[D&D 5] Карпаччо из Дракона | ходы игроков | 04. Бачиччин, золото и вино

ПОМЕСТЬЕ «GREMBO della STREGA»
Лес Гуальтьери, Север Пенумбрии

День святого Нихерасия

венерале, 23-й день Луны Квинотавра, 1022 ПП
марциал, 12 оумая, 699 ИК

Решено. Сначала новоиспечённая банда каналий решила отправиться в Квинотарию — благо, куда ближе, чем юга полуострова, проситель / податель дела настаивал на срочности, да и услуга, оказанная самому крупному торговцу базиликом, кедровыми орешками, розмарином и тимьяном во всём Королевстве, однозначно сулила огромный достаток в долгосрочном разрезе.

Хорошенько выпив и сытно поев в ознаменование такого решения, наши герои удалились по своим комнатам, которые для них подготовили слуги; побег из самой страшной тюрьмы Королевства, долгий путь, сопряжённый с кучей тягот, спасение и обретение нового безопасного убежища, а также перспективы заработка и, возможно, даже славы и почёта, совмещённые с уютной атмосферой ужина в кругу тех, кто уже стал друзьями, ну и сытная еда и отменное вино (для тех, кто их употреблял, конечно же) стали причинами того, что наши герои уснули без задних ног. Сон исцелил, сон восстановил силы, разложил в сознании и памяти всё по полочкам, сон был нужен, желанен, важен. Но…

Но и стал причиной первой неприятности у банды каналий, когда они уже по-настоящему стали бандой, сиречь командой людей (и не только), коих сплотило общее прошлое и общие надежды на будущее. Проснувшись поутру от громких ругательств и криков взбешённого чем-то Таддео, наши герои, кто в чём был одет, выбежали в коридор и проследовали в трапезную залу поместья, аккурат на отборнейшую ругань разъярённого принца и звуки бьющейся посуды и ломающихся от сильных ударов о камень предметов мебели.

— Che cazzo! Porche puttane!!! Li appendo per i coglioni nella piazza del paese, uno per uno! Che Dio vi stramaledica e vi faccia cagare chiodi! Vi scortico vivi se vi rivedo, luridi infami! Maledetti bastardi! Figli di troia! Ci avete svuotato la casa come topi in un granaio!*

Как оказалось, за ночь, пока все спали, словно убитые, слуги поместья, не получавшие жалования уже который год, увидели, что их господин вернулся без монеты в кармане, решили его восполнить себе самым простым, по их соображению, способом: обчистили всё, что смогли обчистить у Лато дель Черкио, да ещё и прихватили кое-что у его гостей!

Когда старый граф тоже присоединился к нашим героям — чистый, с подстриженной шевелюрой и вымытой-выстриженной бородой — выглядел он куда более достойно и величественно, совсем в пору его статусу… Хотя услышанное, конечно же, несколько выбило его из колеи. В попытках загладить свою косвенную вину в произошедшем, старый пройдоха выудил ключ из одного из многочисленных карманов своего камзола и, сделав жест «следуйте за мной!», поковылял в погреба поместья. За одной из винных бочек обнаружился потайной рычаг, который открыл ещё более потайной проход прямо в каменном полу подземелья; в конце долгого спуска вниз оказалась массивная каменная дверь, которую как раз и открывал ключ Танцора. А по ту сторону оказалась затянутая паутиной и покрытая многолетним саваном пыли сокровищница семьи дель Черкио, крайне скромным содержимым которой граф Лато тотчас же и поделился…

ОСОБНЯК СИНЬОРА ДА ПРА
Лунгарива, Квинотария

День святой Пипеции

джовиале, 1-й день Луны Двойняшек, 1022 ПП
джовиал, 19 оумая, 699 ИК

… Кроме немногочисленных, но в большинстве своём полезных предметов, которыми Лато поделился с нашими героями, он также разжился и лошадьми — продав на покупку семерых превосходных животных и сбрую для каждого из них своё фамильное кольцо с гигантским, с голубиное яйцо размером рубином: «Ааа, да ну… Когда разбогатеем — выкуплю назад… Или выкраду!»

Дорога в Лунгариву оказалась куда более короткой и комфортной по сравнению с днями блужданий по лесам и предгорьям Титанового Хребта; пусть старая столица Квинотарии и располагалась куда дальше Дыр, у наших героев теперь было знание пути, были лошади, и не было преследующих их неприятелей на хвосте. С лёгкой руки Лато и за остаток денег, которые он выручил с продажи фамильного кольца — после покупки лошадей осталось немного, но всё же достаточно, чтобы пенумбрийские умельцы создали абсолютно реалистично выглядевшие ксивы для всех семерых каналий, — каждый из этих семерых новоиспечённых «граждан Пенумбрии» (включая малебранке, менянета и витрувиана) теперь мог чувствовать себя в относительной безопасности на территории Квинотарии, ибо никто из них более не был объектом преследования барона Руджерио и его псов… Учитывая всё это, дорога от «Грембо делла Стрега» до окрестностей Лунгаривы заняла всего неделю относительно комфортного пути.

По вполне понятным причинам ни Таддео, ни тем более Лато к канальям не присоединились: старый граф был далеко не в той форме, чтобы предпринимать такие дальние путешествия, по крайней мере, пока качественно и полноценно не залечит свои искалеченные ноги, а молодой принц, во-первых, побоялся оставить своего старого дядю одного в поместье, а во-вторых, стал опасаться, что сбежавшие вороватые слуги могли проболтаться кому не нужно и где не нужно о Лато и Таддео… Нужно было нанять новых слуг, нанять охрану поместью и выследить мерзких шакалов. Молодому дворянину было чем заняться.

Как только наши герои подъехали к главным воротам поместья семьи да Пра, они осознали, что чем заняться будет и им…

— Убирайтесь прочь, самозванцы! — верещал какой-то пухловатый дядька довольно зрелого возраста, одетый в расшитую золотом парчовую джорнею поверх изумрудного дублета; на ногах его были зелёные шёлковые чулки и бархатные туфли с пряжками. На голове — каппуччо в той же гамме, что и прочие элементы гардероба: золото и изумруд; на шее — массивная золотая цепь, а на пальце — перстень с гербом цеха: листок базилика, окружённый венком из розмариновой ветви: торговцы зеленью. — Кровопийцы! Нелюди! Как можно наживаться на семейном горе! — в сердцах этот достойнейшего вида господин не побоялся испортить бархат на своих изящных туфлях и что было мочи пнул под зад седобородого старца, одетого в лиловую рясу, расшитую астрологическими символами; старец крякнул, не устоял и упал на каменную мостовую. Его борода, зацепившись за росший подле куст шиповника, в миг отлетела, обнажив очень даже молодую кожу, а высокий конический колпак, расшитый звёздами, отлетел в сторону, явив свету тёмно-каштановую шевелюру кудрявых волос, явно не соответствовавших ни седой лже-бороде, ни морщинам на лице «старца». Увидев всё это, дядька в зелёном сделался ещё более пунцовым в лице, чем был ранее, возмущённо пискнул и попытался пнуть ещё одного из тех, кто тем временем спешно ретировался с территории его поместья: все сплошь и рядом учёные мужи, монахи, астрологи и даже пара календаров, сиречь священников.

— Проходимцы! Лицедеи! Черти, прости Господи!!! Да покарает вас Триотец, да не вкусите вы более достойной пасты с отменным песто! Пусть ваша пицца всегда будет подгоревшей и как резина на вкус! А ваше оссо-букко пусть… пусть… скиснет! — бедолага даже не знал, как ещё больше охулить тех, кого прогонял со своего двора.


                                      

БАЧИЧЧИН ДА ПРА

Марко проснулся в самом северном расположении духа. Виной тому были обильные возлияния, которым он предавался так активно, будто стремился наверстать упущенное время, проведенное в темнице. Порой казалось, что Марко таки совершит невозможное и сломает чудодейственный артефакт, выхлебав бутыль до дна, но она снова и снова восполнялась чудодейственным образом.

