чутьём, и всё, что оставалось это направить стрелу в нужное место. Легкий звон, свист полета, и тут же - приглушенный, словно булькающий всхлип, никак не подходящий образу красивой, но опасной жрицы, и мягкий звук падающего тела. Катари с любопытным видом наклонил голову вправо, словно пытаясь заглянуть за треногу и подтвердить попадание, и повернулся к тенеходцу, что только что атаковал его.

— Как вы там, справитесь? — воины как всегда рванули в бой без раздумий. С виду у них было численное преимущество, но с колдунами редко всё было так просто, да и Тирсо как всегда спал на ходу.

Морандисса, пронзённая стрелой катари, мешком осела на холодный камень пещеры. В то же самое мгновение тёмные потоки нечестивой энергии, крепко сдерживавшие архонта, превратились в ничто, и Эдра снова ощутил себя свободным. Китра переместил свой фокус внимания на новые цели, а тем временем убитая им жрица Умбры начала словно таять – её лицо вмиг превратилось в чёрную жижу, которая осела, впиталась в одежды Морандиссы, а после заклубилась тёмным облаком, которое приобрело силуэт колдуньи и немедля отправилось посчитаться с обидчиком.

Проплыв в воздухе до того места, где находились Китра и Нэрзель, ведьма-умертвие издала пронзительный визг, указав своим жутким кинжалом, всё ещё мерцавшим зловещим алым светом, на низушка и катари. Те ощутили, как по их костям растёкся липкий холод, вызвавший дрожь и неконтролируемый приступ страха, который, впрочем, тут же прошёл, но неприятное, гнетущее ощущение, словно что-то осталось внутри их тел, не исчезло.

Две тени с изожжёнными посохами снова ударили ими о каменный пол. Снова вырвались сгустки тьмы и устремились в Китру и Нэрзеля. Молодой волшебник снова ощутил и боль, и хлад, и в этот раз к нему присоединился и следопыт: Китра впервые за этот бой получил урон.


        

ВЕДЬМА-УМЕРТВИЕ

  Артахайти был не единственным стоиком на поле боя. Тьма, грязной кляксой растекшаяся по плечу Нэрзеля, оставила того безучастным. Шепчущие тени, составлявшие основу его магии, набросились на чужую волшбу, словно голодные звери, поглощая, растворяя ее в себе. Несмотря на горячку боя, волшебник потратил несколько мгновений на то, чтобы сполна насладиться этой новой мелодией, и этого времени его спутнику-следопыту как раз хватило, чтобы нанести смертельный удар по уже не столь грозной ведьме.
  Встряхнувшись, Нэрзель вновь поднял руку, собирая энергию воедино. Скользящие сквозь тени мистики требовали отдельного исследования. Увы, все оказалось не так просто. Жрица, которую полурослик уже было вычеркнул из списка образцов, внезапно обратилась в странный сгусток человекоподобного сумрака и, коршуном пав на спутников, пронзительно заверещала, обрушивая вокруг какофонию чистого хаоса. И этого юный маг уже не мог выдержать.
  Низушки славятся невероятно чувствительным слухом. Нэрзель не был исключением, именно уши были для него ключевым инструментом, его тайной силой. И вот эти самые уши сейчас пронзили звуки, от которых сама пыль вставала столбом. В довершение к тому во второе плечо влетел еще один сгусток хищной темноты, закрутив полурослика вокруг своей оси в подобии пьяного танца и едва не бросив наземь. Полуоглохнув от ведьминского визга и резкой боли, Нэрзель заорал еще громче Морандиссы, завершая разворот и влепив удар открытой ладонью в то, что, теоретически, являлось ее бедром:

   - Эпистрóфи сто́н апостолэ́а*, чертово отродье!

  Полурослик, действовавший на чистых рефлексах, сам не заметил, как оказался почти там же, где до этого стоял следопыт. Ладонь в момент соприкосновения с сумрачной плотью вспыхнула чистым светом – и в следующее мгновение ведьма неожиданно обнаружила себя летящей по пологой траектории туда, откуда секунду назад с таким трудом убежала – прямо в объятия Мантиса, Эдры и сотворенного ею монстра.

Гвидеон всегда отличался скоростью реакции в бою. Его удар был верен и в этот раз, но Артахайти проявил какую-то нечеловеческую изворотливость, отделавшись лишь легким порезом. Колдун поднял руку и Гвидеон ощутил острую режущую боль в груди. Вот из-за этого он и не любил волшебников, никогда не бьются честно.

