Смертные роются в прахе древних времен, ища в дне вчерашнем ответы на вызовы завтрашнего дня. Хранители Мудрости несут эту ношу дольше всех, и их путь благороднее прочих - но они не единственные. В смутные времена до Апостасии существовал секретный орден Мистиков Неисчислимых Путей. Сердцем ордена был архонт Легариус, прозванный также Летописцем Славы Господней. Был он подвижником великой веры, и сам добровольно вплавил себя в огромный столп черного обсидиана, чтобы хаос дней не отвлекал его от служения. Голоса ангелов наверху и духов внизу отзывались в резных перьях из серебра и латуни, что покрывали его благородное тело, слагаясь в мелодию ночи и дня. Писцы-служители записывали слова Легариуса, и свитки изречений сих заполняли сокрытую библиотеку. Красота была основой и сутью, и мир становился ближе с каждым росчерком их перьев, пока однажды все не закончилось.
Когда боги оставили проклятый мир, великий архонт, подобно своим братьям, погрузился в безмолвие. Напрасно служители взывали к нему, напрасно вслушивались в надежде уловить малейшее движение или шепот. Так эта история могла бы и закончиться, но был среди писцов один, кто не согласился смириться. "Если мир лишил нас господней любви, быть может, должно нам познать его ненависть?" - там говорил служитель, позднее названный Первым Взывающим. В дни великого отчаяния братья приняли его жертву, и вот что стало: разъяли они тело святого на части и исторгли самую жизнь и душу, но дух, осененный верой и славой, не истек в Умбру, но остался в стенах обители Ордена. Дух Первого воззвал к архонту Легариусу, и тот откликнулся. Вновь пришли в движение механические перья и голос древнего возвестил новую цель: "Должно познать нам мрачную бездну, и выковать из тьмы новое солнце. И в смерти жизнь воссияет!". Так орден обрел новый смысл.
Годы спустя, в дни недавние, жил один низушек, по прозванию Мескил. Жил себе да жил, радовался проблескам луны, что бывали здесь чаще, чем в иных местах, да вот незадача - повадились темные твари из земель, не знающих света Костров, нападать на его селение. Вроде и земля та была под защитой, и стража не дремала - но нет-нет, а слышался в блеклом сумраке протяжный крик, и еще один селянин пропадал навеки. Селяне, будучи мудрыми и прозорливыми людьми, решили поступить разумно - замучить какого-нибудь бедолагу на ближайшем холме, чтобы ужасы ночи, привлеченные ароматом страданий, оставили селение в покое. План был безупречен, и он действительно сработал - духи зла были достаточно ленивы, чтобы не искать большего. Так зародилась добрая традиция.
Деревня была маленькой и очень дружной, потому выборы очередной жертвы протекали в теплой семейной атмосфере. Решено было так: всем, кто немного - и не в лучшую сторону отличается от окружающих, стоит отдавать лучшие места. В конце концов, нет для человека большей радости, чем героически погибнуть за правое дело, а у уродов хозяйство все равно не спорится. Разумно? Разумно. Вот и Мескил так считал, но, когда пришли за его сыном - Нэрзелем, душу немолодого полурослика стали терзать сомнения. Возможно, есть какой-то иной путь? Возможно, ребенок, с интересом примеривающийся отточенным лезвием к собственным сухожилиям - это не совсем то, чем должен гордиться каждый уважающий себя взрослый? Своими сомнениями он поделился со старостой. Тот согласился. Они выпили. Согласился еще раз. Выпили. Сошлись на том, что мир - ужасное место, но и в самое темное время наступает перед рассветом... Проснулся Мескил в сарае, с бутылкой хорошего - действительно хорошего - вина. Рассвет, впрочем, так и не наступил.
А вышло так, что в это время в селении гостили бродячие торговцы. Немногие в наше время рискнут отправиться в путь всего-то впятером, но деньги скрепляют цивилизацию почти столь же хорошо, как кровь. И этот отряд не скупился ни на то, ни на другое. Это были весьма уважаемые в тех краях люди, и потому на празднике открывания ран им всегда были рады. В тот раз, впрочем, все пошло не по плану. Нет, то были не духи... Или же, именно духи это и были. Сомнения все же окончательно подкосили Мескила, и крепкие стены сарая не смогли сдержать ярость зверя из переплетенных корней, что вырвался на волю. Луна, некогда коснувшаяся полурослика, расцвела в его крови, и принесла в это место смерть. Порой, отвадить зло извне оказывается недостаточно.