От выпитого в горле было сухо, а голова была как чугунная сковородка, по которой били кувалдами черти. Когда Марко все же оторвал голову от подушки, ему почудилось, что рядом верещит свинья, из которой хотят сделать коппу, однако когда Марко все же добрался до воды и выпил не меньше трёх кружек он понял, что где-то рядом ругается Танцор, которого по-видимому обнесли собственные слуги. Марко усмехнулся и лег обратно на кровать, а потом захотел почесать спину, что он обычно делал своим добрым крючковатым посохом. Вот только посоха на было. После осмотра комнаты, который плавно переместился в общий зал святой отец понял, что обнесли и его. Мерзавцы не побрезговали даже его стареньким доспехом и посохом священнослужителя – негодяи, да гореть им вечно в геенне огненной за сей грех. На выручку пришло лучшее успокоительное средство – вино, правда, в этот раз дозу пришлось кратно увеличить.

Особняк постепенно наполнялся голосами. Его собутыльники видно тоже обнаружили пропажу вещей и реагировали на них с разной степенью эмоций насылая ненасытным слугам самые немыслимые проклятья. Однако вскоре оказалось, что совсем без снаряжения они не остались. Взглянув на предложенные вещи, которые почему-то пахли закуской, Марко взял посох.

– Добрая вещь. Нельзя доброму пастырю без посоха, никак нельзя. Этот даже получше будет, главное, чтобы не развалился. Но Триединый не оставит в беде. Где-то будет, но где-то прибудет, главное не падать духом и уповать на Господа нашего м поминать всех Святых Календаря и чтобы бранные слова хотя бы тремя набранными межевались...

***
Поблагодарив Таддео и Лато за кров и помощь, святой отец попытался взобраться на лошадь, одна та, чувствуя страх и неуверенность всадника все норовила уйти в сторону, стригла ушами, фыркала и отходила, всячески затрудняя и без того сложный маневр посадки на верховое животное: – Ах ты порождение Люцифера! Бесовское семя! Чтобы тебя черти трахали всю ночь напролет! Нет, чтобы купить осла – самое тихое, послушное, короткое создание на свете! Нееет, так нужно купить этого беса фыркающего о четырех ногах!
Закончилось все там, что Марко взобрался-таки задом наперед, так и ехал, не желая рисковать с трудом достигнутым положением.

Так что Марко сначала услышал гневную тираду неизвестного , а уже потом смог его рассмотреть его самого, изрядно намучившись с поводьями.

– Не поминай всуе имя Отца нашего всевышнего сын мой и не гони со двора людей, что именно он отправил на помощь страждущим и уповающим на него. Ведь так часто мы ждём помощи от Триединого и отказываемся от помощи ближних забывая, что именно волей всевышнего они приходят на зов наш! Скажи, сын мой, сперва, как имя твое, уж не Бачиччин да Пра ты, добрый торговец и гражданин Лунгаривы?

Давненько Мартино так хорошо не спал. И дело было не в мягких подушках и перинах - без них друид вполне мог обойтись. Причина была в ощущении свободы и безопасности. Именно в сочетании - свободу они обрели несколько дней назад, но сначала за ними гнались стражники, потом этот переход через Фумерею... В общем, надышавшись воздуха свободы и укрывшись покрывалом безопасности, Мартино проспал как убитый до самого утра. А утром оказалось, что у него были все шансы быть убитым в реальности. Слуги, несколько лет хранившие имущество своего господина и тем самым вроде бы доказавшие свою верность, обворовали хозяина в первую же ночь после его возвращения. И кому теперь, скажите, верить? Хотя, в данном случае скорее всего дело в том, что семейство Тараборрелли после ареста старого графа считало охотничий домик свой собственностью - с каторги ведь не возвращаются? - и появление настоящего хозяина стало для них громом серди ясного неба. Ладно, хорошо что только обокрали, могли ведь и прирезать - Мартино был уверен, что улыбчивый дедушка Джан вполне на это способен.

- Святой отец, что ж ты лошадку костеришь? Животные, они ласку любят! - попробовал успокоить и коня, и священника Мартино, точнее теперь уже Орсино - именно так по новым документам стать зваться бенаданте.

Все-таки ехать верхом по дороге гораздо удобнее и, главное, быстрее чем пробираться тайком пешком по лесам и оврагам, так что путь до Лунгаривы пролетел практически незаметно, зато у ворот у в поместье да Пра их ждало настоящее представление. Судя по количеству народа, спешно пытающегося проскочить сейчас через ворота, Таддео был не единственным, к кому уважаемый торговец обратился за помощью. Вот только все они были... скажем так, одного рода занятий. У семейства да Пра что-то пропало? Или, скорее, кто-то?

Впрочем, ждать осталось недолго - святой отец уже начал переговоры, а если Марко Ботти взялся за дело, можно было быть уверенным, к чему-нибудь это да приведет. А пока друид принялся разглядывать "гостей" торговца - вполне возможно лже-старик здесь не единственный. Как это поможет в решении проблемы семейства да Пра было не понятно, но в таких - каких, кстати? - делах все может пригодиться.

  После обильных возлияний и сытной трапезы Эйшет собиралась закончить прекрасный день не менее прекрасной ночью, но усталость взяла свое, и сил девушки хватило только на то, чтобы раздеться и рухнуть в кровать. "На пару минуток", конечно же - но прежде, чем голова коснулась подушки, девушка отправилась в царство сновидений. Вырубилась она качественно, и разбудила ее только чья-то громкая утренняя ругань. И то далеко не сразу.
  Когда до разума дошло, что у Таддео явно проблемы, арлекина, схватив с пола рапиру, которую так и протаскала с собой весь день, и, торопливо напялив между рожек берет с пером, выскочила в коридор. Больше ничего на малебранке не было - в стремлении прийти на выручку бардесса совершенно не озаботилась тем, чтобы натянуть хотя бы штаны. Во многом не только из-за торопливости, но и потому, что не считала, что в обнаженном виде нет ничего предосудительного - только эстетика.

  - Che roba! Che rabbita! Mille cazzi nel tuo culo, cosa bolle in pentola? Mannaggia! Che culone! - не вникая в ситуацию, поддержала она принца возмущенными ругательствами и уточняющими вопросами.
  Вникнув, наконец, в произошедшее, она вмиг успокоилась и, обняв Тадека, попыталась его утешить:
  - Figurati! Мы найдем этих leccacazzi, отберем свое и спляшем на их костях! Только чуть позже. Золото и вещи - пффф, мелочь: главное, что у тебя есть мы, а это куда дороже всех сокровищ королевства! - с этими словами Эйшет громко расцеловала юношу в обе щеки. - Все будет хорошо, не переживай!

  Уйдя проверить, что пропало именно у нее, рогатая девочка вернулась обратно уже одетой, и совершенно не расстроенной. Пропажа арбалета и брони были досадны, но не фатальны - исчезновение той же лютни была бы гораздо обиднее. А так - мелочи, не стоящие внимания: остальным пришлось тяжелее, и жальче их было стократ больше. Особенно Танцора – в его преклоные лета столкнуться с очередным предательством наверняка тяжко.
  В сокровищнице Эйшет первым делом бросилась к арбалету, но, когда тот встретил ее радостными – и донельзя вонючими – газами, быстренько решила, что может обойтись и одной рапирой. Ходить с таким оружием, сколь бы оно эффективным не было, больше пристало какому-нибудь пропахшему чесноком и дешевым вином вояке, чем выступающей перед широкой публикой красавице. В конце концов, в человеке, да и в малебранке тоже, все должно быть прекрасно – лютня, берет, исподнее, ну и запах тоже. Иначе это не человек, а млекопитающее.
  Зато взамен пропавшей броньки нашелся замечательный гамбезон – шелк, золотое шитье, яркие расцветки, он не мог не покорить сердце Эйшет, которая, как и большинство арлекинов, была немного сорокой. С радостным визгом девушка выставила находку на всеобщее обозрение, после чего незамедлительно одела ее: а потом долго крутилась перед старым мутным зеркалом, расправляя одной ей видимые складки и наслаждаясь собственным авантажным внешним видом. Заодно рогатая девочка прихватила и колечко с ядом – жизнь сложная штука, и может пригодиться всякое. А иметь возможность избавиться от какого-нибудь culo прямо на приеме всегда весело – для исполнителя, конечно.