Правда высказать свое возмущение Гвидеон не успел, поскольку уже в следующие секунды ему пришлось увернуться от очередного магического заклинания, а потом получить очень болезненный удар бичом, откинувшим воина на несколько метров. "Очень необычное оружие", пронеслось в голове у воина прежде, чем он врезался в каменную плиту.

- Кх! - от удара воздух с шумом выбило из легких, а в глазах на миг потемнело.
Когда же Гвидеон немного проморгался, он внезапно осознал, что лежит прямо в ногах у чудовища. Монстр в это время отвлекся на Мантиса и лучшего момента придумать было нельзя.

- Мантис, давай! - закричал Гвидеон и с силой резанул мечом чудовище по ногам в том месте, где у человека должны быть сухожилия.

Отличный выстрел Кит'Ры покончил с ведьмой и Мантис даже позволил себе улыбнуться. На лице, покрытом хитиновыми пластинами и не отличающимся мимикой, эта улыбка выглядела скорее жутко, но благо здесь никому не было до этого дела. Свои и так знают о природном очаровании гибрида, а мнение врагов... чем хуже, тем лучше. Правда им не было особого дела до Мантиса и пока страдали больше его товарищи, особенно Гвидеон, устремившийся вперёд и встретившийся с их целью лицом к лицу. Храбрость учителя заслуживала похвалы, и пусть он в итоге и пострадал от этого, это не выбило его из колеи надолго.

- Мантис, давай! - закричал Гвидеон и с силой резанул мечом чудовище по ногам в том месте, где у человека должны быть сухожилия.

Дважды его просить не надо было, едва тварь осознала удар по ногам, как фейридрайг, до этого выжидавший момента и державший её на расстоянии оружия, вылетел вперёд , нарушая личное пространство самым наглым образом. Схватив свой меч за лезвие второй рукой, он направил изогнутое остриё туда, где находилось сердце у человека, которым раньше был этот монстр, и сделал выпад, пытаясь пронзить цель... Затем он подогнул ноги, подходя совсем в упор и продолжая давить на меч. Оказавшись лицом к лицу с существом, он выдал:

— Смотри на меня, тварь!..

После чего разогнул ноги, пытаясь прыгнуть, сбить равновесие осквернённого и столкнуть его с постамента, по приземлению придавив своим телом и может быть пронзив клинком насквозь, пригвождая к полу.

  - Позвольте нам выразить искреннее СОЖАЛЕНИЕ, - опутанный в тенях Эдра заскрипел как старый механизм, который силится провернуть свои шестерни спустя сотню лет, но ржавчина и гниль не позволяли это сделать, - что вы стали таким разочарвонием своих РОДИТЕЛЕЙ, - правая рука подалась вперёд, когда чары начали ослабевать, - я бы очень ХОТЕЛА что бы вы прожили нормальную жизнь. Но я вынужден ОТКАЗАТЬ вам в этом....
  Затянув и с речью и с действиями, Эдра уже постфактум понял, что Морандиса успела и обратиться в черный балдахин, так и смердящий Умброй (вероятно смердящий, запахов то архонт не ощущал), и... умереть. Вспелск крови, кишок и чего-то еще буквально взорвался рядом с ним, обдав машину с ног до головы. Радовало одно - Ворону было на это совершенно наплевать.


Ведьма: Мертва. Высокая эффективность низушка. Стоит повысить уровень его угрозы, сильнее чем кажется.
Тварь: Жива, изранена. Приступить к умерщвлению.

  - В сторону, Мантис, - внезапно мелодичным женским голосом произнес архонт, отведя назад локти своих длиннющих рук. Задеть союзника было бы неприемлимо, так что Эдра выбрал самый надежный метод убияния прижатого к земле противника - с огромной скоростью выкинул рапиры вперёд, вонзая их в голову твари раз за разом. Когда-то до Исхода архонту довелось увидеть на одной выставке в Пределе прототип швейной машины, где игла сама по себе пробивала ткань и возвращалась обратно, так что вспомнив механику движений, он повторил тоже самое. Еще раз и еще раз... и еще раз...

  - Готово. Тварь умерщлевна. Слава Янтарному Пределу, - бодрым мужским баритоном Эдра провозгласил победу, когда от головы нечестивого существа просто не осталось ничего, кроме видимо ошметков позвоночного столба.