Чудовище сожрало дедушку, сожрало бабушку, сожрало веселого фермера и милую селянку, сломало пару домов и направилось к известному холму, от которого невыносимо вкусно несло застарелым страданием. Внутренний компас не изменил ему и после великой трансформы, и монстр добрался до места празднования кратчайшим путем - и как раз вовремя. Дитя уже готовилось приступить к самом интересному, но толпа внезапно оказалась в когтях ужасного Зверя. Стоило тому коснуться новой жертвы, как корни разрывали ее плоть, обращая в гротескное подобие итак не особо симпатичного чудовища. Праздник плавно перешел в иную плоскость, и о мальчике все сразу забыли.
- Как видишь, даже лучшие идеи быстро устаревают. - Весело шепнул мне старик-торговец. Его спутники, обступив нас, угрожающе размахивали жуткого вида оружием, тесня толпу. - Кстати, место вполне подходящее. Когда все закончится, поможешь со вскрытием?
Торговцы, как оказалось, были Летописцами Последнего Шага. Тогда Нэрзель, конечно, этого еще не знал, но и от вполне разумных предложений отказываться не стал. Сложно защищать общину, которая неожиданно перестала существовать. Сложно и отвергнуть хорошенько заученные принципы. Есть люди. Лучше, если они выживут. По возможности. Летописцы предлагали именно это, и даже намного больше.
Следующие годы Нэрзель провел в одной из малых общин Летописцев. Наследие луны, живущее в его крови, было осторожно пробуждено мистиками ордена. Нити Эфира отозвались на его зов, и тогда настало время настоящего Ученичества.
Наставника юноши звали Мрак. Глупое имя, но нарочитая глупость не считалась в ордене грехом. Мрак был первоклассным вором, знатоком ловушек и ядов, а еще - одним из лучших лингвистов ордена. Он научил Нэрзеля скрываться и внимать, нападать и защищаться, он рассказал ему сотни древних легенд и сказаний, но самый его ценный урок заключался в ином. Мрак был лучшим в своем деле - или, во всяком случае, он сам так считал. Потому он и просчитался.
Обычно руины несут гордое имя того места, от коего они остались, или грандиозных событий, свидетельством которых они являются, но эти руины назывались просто Мэ, и никто не знал, почему. В руинах Мэ издавна жил ужасный зверь Шипорот, про которого говорили, будто тот коварнее любого человека и прочнее скал. Вот его-то шкуру Мрак и решил добыть.
- Прочнее стали и надежнее судьбы. Мир станет немного ближе, не правда ли?
В такие экспедиции не отправляются вдвоем, но кто мог бы остановить Мрака? Возможно, его ученику стоило бы. Увы, идея захватила и Нэрзеля. Вместе они забрались в древние руины.
Внутри было темно, сыро и на удивление спокойно. Учитель и ученик пробирались все дальше, нигде не встретив и следа чудовища. Проблемы начались позже, когда они устроили привал. Древние стены, покрытые грязью прежних времен, вдруг сомкнулись вокруг спутников, отрезая их в крошечной комнатушке. Монстр, доселе притворявшийся руинами, медленно потянулся, и снова погрузился в сон, в его глуби учитель и ученик оказались заперты без надежды на выход. Мрак перепробовал все доступные ему способы, но все было тщетно. Когда огонь стал гаснуть, призраки минувшего начали перешептываться внутри стен. Когда огонь погас, призраки вошли внутрь.
Часы превращались в дни. Учитель и ученик медленно умирали, замурованные в древних руинах, но это было не самым худшим. Яд минувшего, сочащийся из стен, обращался в самые их души, стремясь обратить в нечто куда более ужасное. Тогда Мрак отдал свой амулет ученику.
- Помни, это - одно из сокровищ нашего ордена, наследие старших. Память Забытого. Когда-то такой же станет твоим, если ты выживешь. В нем моя память, моя жизнь. Если... Если сможешь, верни его в орден, чтобы это было не напрасно.
Неизвестно почему, но Нэрзеля почти не затронула подступающая тьма. Он лежал в темноте, слушая хриплое дыхание учителя, и латунный амулет, что он сжимал в кулаке, больно впивался в кожу. Прошло много часов, и дыхание остановилось. Затем пришел свет. Тело учителя, уже, казалось бы, мертвое, загорелось потусторонним пламенем, и возвысилось на тысячах паучьих лап. Новорожденное чудовище окинуло голодным взглядом полурослика, но затем... Его взгляд остановился на амулете. Новорожденный монстр протянул исковерканную, покрытую янтарными прожилками лапу и Нэрзель, завороженный близостью смерти, протянул ему амулет. Чудовище схватило амулет, и, внезапно, начало биться об стены, словно в конвульсиях, вопя и стеная, а пламя начало разгораться все ярче. Стены зашевелились, корчась вместе с ним, и неожиданно в них открылся проход... Дальнейшее Нэрзель не помнил. память вернулась к нему уже на поверхности.
Но теперь он знал, что предстоит сделать дальше.