  …Дорога для Эйшет оказалась достаточно непроста. Не так, конечно, как для уважаемого падре, но все же. Арлекина не была хорошим всадником: весь ее опыт дальних путешествий прошел в сценическом возке труппы, в которой она когда-то участвовала, да на своих двоих. Но после пары уроков, данных Таддео, она смогла хотя бы нормально держаться в седле даже на тряской рыси, и не заваливаться на сторону. Хотя, конечно, каждый вечер и особенно утро в пути теперь неизменно сопровождались негромкими, но очень забористыми стенаниями малебранке, проклинавшей собственную задницу и бедра, которые весьма явственно выражали неготовность к подобному способу передвижения. Впрочем, костеря и себя, и коня, и седло на чем свет стоит, Эйшет и не думала просить остальных двигаться медленнее или хотя бы украсть ей телегу – она понимала всю необходимость скорости, и вынужденно принимала ее.
  Не смотря на подобные возмущения, у бардессы хватало сил не только беседовать на отвлеченные темы, но и поднимать вопросы, которые ей казались важными. Например о том, как объяснить встречным-поперечным, куда прется такая орава на первый взгляд ничем не связанных созданий. Однажды, чистя кинжальчиком ноготки, девушка внезапно перешла с обсуждения лунгаривской кухни на вопросы более приземленные:
  - Чё я подумала, compares. Вот спросят нас, кто мы такие и откуда взялись, а что мы скажем? Надо бы нам нашу cosca как-нибудь назвать, да, чтобы представляться всем. Что мы не просто группка единомышленников, а одна семья, один отряд! Надо что-нибудь звучное, яркое, и такое, чтобы и запоминалось, и всех нас устраивало! Я вот что удумала – «Chentanni Fortunati», звучит, да? «Сто лет удачи» - это и нам пожелание, и всем намек на то, что мы справимся с любым делом!
  Ну или, - Эйшет блаженно потянулась, - что-нибудь более звучное, загадочное и напевное, на древнем наречии. Так, чтобы мало кто догадался, и был заворожен тайной. «Шедим Лехаим» - тоже огонь пожелание, и звучит броско. Всяко лучше какого-нибудь «Белого отряда», или «Кондотты висельников», или «Забияк» и тому подобного, верно?

  Не дожидаясь ответа, малебранке продолжала тараторить, заваливая спутников вопросами:
  - Только тогда надо будет еще сказать, кто у нас capo, и с кем при случае будут тереть за наши действия прошлые и будущие. Ну, тут я не вижу споров, а вы? Начальник должен быть самым сильным, и при этом запоминающимся. Вон, «Большой Папа» внизу как раз такой – самый крутой, как горы и яйца, самый резкий и дерзкий, и при этом не дурак. Ну и вообще. Да и среди графьев-герцогов, особенно тех, что сами себя сделали, полно таких, так что это традиция славная и древняя. Так вот к чему я это, - девушка повернулась к морганте, - Мег, ты у нас в авторитете, с мускулами и красивыми лицом и фигурой – не хочешь стать нашим capo?

  …Прибытие к особняку семьи да Пра ознаменовалось целым спектаклем. Как показалось малебранке, он изображал весьма классическую сцену: «Разгневанный клиент изгоняет шарлатана, пообещавшего ему успех во всех необходимых начинаниях и расположение власть имущих впридачу». Разница была лишь в том, что в пьесе ругались бы оба, и делали это куда более экспрессивно и изобретательно. А так… Дикий край, если сравнивать с Вольтурнией, и нравы простецкие.
  Спрыгнув с коня у самых ворот, рогатая девочка сдернула с головы берет и изящно поклонилась – неглубоко, впрочем, уважая себя и свой статус «посланницы важных людей»:
  - Салют, синьор! Ежели вы действительно достойный синьор да Пра, то мы пришли к вам от старого друга, которому вы направили послание, и спешили, как только могли. В общем, все, как сказал наш падре! Я Инанна, к вашим услугам! Мы можем перетереть там, где потише, и заодно подтвердить, что не наживаться на горе приехали, а делать дело?

Можете представить удивление Инвиктуса, когда он узнал, что их, оказывается, обокрали?
Пожалуй, оно было сопоставимо удивлению окружающих, когда они узнали, что у Дома пропал доспех, в котором он спать улёгся. Все поначалу думали, как это он прозевал это дело?
Да только он не прозевал ничего, а сам отдал броню. Видимо, хитровыдуманные служки безошибочно опознали в Доминикусе деб...лестного паладина, по этому просто пришли и сказали, мол, "Это компенсация", "Работали год бесплатно", "Своё забирают". Вот он и отдал свой меч магический и доспех рыцарский-архитепический. Всё во славу справедливости!
Теперь же, оскорблённый в лучших чувствах и пребывавший в не лучшем расположении духа, Доминикус пришёл к выводу, что во славу справедливости он теперь будет только бить.
Благо, бить было чем: в тайнике Лато нашёлся добротный двуручный клинок, который поперву просился выйти уже погулять, но на свежем воздухе временно переменился в настроении и порывался обратно, а так же простенькая шкурная накидка, которой в целом было всё равно, в каком месте бубнить свои песни.
Оказав помощь во вскарабкивании на лошадь всем, кому она требовалось, а так же заправив поглубже в один из отсеков на груди новый комплект документов, понову экипированный Леонардо Андромеханус Альвизе Медичего ди Ферроно, слегка пришпорив коня по кличке Дукати, двинул вперёд, отблагодарив хозяев дома за гостеприимство и снаряжение. И обещание поймать воришек.

***
Я вот что удумала – «Chentanni Fortunati», звучит, да?
Если бы Доминикус Леонардо мог изобразить лицом недоумение – сделал бы это, но на его деревянной морде ничего особого не отобразилось. Зато вот в голове явно стало смутно – в конце концов, именно последние сто лет ему особо не везло. Впрочем, будучи буратиной оптимистичной, он согласился: может, хоть следующая сотня лет будет для него более удачной?

Застав по прибытии к особняку Пра сцену на характерных для Бранкалонии повышенных тонах паладин поперву растерялся, однако заметив, как с одного из склочников слетела накладная борода на удивление быстро сориентировался, кто тут прав, а кто тут лев.
–Что за безобразие тут происходит!?–Спросил он, спешиваясь.–Почему вы, Сеньор-в-зелёном, отбираете у несчастного столь занятный элемент гардероба?
А что? Разве кто-то говорил, что он сориентировался правильно? И вообще, Бра повезло, что паладина тут же принялась одёргивать грубым голосом его куртка, бубня что-то вроде "Idiota, stai combattendo nel posto sbagliato!")

В отличие от большинства беглецов, «Роберто» не проявили своих чувств относительно пропажи единственных двух вещей при нём, которые вообще могли хоть чего-то стоить — кольчуги и щита. Пожалуй, даже волнуй их утеря сама по себе, они смогли бы отдать должное определённой... смелости? настойчивости? решительности? воров — далеко не каждый попробует мало того, что снять буквально последнюю рубашку (пусть и кольчужную) со спящего менянета, но сделать это, ещё и не обращая внимания на кишащую кучу всевозможной живности внутри серой робы... В общем, Эйшет бы, возможно, назвала подобное качество характера «хуцпа» — нечто, заслуживающее уважения само по себе, пусть даже и ставшее причиной некоторых проблем.

Да и потом — не сказать, чтобы утраченные вещи изначально принадлежали им, не так ли? Нашли в одном месте — потеряли в другом, в общем: «presto guadagnato, presto perduto», да?