События внезапно ускорились, да так, что Кит'ра едва успевал реагировать. Колдунья восстала из мертвых и оказалась у него за спиной, обжигая могильным холодом, но едва охотник успел обернуться, как заклинание Нэрзеля откинуло её обратно - туда, где трое бойцов буквально нарезали чудище Умбры. Отвлечённый происходящим, катари выпустил из внимания тени, что надвигались на них с магом. Лишь в последний момент он успел повернуться и принять теневой снаряд на наплечник. Кожа в этом месте потемнела и потрескалась, словно внезапно постарев на десяток-другой лет, и охотник раздраженно зашипел.

— Теперь твое время! — стрела была уже наложена, руки натянули тетиву, но концентрация была потеряна - выстрел прошил балахон противника, не причинив никаких видимых неудобств. То ли тень была заметно тоньше, чем казалась, то ли темная магия защищала её от простых стрел. В любом случае, справиться с ней будет несколько сложнее, чем с колдуньей, которая всё-таки была человеком, пусть и тронутым Умброй. Интересно, что будет с тенями, если их хозяина не станет?..

— ДОВОЛЬНО! — звучный голос Артахайти разнёсся по пещере, отозвавшись волнами раскатистого эхо. — Кто вы такие, чтобы ставать на моём пути?! Препятствовать достижению моей цели?! Вы – черви этой земли, которая умирает, и скоро вас, червей, будут пожирать ваши собратья. Свободны! Как договаривались! — воскликнул чернокнижник и две тени, которые до сего атаковали Кит’ру и Нэрзеля, почтительно склонили головы, переглянулись между собой, кивнули друг другу в подтверждение понимания полученной команды, и, в последний раз ударив посохами о камень пещеры, просто растворились в воздухе; их одеяния обратились в прах, а посохи рассыпались мельчайшими угольками.

Казалось бы, пришло время вздохнуть свободнее и заняться целью контракта наших героев, но… Сначала едва слышимый рокот заставил волосы на загривке Кит’ры стать дыбом, а Эдру начать обрабатывать поток входящей информации для анализа её источников. Рокот нарастал со стремительной скоростью, и уже спустя несколько ударов сердца (у тех, кто его имел) к нему — к рокоту — присоединилась и дрожь земли. Казалось, вся Глубь решила встряхнуться всем своим каменным телом, как собака, выбравшаяся из реки на землю, дабы обсушиться; стены ходили ходуном, бронзовые треножники с лиловым пламенем опрокинулись, рассыпав тлеющие угли повсюду, а с потолка начала сыпаться крошка, за нею — мелкие камни, и вот уже крупные булыжники и целые плиты начали осыпаться вниз, рискуя стать могильными камнями для отважных адамантов. И словно всего этого хаоса было мало, посреди грохота рушащегося прохода звучал звонкий и счастливый хохот Артахайти.

Каким-то непостижимым чудом Гвидеон, Эдра и Мантис отреагировали почти сразу — чудом потому, что эпицентром камнепада, судя по всему, было то самое место, на котором стоял чернокнижник, и из всего этого круга Искателей они были к нему ближе всего. Мужчина, фейри-драйг и архонт устремились что было мочи в сторону полурослика и катари, потому что именно в том направлении находился выход из тоннеля, в который наши герои вошли, преследуя Артахайти и его свиту.

— Тирсо! Быстрее, сюда!
— Бычок, не тупи, беги к нам!
— Не стой столбнем, действуй!

Крики адамантов, к сожалению, не возымели должного действия. Молодой бард, очевидно, слишком впечатлился происходящим, растерялся, и когда начался обвал, полностью утратил ощущение пространства и времени.

Выбежав на Змею — жаргонное название серпантина, который опоясывал весь котлован разлома, спиралью погружаясь всё глубже и глубже, — этот круг Искателей не досчитался одного фирболога. Тирсо остался там, что нынче перекрывала плотная стена из массивных осколков породы, громадных булыжников и кучи щебня и камней. Разобрать всё это не представлялось возможным, как и понять, насколько массивным было обрушение внутри — задело ли оно лишь вход в тоннель, или всё внутреннее пространство просто обрушилось…