Впрочем, в действительности дело было, наверное, всё же и не в этом. Не-обитатели вновь оказавшегося беззащитным пыльного балахона, кажется, даже и не заметили пропажи, придя поутру в зал к оравшему на всё поместье принцу просто без теперь отсутствовавших вещей, как будто их никогда и не было. Пока остальные соревновались в подборе эпитетов, которыми можно было бы наиболее красочно описать и самих преступников, и их коварные козни, и то, каким жестоким и болезненным будет за них неотвратимое наказание, и даже то, какими были те, кто поимел несчастье быть их родителями, «Роберто», походя уклонившись от пролетевшей мимо тарелки, молча проскользили к остаткам вчерашней трапезы, которые слуги, видимо, уже тогда решив, что на этом их обязанности закончены, так и не убрали, и опустил просторные рукава на стол, позволяя своим многочисленным пассажирам позавтракать, на мгновение оборачиваясь лишь на слова «topi» и «rabbita» в тирадах Таддео и Эйшет, но, убедившись, что ни к каким реальным крысам и кроликами это отношения на самом деле не имело, продолжили заниматься своими делами.

К моменту явления графа дель Черкио народу, старая столешница была очищена полностью... ну, по крайней мере, от еды. Больше не удерживаемые ничем, «Роберто» отправились за ошарашенным графом в потайную сокровищницу, о которой, выходит, слуги не знали (впрочем, разницу заметить было сложно — в этих закромах было почти так же пыльно и грязно, как и в остальном поместье). Серая роба бесшумно проплыла вокруг полок со всевозможными крайне странными и необычными диковинками, подхватив сначала объёмистый мешок, выглядевший снаружи, в отличие от других сокровищ, совершенно обычно, а затем остановившись рядом с поблескивавшей подозрительно не-металлическим блеском в тусклом сиянии прихваченного для освещения канделябра кольчужной рубашке. Её стальные детали были куда мельче, чем у украденной, явно куда более искусной работы, вот только чуть наклони голову — и они будто бы исчезали, растворяясь в тонком кристаллическом покрытии, обволакивавшем целиком каждое звено.

Но менянета заинтересовало, похоже, совсем не это: хотя эта комната и была закрыта от вороватой прислуги, кое-кто здесь, оказывается, всё же бывал: из еле заметной трещины в стене ровным строем шли, покачивая усиками и вращая чёрными блестящими головами, маленькие, размером не больше чечевички, муравьи. Казавшаяся бесконечной цепь подходила по одному к зачарованному сокровищу, сцарапывала жвалами крошечный, почти невидимый кусочек прозрачного покрытия, тут же, благодаря слабой, но всё же продолжающей ещё действовать магии, зараставший обратно, и уносили его обратно в своё логово. Не кристалл... карамель! Доспех был покрыт волшебной карамелью! Или... он и был волшебной карамелью?

Как бы то ни было, карамельковая кольчуга тут же оказалась надета поверх теперь, в этом подземелье, каким-то образом ставшей ещё более пыльной робы, а обитатели муравейника, сменив свой маршрут, начали столь же организованно, как и раньше, перебираться внутрь неё.

* * *

Следующим подарком графа оказались лошади. «Роберто» на некоторое время замерли, оглядывая ранее не виденных зверей. Пустота в капюшоне внимательно осматривала загадочных существ, поворачиваясь то так, то эдак, но, в итоге, хор голосов заговорил... на лошадином?! Все семеро скакунов, кажется, коротко ответили что-то по очереди, и, вероятно, эти ответы были достаточным объяснением для менянета. Спокойно приблизившись к такой же серой, как и старая сермяга робы, кобыле, они продолжили беседу уже вдвоём. Судя по всему, разговор оказался плодотворным, потому что когда пришла пора седлать свою новую знакомую, это было сделано так, будто они и не встретили только что лошадь впервые.

Наконец, последним, чем им помог разжиться благородный дель Черкио, были поддельные документы. Тут задумываться не пришлось — подбирать новое имя вместо старого «Роберто» не пришлось, потому что старого имени у них всё равно не было. Так они и стали, по крайней мере, на бумаге, «Роберто», но теперь официально. Ну, насколько вообще могли считаться официальными эти фальшивки.

* * *

Знакомство с сеньором Баччичином да Пра, начавшееся со столько странной сцены, уже успели взять на себя более материальные члены новообразовавшейся команды Столетников-Удачников, что, безусловно, было резонным — пусть мошенники и выдавали себя за знакомых с тонкостями экстраваганзы, вряд ли их новый благородный знакомый хотел сейчас говорить с её настолько прямым, насколько это вообще могло быть возможно, воплощением. Позволив разбегавшимся прочь «мудрецам» проскочить мимо себя, «Роберто» проследовали к колючему кусту и начали осторожно распутывать застрявшую в нём фальшивую бороду.

Вначале Мегара просто не проснулась на шум. То есть услышала его, приоткрыла глаз, а потом закрыла.
- Ну, может, мышка пробежала, хвостиком махнула, - лениво подумала она и зевнула.
Но потом через доброе похмелье до девушки дошло, что мышки не умеют так виртуозно ругаться. Так что альпинистка решила, что на дом напали враги и поспешила на помощь. А так как спешила она сильно, а дверь, как назло, оказалась закрытой, то морганта вышла вместе с дверью. Точнее вынесла ее вперед себя. Вместе с засовом. Но даже не оглянулась, сжимая кулаки и готовясь к драке. И что же она увидела, когда добралась до трапезной?! Красного от ярости Тадео в объятиях нагой Эйшет. Ну, не совсем нагой, так как берет на бардессе был. Но все остальные прелести были открыты, ножки, попка, сиськи, хвостик. И что должна была подумать альпинистка?! Так что она открыла рот и громко спросила:
- Он не хочет на тебе жениться?
И только потом до Мег дошло, что она спросила что-то не то. А еще то, что она тоже была малость не одета.

Когда все недоразумения разрешились, то потомок великанов вооружилась сразу фонарем и киркой из запасов старого графа. И конем. И документами. Имя себе Мег менять на стала, но добавила к нему звучную фамилию, разом превратившись из простой бродяги в бродягу знатную. А вот с конем в пути возникли проблемы. Зверь был сильный, но Мег сильнее. Зверь был большой, и Мег была большая. Зверь был сильный, но альпинистка намного сильнее. А еще она всю жизнь проходила на своих двоих, так что на конячих четверых ей было неудобно. Седло терло задницу и то, что между ног, а эти самые ноги почти касались земли и цеплялись на траву. Так что когда Ара уставала ехать верхом, она слезала с седла, облегченно вздыхала, взваливала протестующе жрущую животину себе на плечи и трусцой бежала вслед за остальным отрядом.

На привале, когда хвостатая девчонка стала выдавать идеи одну за другой, Мег чуть стушевалась.
- Да, я у нас самая большая, сильная и заметная.
Выпятила она вперед грудь.
- Так что меня будет легко запомнить и легко выследить, да... Я, конечно, хочу стать саро. Но мне потребуется советник. Потому что я всю жизнь провела в глуши и маловато знаю, весь этот этикет, пиитет, высокие манеры и высокая мода для меня темный лес. Очень темный. Так что моим первым решением, назначаю тебя, Эйшет, моим consulenye. А название мне больше нравиться то, где про удачу. Она нам явно не помешает.

Столпотворение у поместья да Пра, заставило альпинистку улыбнуться. Всегда приятно видеть, как другие проходимцы. Не такие замечательные, как ты любимая, попадают впросак и шлепаются в лужу. И, пока остальные улыбались, спрашивали и представлялись, Мег сразу преступила к делу. Морганта спешилась. Шагнула к воротам, а шаги у потомки великанов были широкиииииие. Она собиралась подхватить ближайшего астролога и кинуть в кусты, но споткнулась. Конечно, это был виноват проклятый конь, о которого она стерла себе все, что только можно и все, что нельзя. Тогда Мег сделала грозное лицо и громко сказала:
- Бу!