  Когда грохот стих, и спутники оказались в безопасности, Нэрзель тотчас же залез в свою походную сумку. Того, что на группу нападет кто-то еще, он не слишком боялся - все хоть сколь-нибудь разумное должно было уже убраться отсюда подобру-поздорову, что же до остального...
  Полурослик поднял ладонь к самому лицу и медленно сжал кулак. Инстинктивный удар, который он нанес призрачной ведьме, неожиданно для него самого вступил в резонанс с тонкими мистическими энергиями, поддерживающими ее существование в материальном мире. Этот эффект следовало изучить отдельно. Летописцы школы Метаэволюции, к которым принадлежал и сам маг, искали способы восхождения к совершенству в самых разных, порой незначительных событиях и предметах. "Все, что не убивает нас, делает сильнее". Нэрзель особенно любил вещи, которые не убивали лично его - сама наука рекомендует изучать проблемы извне, ведь смерть исследователя может серьезно осложнить... исследования.

  - Эй, Тирсо, похоже, колдун успел-таки тебя достать еще до боя? Необычная магия, нам надо... Ах, да.

  Скрипучий голос полурослика прервался и затих. Контузия, вызванная криком ведьмы, все-таки вывела его из равновесия, настолько, что он даже на мгновение забыл... Детали. Да, именно это слово. Нэрзель не был склонен к долгой скорби и размышлениям о тщете сущего. Пальцы низушка, наконец, наткнулись на то, что он искал - толстый походный дневник, на обложке которого красовалась надпись "Για όσους θα ακολουθήσουν τα βήματά μας"*. Повинуясь легким движениям пальцев, книга сама раскрылась на чистой странице, и на укрепленном колдовством пергаменте начали проступать рисунки и схемы - вот шестерка культистов окружает несчастную жертву, и тонкая паутина линий связывает их воедино подобно уродливой шестиконечной звезде; вот стилизованный ромбик костей и тлена, изображающий ведьму, соприкасается с обреченным, таким же схематичным и простым - а следующая картинка уже представляет восставшее чудовище во всех деталях. Каждая часть тела монстра подписана мелким текстом, испещренным вопросительными знаками - как работает это колдовство? Не нарушена ли физика движения, возможно, ее поддерживает магия? Отдельная серия рисунков посвящена ныне мертвому барду - и снова вопросы: что это было? Быть может, беспокойные сны, что мучили его в последнее время, вошли в резонанс с темным колдовством Морандиссы? Или колдун сумел мгновенно сплести коварную паутину чар, которую Нэрзеель умудрился пропустить? Каждый вариант событий, каждая возможная ошибка были учтены и каталогизированы. Тот, кто когда-нибудь найдет на остывшем трупе самого низушка эту книгу, сможет продолжить этот путь, без сомнения. Впрочем, это время еще не наступило.
  Слова, рисунки, чертежи, диаграммы и формулы - все это появлялось на страницах дневника с головокружительной скоростью, пока Нэрзель, погруженный в свои мысли, направлял магию в новые и новые образы. Пересмотреть тактику Гвидеона, обеспечить его безопасность? Предложить Эдре модификацию его ножей, чтобы не терять их при каждой разрушительной атаке? Проверить эмоциональные реакции Мантисса, точно ли все в порядке? Кит'Ра...
  Нэрзель на мгновение прекратил письмо и покосился на следопыта. Тот выглядел безупречно, как и всегда, а меж тем, он также, как полурослик, получил тошнотворный коктейль из темной магии теней и разрушительно крика ведьмы. Следовало бы сличить ощущения и найти сходства и отличия, быть может, удалось бы понять глубинные принципы этого колдовства, и использовать в будущем, но... Но, наверное, время сейчас было не особенно подходящим. Маг поставил себе мысленную зарубку заняться этим в более подходящее время, и, с усилием захлопнув дневник, мерно проскрипел:

  - К делу. Колдун упомянул Священные Костры. Думаю, у нас не так много времени, но мы его задержали. Что будем делать? Лично я думаю, надо обратиться к другим группам, кажется, я слышал, что... Уинкрофт и Алкион?.. Тоже должны быть недалеко... Они...

  Голос низушка снова прервался. Сказать по правде, эти имена он взял откуда-то с сумрачных небес. Немного странно для ученого, но Нэрзель очень плохо запоминал имена. Вполне может быть, ему вспомнился кто-то из учеников Летописцев, с которыми он случайно пересекался во времена оны, а может, и кто-то из "веселых ребят", ассистировавших ему в паре любопытных экспериментов. Кто знает? Во всяком случае, много крепких парней, девчат, грибов, божественных статуй и ящеров лучше, чем не так много, не правда ли?