— Я, святой отец. Бачиччин да Пра, глава Дома Да Пра, лучшего торгового дома во всём Королевстве Наград среди торговцев зеленью, душистыми травами, кедровыми орешками, миндалём и прочим, без чего вы не сделаете ни песто, ни какого другого соуса! — раскрасневшийся от крика и излишних физических активностей мужчина приосанился и с любопытством окинул взором новоприбывших к воротам его поместья. Когда заговорила Эйшет Инанна, Бачиччин впервые за эту странную встречу улыбнулся — пусть слабо, но всё же; однако когда загрохотал своим порицанием Доминикус Леонардо, мрачная тень снова вернулась на лицо торговца:

— Безобразие — это то, что вовсе не «несчастный» шарлатан творит, а именно — выдаёт себя за почтенного умудрённого годами учёного, придумывает идиотские способы исцелить моего ребёнка, и выставляет за это баснословные суммы, причём наперёд, мол, ему нужно закупиться ингредиентами! Не вещайте о том, чего не знаете, сударь… мессир… кто вы там вообще, — Бачиччин растерялся, видимо, пытаясь понять, как правильно обращаться к одушевлённому неодушевлённому существу, коими были витрувианы. На помощь пришла меховая куртка Леонардо:

— Безмозглый чурбан, деревяшка бездумная… Святая Шмотта, за что ты меня так наказала, послала мне вот это вот в качестве носильщика-меня?! — куртка сначала бубнила вполголоса, но когда Бачиччин застрял на подборе правильного онорифика для автоматона, заговорила уже в полный голос (который у неё оказался прокуренным, пропитым и неприятным голосом мужика средних лет). — Называйте его чеппо* Леонардо, добрый синьор да Пра!

— Да, добрый господин, вы не обращайте на этого чеппо внимания, вы окиньте взором всю компанию, — внезапно зазвучал звонкий девичий голос откуда-то из-за спины витрувиана. Оказалось, что Каприччи — новый двуручный меч Леонардо — тоже решил принять участие в дискуссии. — Они не мошенники, они честные клоуны! Священник-пьянь, арлекина-девка, рыцарь-идиот, бенанданте-маньяк, альпинистка-гопница, куча тряпья бестелесная… Ну не чудо-компания ли?!

Бачиччин от такой «помощи» стал не просто красный, а пунцовый, но на сей раз уже не от злости, а от страха. Тяжело сглотнув, торговец указал в сторону ворот в своё поместье и лишь кратко прокомментировал:

— Прошу… В ногах правды нет. Присядем, поговорим.

* * *

Бачиччин провёл наших героев во двор, где, миновав четверых стражников, окинувших каналий мрачными, полными подозрений взглядами, располагался внутренний двор поместья. Он был просторный, чистый, комфортный и тихий; единственное, что нарушало тут покой и тишину — а точнее усиливало умиротворение этого места — были развешенные там и здесь клетки с канарейками, в которых пичуги клевали зерно, лазали по жёрдочкам и пели переливчатые песни, а также небольшой фонтан в центре, изображавший обнажённую рыболу, держащую в руках кувшин, из которого в бассейн фонтана тихонько журчал несильный поток воды. Несколько кувшинок расцвели внутри бассейна, и пара-тройка тритонов и лягушек, уютно устроившихся на широких листьях водяной лилии, с интересом уставились на очередных гостей поместья.

Сделав жест в сторону мраморных лавок, Бачиччин сам уселся на бортик фонтана и, поморщившись от тихого бурчания леонардовой куртки («Вот жлобяра, пузо в кафтан не помещается, а на угощениях экономит… Хоть какие-нибудь кростини предложил бы, вина бокал… Все торгаши такие! Жлобы!»), взял у Инанны письмо от Лато, пробежался по нему глазами, сложил, вернул малебранке обратно и, глубоко вздохнув, заговорил:

— Итак, с чего начать… Две недели тому назад моего сына, Тристана да Пра, укусил бавалиск в то время, когда он с друзьями охотился в лесу Батта. Его спутники бросились ему на помощь, каким-то чудом спугнули тварь и доставили моего мальчика обратно в город. С тех пор светоч моих очей, моё единственное чадо, и единственная память о его почившей при родах матушке, любви всей моей жизни— лежит в постели, борясь с ядом чудовища... Половина его тела уже успела превратиться в камень, — торговец душистыми травами закрыл глаза, а по его румяным щекам потекли слёзы; Бачиччин словно постарел на дюжину лет в то мгновение, когда заговорил о том, что переживает нынче его сын.

Спустя минуту молчания торговец наконец собрался с силами продолжать, промокнул влагу со щёк батистовым платочком, и заговорил снова: — По какой-то загадочной причине яд, похоже, не проявил себя полностью. Никакие травники, жрецы, суеверы и чудотворцы, сбежавшиеся к его ложу, не могут ничего сказать: симптомы разительно отличаются от обычного укуса бавалиска, который должен был бы обратить жертву в камень мгновенно. Единственное, в чём они уверены — процесс окаменения плоти юноши продолжается медленно, но неумолимо… — Да Пра снова начал тяжело и часто дышать, но в этот раз куда быстрее вернул себе самообладание. — Однако один из мудрецов, к которому мы обратились, даровал нам надежду: он заявил, что, дескать, слышал когда-то древнюю балладу о некой Царь-Траве — чудодейственном цветке, исцеляющем от всех недугов, даже магического происхождения, коего явно является окаменение плоти. Это очень старая народная песня, которую никогда не записывали, а лишь передавали из уст в уста барды и менестрели, и он едва ли помнит даже её сюжет, не говоря уже о словах. И тут, — Бачиччин торжественно поднял пухлый указательный палец вверх, словно подчёркивая важность момента, — я осознал, что Господь — милостив, и что Он всегда оберегает праведных и чистых сердцем. Ведь как объяснить тот факт, что буквально неделю назад я услышал от одного из коллег по цеху, что до недавних пор в Лунгариве жил знаменитый менестрель, прозванный Балладником Староместья — бард, который, как поговаривают, собрал все традиционные песни и древние легенды Квинотарии. Возможно, именно к нему стоило бы обратиться… — при этих словах торговец базиликом помрачнел, словно свинцово-чёрная туча, грозящая снегопадом в середине Луны Виселицы.

— Стоило бы, да есть закавыка. Я, понятное дело, сразу же стал наводить справки среди своих коллег, мол, что да как, что слышали, где тот Балладник может быть; оказалось, что за этим менестрелем уже какое-то время охотятся гвардейцы отельеров, и, по слухам, он словно сквозь землю провалился (учитывая безжалостность этих псов, служащим тем алчным свиньям, я вовсе его не виню и очень даже понимаю), — Бачиччин окинул каналий взглядом с ног до головы, кивнул самому себе и произнёс: — Думаю, что Господь Бог снова проявил мне свою милость, послав именно вас, а не очередную порцию бездарей и шарлатанов в расшитых звёздами колпаках и мантиях. Мне кажется, что, пожалуй, именно вы и подойдёте для того, чтобы сунуть нос в гниющее Староместье, кишащее проходимцами, грабителями и прочими странными личностями, и разузнать, куда делся этот самый менестрель. А разузнав — найти его, узнать содержимое баллады о Царь-Траве, и, собственно, найти её, это чудо-зелье. Аванса я вам не дам; надеюсь, вы поймёте моё недоверие, даже учитывая то, что вас прислал старый прощелыга Лато дель Черкио… точнее — скорее, именно потому, что вас прислал именно он. Как вы уже видели, шарлатаны, обманщики, мошенники и прочая, прочая, слетелись словно слепни на оцарапанного быка. Потому — никаких авансов, без вариантов, но — если вы принесёте мне Царь-Траву и она исцелит моего мальчика, я обещаю вас озолотить! Пять тысяч золотых, как я и обещал в письме, а сверх того — ещё по полтысячи флоринов за каждый день, который сократит ту «неделю до конца», которую пророчат моему Тристану лекари… Помимо этого — пожизненная поставка отменнейшего базилика и лучших кедровых орешков для песто в ваше поместье (я ведь верно понимаю, что вы обитаете в замке Лато?), а также моя вечная признательность и готовность прийти на помощь в час уже вашей нужды, которая, во имя Господа, пусть у вас никогда не наступит! Вопросы, господа?

Пухлый комок зелёного бархата и золотой вышивки, именуемый Бачиччином, с надеждой уставился на каналий.

— Разгадка проста, — послышался хор негромких голосов, гармоничный несмотря на всю их разнообразность... или же благодаря ней? — Как и любую ноту в Песне, время сводит всё на нет. Укусивший Три-стана бавалиск пел Песнь так долго, что, должно быть, почти растворился в тишине... это же произошло с его камнетворным ядом.

Тонким, точным движением распутав ранее последнюю «прядь» седой бороды и вытащиы её из густых веток куста, «Роберто» сейчас принялись неторопливо очищать её от застрявших в волосах кусочков коры и грязи.

— Увы, ход его всё ещё неумолим, а противоядия — не существует, — продолжили они. — Три-стана может спасти лишь магия, который мы не обладаем, — кто именно понимался под «мы» — все «Сто Лет Удачи», или же только те, кто существовали внутри серой робы, было не вполне ясно, — либо... чудо.

  Первое впечатление на да Пра компания оставила самое положительное – по крайней мере, Эшет хотелось в это верить. Даже не смотря на то, что дуболом-Леонардо наехал на нанимателя, а говорливые куртка и меч витрувиана и вовсе попытались увести разговор в другое русло, торгаш все же смог сориентироваться, и пригласил всех внутрь – чем не победа? Ведь мог и на крыльце предложить перетереть, и просто сразу выгнать за забор! Правда, пожрать не дал – по это не самое страшное несчастье, особенно для той, которая за красивой историей может забыть и о холоде, и о голоде, и о том, что после прошедших дней в дороге об отбитую об лошадь попу можно гвозди гнуть.

  А послушать было что – не каждый раз узнаешь о человеке, которого покусал василиск, но который не умер, а начал каменеть постепенно. О постепенном превращении в металл бардесса слышала – но это, правда, было следствием проклятья, а вот про растянутое во времени воздействие василиска – нет. К тому же Бачиччин рассказывал так эмоционально, так с чувством, что девушка не могла не растрогаться. Бедного мальчика – пускай она его даже не знала – было чертовски жалко: еще бы, стоило только представить на его месте себя. Так что рогатая девочка в процессе рассказа даже пустила вполне искреннюю слезу, утерев ее кончиком хвоста.

  Шмыгнув носом, бардесса поднялась и начала вышагивать перед всей честной компанией, буквально вываливая на них все свои знания. Конечно же, весь этот громкий и экспрессивный монолог сопровождался не менее активной жестикуляцией, для которой у Эйшет было на одну часть тела больше:

  - Porco Dio! Я не знаю, почему так произошло, но точно знаю – вмешаться надо! – кулачок арлекины призывно взлетел вверх. – Я сама – бардесса, и знаю немало песен и баллад, канцон и лэ, сонетов и сирвент, но о Царь-Траве , - девушка развела руками, - не слышала, к сожалению – иначе прямо сейчас спела бы!

  Ударив по струнам, словно и вправду собиралась запеть, Эйшет, а, вернее, для посторонних – Инанна поклонилась к торговцу, оказавшись с ним практически нос к носу. Чуть склонив голову на бок, малебранке широко улыбнулась и, текучим движением выпрямившись, продолжила:

  - Но зато я знаю Балладника! Причем практически лично – я была на его выступлении, и слушала переливы его голоса, словно завороженная! Как он пел, как он пел, ах! Mamma mia, не была бы так очарована, дала бы ему прямо там, на площади! – в порыве воспоминаний рогатая девочка, чьи глаза подернулись мечтательным пологом, на миг забыла, что находится сейчас под пристальным взглядом не одной пары глаз. – Да и сам он – che belezza: темноволосый, изящный, но не худой, атлетически сложенный, но не перекачанный. А как он проводит пальцами по струнам… - Эйшет закатила глаза и восторженно зацокала языком. – С такой нежной уверенностью, с такой ласковой настойчивостью, с такой плавной твердостью, с такой любовью и прячущейся за усмешкой улыбкой… От одного этого зрелища у меня везде трепетало!

  Вернувшись из омута воспоминаний в «мир живых», девушка продолжила прежним тоном:

  - В общем, я его запомнила, и теперь узнаю из тысячи, даже если его темные локоны теперь стали длинными сальными прядями, изящно оформленные усы сбриты, а маленькая бородка разрослась до размеров крестьянской лопаты. Узнаю – и не спутаю! Так что найдем мы его, и он мне, как коллега коллеге, наверняка сыграет балладу о Царь-Траве. А если нет… - глаза Эйшет лукаво блеснули, а в голос вернулись мурлыкающие нотки, - я сумею его уговорить. Да я все Староместье перерою ради такого шанса, и ни один гвардеец отельеров меня не остановит! Figurati, синьор да Пра – сделаем в лучшем виде!

  Вспрыгнув на противоположный от сидящего торговца конец фонтана, арлекина, держа равновесие, прошлась по нему, не прекращая болтать:

  - И, кстати, чтобы вас успокоить – знаю я одну историю, похожу на то, что случилось с вашим сыном, только вызванную не василиском, а проклятьем. Это я к тому, что и не такие вещи снимаются. История это относительно недавняя – ей лет триста всего. Все слышали о Галавернском Толстяке? Нет? Тогда я расскажу – так-то история весьма поучительная. Один из Тарантазийских вельмож, Донордо, отличался неимоверным богатством и просто чудовищной толщиной. Золото так и липло к его пальцам, а сложение он имел такое, что в паланкине его носить не решались – перекладины ломались. Так что Донордо ездил по улицам в золоченом возке, запряженном – чем бы вы думали – ажно четверкой тяжеловозов. А уж спеси у него было… Ну, вы понимаете.

  Так вот. Как-то раз начальник его стражи, расчищая путь повозке, переусердствовал и хлестнул тяжелой плетью по лицу какого-то зазевавшегося cafone, приехавшего в Тарантазию на рынок, да так, что селюк ослеп на оба глаза. Естественно, об этом происшествии все забыли даже не спустя квадранс, а буквально на следующую минуту. Ну как – все? Прошла седмица, и вот на том же самом месте на рынке к Донордо, царственно восседавшему на своем возке, подошел какой-то маленький, горбатенький старичок, положил руку на плечо и что-то прошептал на ухо. Зазевавшийся начальник стражи подскочил к нищему дедку, но горбун и ему что-то шепнул, вывернулся из-под плети и сгинул.

  Старичок этот был сельским колдуном, и, видимо умело владел Экстраваганцей. Ну а искалеченный парнишка приходился ему внуком. Уже на следующий день Донордо обнаружил, что одежда, еще вчера трещавшая по швам, висит на нем как-то очень уж просторно. Через седмицу Донордо впервые без посторонней помощи взобрался на коня и весьма тому радовался. А спустя еще пять дней Толстяк с воплями: «Помогите! Любые деньги заплачу!» – метался по всем городским магам, включая знахарей и явных шарлатанов, поелику каждый день лишал его доброго десятка либбров веса. Представляете, - голос рассказчицы стал вкрадчивым, - к этому времени ему уже доводилось падать от слабости в обморок! Он настолько исхудал, что сильный порыв ветра мог, пожалуй, запросто сбить его с ног.

  Такими темпами от бывшего Галавернского Толстяка через неделю остался бы обтянутый сухой кожей скелет без признаков жизни. Но, на его счастье, удалось-таки сыскать колдуна, готового снять заклятие, но с тремя условиями.