  - Я к тому, что надо возвращаться. В город. Сами мы здесь не справимся. Вот что я думаю.

  "А если бы мы подготовились лучше? Нам не хватает информации, если бы я заранее знал о его магии, и подготовился лучше... Хм, тогда мы бы, возможно..."
  Снова погрузившись в размышления, низушек медленно пошевелил саднящими пальцами. На коже проступили маленькие черные пятнышки - остаточные следы некротической энергии от удара колдуньи. Пятнышки налились тьмой, смеясь и играя в странном танце мистического резонанса. Затем они расцвели всеми цветами невозможной радуги, обретая новое звучание, и, наконец, растворились совсем. "Значит, она делала примерно так, да?.."


*"Для тех, кто пойдет по нашим стопам" (гр.)

Мантис сделал свое дело, нанеся твари непоправимый урон, а Эдра эффектно добил ее, проведя серию точных ударов. Что ж, большего они для этого юноши сделать уже не могут. Теперь он хотя бы не будет бродить чудовищем после смерти.

Воин оглянулся на поле боя - ведьма и ее приспешники тоже были мертвы. Гвидеон удовлетворенно хмыкнул. С тех пор, как он присоединился к этой группе искателей, они никогда не подводили его. Все таки приятно осознавать, что тебя окружают надёжные товарищи. Теперь остался только Артахайти и две его тени.

Под красивую речь колдуна Гвидеон поднялся на ноги, готовый вновь атаковать, но тут земля ощутимо содрогнулась, а с потолка начали падать камни.

- Проклятый колдун! - выдохнул Гвидеон и побежал к выходу, следом за Мантисом и Эдрой, чтобы не оказаться под завалами.

По пути воин заметил, что Тирсо, стоявший дальше всех, все так же заворожено смотрел на Артахайти. Сердце Гвидеона сжалось от нехорошего предчувствия.

- Бычок, не тупи, беги к нам! - прокричал Гвидеон, но ни его крики, ни крики остальных не разбудили Тирсо и через пару секунд огромный камень, вывалившийся из свода пещеры, скрыл барда от их глаз навсегда.

Гвидеон бежал и бежал за всеми, пока они не добрались до Змеи. Только тут все почувствовали себя в безопасности и остановились перевести дух. Все, кроме Эдры, конечно. Воин прислонился спиной к стене, жадно глотая свежий воздух. Тирсо было жаль. Он совсем недавно присоединился к их группе, но Гвидеон уже успел привязаться к нему. Хотя времени на скорбь у них особо не было.

- Да, согласен, - ответил воин Нэрзелю, уже что-то пишущему в свой дневник, - Нам надо вернуться в город и доложить о том, что произошло.

Гвидеон распрямился и болезненно поморщился. Такая короткая стычка с Артахайти, а он уже чуть не умер. Если колдун так силен, то к следующей встрече надо определенно подготовиться получше.

Несколько секунд Кит'ра не отводил глаза от заваленного тоннеля, словно надеялся пробурить камни взглядом. Они всё таки упустили свою цель. В этом не было ничего постыдного, учитывая её характер, но и хорошего ничего не было - теперь Артахайти будет настороже, и неизвестно, что он найдет в этом... храме? склепе? Надо будет найти кого-то, кто знает это место и что от него ожидать. Охотник встряхнулся и обернулся к товарищам.

— Все в порядке? — очевидно, что Тирсо был не в порядке, но поднять кружку за него они могут и потом, сейчас же нужно было убедиться в собственной безопасности. Эти места были не самыми опасными, но грохот обвала вполне мог привлечь нежелательный интерес, и расслабляться пока не стоило, — Гвидеон? Ты как, нормально? — катари не стал прямо говорить, что он думает о таких безудержных маневрах, но в голосе явно сквозило неодобрение.

— Надо выяснить, что это за место и что колдуны могли здесь искать. Тогда, быть может, мы поймем куда они двинутся дальше, — он кивнул в ответ на мысли Нэрзеля и еще раз огляделся по сторонам, запоминая детали рельефа. Вряд ли им придется возвращаться сюда, разве что с толпой работников, чтобы разобрать завал, но отметку в памяти на всякий случай оставить не помешает, — Пару минут переведем дух, и можно выдвигаться.