  Малебранке сделала театральную паузу, после чего продолжила:

  - Во-первых, все состояние Донордо уходило Гильдии Магов – в те годы Галавернские маги еще имели свое объединение. Хотя некоторые говорят, что чародей этот не из Галаверны был, а из краев куда более далеких. Но не суть. Во-вторых – сам Донордо немедленно и навсегда покидает не только Тарантазию, но и Галаверну вообще. И, в-третьих, самое главное – кто-то должен был добровольно принести себя в жертву: проще говоря, согласиться умереть за Толстяка. И, на диво, такой человек нашелся. Бывший заключенный Дыр, кстати: однажды Донордо, повинуясь собственной прихоти, выкупил его и освободил. Заключенный этот уже был тяжело болен рудничной чахоткой, а Донордо пообещал большое денежное содержание его семье. В общем, десяток огроменных сундуков с золотом перекочевали в подвалы Гильдии, сам Толстяк с первым же караваном выехал в Константинеаполь, а колдун провел на рассвете надлежащий обряд с принесением кровавой жертвы. И уже через день злосчастный вельможа вновь набрал несколько либбров…

После очередной паузы, чтобы все прониклись историей, бардесса, продолжавшая гулять по краю фонтана, поведала вторую часть истории:

  - Вы спросите, а причем здесь наш случай? Ну, помимо того, что даже проклятье Толстяка можно снять? А вот об этом мне рассказывать печально. Помните, что старичок шепнул проклятье на ухо не только вельможе, но и начальнику его стражи? Судьба второго оказалась куда печальнее… Больших денег, чтобы заплатить колдуну, у него не было, да и бегать в поисках помощи он очень скоро не смог. Ведь, проснувшись однажды утром, крепкий и могучий воин обнаружил, что выше колен он человек, как положено, а ниже – бронзовая статуя. На следующий день твердая бронза поднялась по обоим бедрам еще на ладонь. Воин был силен и решителен – он вызвал костоправа и приказал… отрезать себе обе ноги! Тот так и поступил… А назавтра уже бывший воин пытался взять ложку бронзовой рукой и кричал от страха. Последними превратились глаза бедняги – и в эти мгновения стражник был еще жив, н-да…

  Закончив рассказ, арлекина спрыгнула с парапета и, пригладив волосы, снова резко сменила тему:

  - Синьор Бачиччино, вы, кажется, до рассказа еще спрашивали, есть ли у нас вопросы. И, кажется, их есть у меня. Прознав, что Балладник может быть в Староместье, вы ведь наверняка навели информацию про этот райончик? Кто там водится, кто его держит, на что стоит обратить внимание… Кто может помочь, на кого надеяться можно ровно столько же, как утопающему – на гнилую веревку, ну и так далее. Мы это и так все узнаем, но если получим информацию быстро – обернемся тоже быстрее, si?

Бачиччин да Пра слушал историю, поведанную Инанной, с раскрытым ртом, а когда та начала рассказывать про горькую участь стражника (который, конечно же, заслужил наказание за свою жестокость, но постигшая его участь была уж слишком ужасна), пухляш издал резкий, громкий и истеричный вздох. Когда Инанна умолкла, торговец базиликом совершил ромбовое знамение, зачерпнул из бассейна пригоршню воды и залпом выпил. Потом поморщился, с отвращением выплюнул малька, который попал ему в рот вместе с водой, и повернулся к малебранке:

— Синьорина, как я вам уже говорил, только отпетые мо... кхм... суровые, умелые, опытные и бывалые в передрягах люди, такие, как вы, смогут без проблем найти общий язык с обитателями Староместья и отыскать там такую, судя по вашему описанию, красивую иголку в таком некрасивом стоге сена, коий представляет собой этот район Лунгаривы. Староместье — рабочий район Лунгаривы; несомненно, самый оживлённый и многолюдный, переполненный бездельниками, негодяями, матросами, бедняками и отчаявшимися. Как вы понимаете — я и Староместье.... Это очень разные миры, иначе мне не нужна была бы ваша помощь. Я понятия не имею, кто вам там может помочь, надеяться советую лишь на вас самих, кто там что держит — кроме кружек с дешёвым пивом вместо бокалов доброго вина — предстоит вам узнать самим. В конце концов, это же не Геенна Огненная, что вы так... — Бачиччин, внезапно осознав, что ляпнул, тяжело сглотнул, — переживаете... Район как район...

Конечно, (не)своевременное вмешательство в диалог новоприобретённых берендеек чеппо Леонардо несколько выбило его из колеи, но покуда колея вела куда-то не туда он даже был благодарен: обстановка была оценена заново и он уже более здраво оценил происходящее, с укоризной проводя мошенников прочь.
Рассказ Бачичина относительно судьбы его сына Тристана витрувианом был выслушан предельно внимательно. Во всяком случае – та его часть, что была про бавалиска. Хотя и про яды, и про царь-траву, и про Староместье, и про тамошнего Балладника(Благо – не баландёра).
–Досточтимый сеньор да Пра,–Вклинился паладин, уловив для этого подходящий момент.–Приношу свои извинения за неподобающим образом начавшееся знакомство. Могу ли я спросить: вам не известно, является ли коварное чудовище, отравившее вашего сына Тенебра Фунеста Пурпурея?
Конечно, мысль была опрометчивой, но если это "Смертоносная лиловая тень", то, возможно, она не в форме – исходя из действий его яда. Можно ли представить более подходящий момент, чтобы нанести по ней удар? А из этого тоже можно извлечь выгоду? Не говоря уже о старой доброй богоугодной мести! Из минусов его теории – Тенебра водилась не тут. Но, с другой стороны, что ей мешало за сотню лет мигрировать?
–И ещё: взглянуть на вашего сына? Возможно, волею Триотца, мне удастся его исцелить – или, хотя бы, замедлить действие яда?
Если внезапно удастся исцелить отпрыска Бачиччина прямо сейчас, то, возможно, удастся несколько облагородить финансовое состояние отряда. Может, даже удастся выкупить обратно кольцо Таддео? Или, хотя бы, купить пару бронепластин и вставить их в рот трольей шкуры – где бы он не находился?

- Существует! - вроде бы говорил Марти... то есть Орсино негромко, но его услышали. - Баллада о Царь-траве правда!
После такого начала, казалось бы должен был последовать долгий и подробный рассказ о таинственном растении, но вопреки ожиданиям, сказав это, бенеданте замолчал и к тому же закрыл глаза, то ли пытаясь что-то вспомнить, то ли просто задумавшись. Кто-то - куртка Леонардо уж точно - даже мог бы подумать, что друид внезапно заснул посреди дня. Как там она его охарактеризовала - бенанданте-маньяк? Судя по всему меховое изделие не так уж было непра...
- Есть такое зелье. Если взять сок, выжатый из цветов Царь-Травы, то из него действительно можно сделать эликсир, способный снять любое проклятье и исцелить любой недуг, без разницы какого происхождения. Когда-то это было сокровенное друидское знание, но потом эти братья Гриммо... - Орсино вздохнул, потом продолжил.
- Но не спешите радоваться. Эта трава очень редкая - за последние несколько веков ее находили от силы пару раз...

  Радостный настрой Инанны, уже видевшей себя счастливым спасителем купеческого сынка, был быстро сбит рассудительным бенандете. Узнав, что искомый цветок уже давненько никто не видел, девушка помрачнела и задумчиво поковырялась пальцем в ухе, раздумывая, как можно найти то, чего давно никто не видел. Прикинув все возможные варианты, она неуверенно протянула:
  - Н-да-а-а-а-а... Дела... Ладно, как применить Царь-Траву, мы, значит, знаем. Но вот то, как она выглядит... - малебранке развела руками. - Для этого нам и нужен Балладник. Но есть один нюанс! - бардесса позволила себе улыбнуться. - Во-первых, песня может сказать нам, где растет этот цветок, чтобы искать в конкретном месте. А во-вторых, если внешний вид Царь-Травы никто не знает, то она запросто может расти в саду или оранжерее какого-нибудь вельможи, который и сам не знает о своем счастье. А мы - узнаем. И тога, - улыбка стала еще шире, - заберем тем, кому нужнее. Так что шансы у нас есть!

  Пройдясь по двору, рогатая девочка несколько секунд послушала чириканье птиц, после чего развернулась к спутникам и нанимателю. Подрагивающий хвостик весьма недвусмысленно показывал, что девушка полна азарта и готова отправляться на поиски.
  - Стало быть, начнем с поисков менестреля, и не будем откладывать дело в дзагарский мешок! Если не у кого нет вопросов, мы, добротой вашей милости, синьор да Пра, пообедаем, потому что мчали сюда почти без привалов, и отправимся на дело. А коников оставим на ваша попечение, синьор, вы же не против? В городе они лишние, а будучи здесь, станут заодно и зароком, что мы к вам вернемся. В выигрыше в итоге останутся все, как я рассуждаю.

  Малебранке очень сомневалась, что после злоключений с шарлатанами и отказа авансировать поиски Царь-Травы Бачиччино согласится покормить гостей и взвалить на себя расходы на содержание их скакунов. Но попытаться стоило - за спрос, как известно, не бьют в нос. Ну... По крайней мере, обычно не бьют. Не всех, то есть. И не всегда сильно.

Святой отец как никто был рад, что их поездка завершилась и можно наконец прекратить мучения, именуемые верховой ездой. Свалившись с лошади, отец Марко с трудом встал, отряхнулся от пыли и степенно осенил купца и его слуг священным символом, благословляя их, как положено духовному лицу.

Думаю, что Господь Бог снова проявил мне свою милость, послав именно вас, а не очередную порцию бездарей и шарлатанов в расшитых звёздами колпаках и мантиях

– Так и есть и есть, сын мой! Не суди по одежде ибо за внешним ты не увидишь сути, но истинно воздастся тебе по вере твоей! Сходим мы в Староместье и вернемся оттуда с добрыми вестями! А ты молись! Молись истово как сына своего любишь! И не забывай заповеди святые соблюдать. Например, привечать путников в доме своем. Мы не просим аванса, понимая, как докучают тебе все шарлатаны да еретики, исцеление твоему сыну сулящие, лишь бы выпросить пару монет, но стыдно и негоже купцу твоей стати привечать гостей не у накрытого стола. Разве этому нас учат Святые Календаря? Разве не для этого в каждый день поминаются святые угодники, чтобы чашу поднять, да за столом с путниками хлеб преломить. А потому, добрый человек, звои слуг, да вели на стол накрывать – вот перекусим и в Староместье сразу отправимся.

Когда на Бачиччина посыпались вопросы и запросы от каналий, синьор да Пра лишь мотал головой от одного говорящего к другому, и пухлое розовощёкое лицо торговца за это короткое время явило свету целую палитру эмоций, от лёгкого раздражения до светлой надежды, от благодарности до разочарования, от вежливой сдержанности до брезгливости.

— Прошу прощения, месси… чеппо Леонардо, но ни мой сын, ни его друзья не удосужились спросить у атаковавшего их чудовища, как его зовут. Понимаю, весьма невежливо и неразумно с их стороны, но вот как-то так вышло, — лишь раздражённый взгляд торговца выдавал его истинные чувства, поскольку тон для этой фразы он выбрал нейтральный, даже немного извиняющийся.



Новости о том, что Царь-Трава действительно существует, Бачиччин встретил с расширившимися от воодушевления очами, а предложение осмотреть Тристана торговец воспринял с тёплой благодарностью, однако дал знак Леонардо подождать — он хотел ответить Инанне и отцу Марко Лапре Комаро прежде, чем препроводить витрувиана и его говорливое снаряжение в покои больного сына:

— Безусловно, я с радостью угощу вас обедом, чтобы потом не говорили, что Бачиччин да Пра — негостеприимный хозяин! — зеленщик быстро смекнул, что из шестерых каналий в этой шайке в пище нуждались лишь четверо, да и из них двое были хрупкой с виду девушкой-малебранке и небольшим (хоть и опасно пухлым) старичком; в любом случае затраты на таких едоков будут не особо крупные. Бачиччин хлопнул в ладоши, позвав слуг. — Мои слуги проводят вас в трапезный зал, прошу, покушайте на славу, всё свежее, всё из моих садов, огородов и из прудов на моих землях. Однако лошадей ваших поместить у себя не смогу, вы уж извините: при всё уважении, нет гарантии того, что вы не какие шарлатаны, которые забесплатно разместят целый табун коней, мои конюхи будут их поить, кормить, убирать за ними, чистить их и мыть, а вы неделю покуролесите в злачных местах Лунгаривы, потом заявитесь, мол, ничего не нашли, прощай, Бачиччин, заберёте сытых-довольных коней, тут и сказке конец. Совсем неподалёку, — торговец махнул куда-то на запад, — через буквально квартал располагается постоялый двор «Морда в мыле» (узнаете по вывеске с лошадиным крупом в венке из роз), у них и цены достойные, и качество обслуживания и комнат выше всяческих похвал, и конюшня — одна из лучших в столице. Там своих скакунов и разместите, за свой счёт, разумеется. Что же до «чаши», — Бачиччин да Пра бросил хмурый взгляд на святого отца, — то в моём доме не пьют спиртное, и вы не будете. Я — за здоровый образ жизни!

К тому времени во двор вышли слуги, которые увели всех, кроме Леонардо, в трапезный зал; витрувиана же за собой увлёк показывать сына торговец. Когда наши герои увидели стол, ломившийся от яств, они осознали, что Бачиччин не шутил и не привирал: он действительно ратовал за здоровое питание. Ни кусочка мяса, зато горы зелени: майоран, петрушка, базилик, руккола, зелёный лук, черемша, ростки горчицы и гороха; рулетики из виноградных листьев, фаршированные рисом, изюмом и лимонным соком, обильно политые оливковым маслом; форель, запечённая на углях; сваренные вкрутую яйца, политые мёдом со специями; огромное блюдо, заполненное несколькими дюжинами видов различных сыров; горячие пресные лепёшки; кувшины с молоком и яблочным соком. Пожелав канальям приятного аппетита, слуги оставили наших героев наслаждаться этой богатой, но абсолютно неожиданной по составу трапезой.

Леонардо тем временем безуспешно пытался исцелить бледного, покрытого испариной прыщавого парнишку, чья нижняя часть тела окаменела до пупка — «живыми», сиречь из плоти, оставались лишь голова, руки и верхняя часть торса.

— Когда окаменение достигнет сердца, это будет конец для Тристана, с болью в голосе прокомментировал зрелище Бачиччин. — Если бы он окаменел мгновенно — при условии, что вы сможете найти зелье, — магия Царь-Травы обратила бы процесс, тоже мгновенно… Но в том, что яд действует медленно, есть и благо, и проклятье: когда окаменеет сердце, руки и голова моего бедняжки останутся без кровообращения и начнут гнить… Сами понимаете, даже если потом вернуть жизнь каменной части тела, руки и голова уже будут… не будут… — охваченный горем отец тихонько зарыдал в ладошку.

К сожалению, никакие уловки и способности паладина-витрувиана не увенчались успехом: яд не отступил от тела бессознательно метавшегося от боли и страданий Тристана, а попытка ощутить любое проявление иных миров вокруг паренька не дало никаких результатов: всё было чисто. Бачиччин, который, судя по всему, и не ожидал чуда, во всяком случае от Леонардо и его целительских способностей, с грустью покачал головой и провёл витрувиана к его сотоварищам в трапезный зал, где присоединился ко всем.

На раздражение сеньора да Пра воин господень ответил с неумолимым спокойствием в голосе:
–Чудовище, о котором я говорю, было достаточно известным и внушало страх ещё сотню лет назад, по этому если оно не было опознано – значит, скорее всего, это было не оно. Наверное, оно и к лучшему: можно будет заняться поисками Царь-травы, не боясь наткнуться на могущественного монстра.
Вкинув последние слова исключительно во успокоение Бачичина, сам он в глубине души боролся с утихающей бурей. И утихающей лишь потому, что, бачичаяния, чудовище, напавшее на Тристана, действительно не было "Лиловой смертоносной тенью". По этому бежать ему на встречу очертя голову не было сиюминутной необходимостью – если отсечь возможность, что оно всё ещё может быть опасно для окружающих. Однако оно слабо, по этому особой угрозы не представляет.
Однако всё ещё бурей – ведь он на себе испытал, как коварно может быть действие яда бавалиска. Если парнишке и повезёт выжить, как повезло Леонардо... Точнее, Джованни ди Монтефьоре Сальваторе Альдричи Фальконетти, совершенно не факт, что он "Придёт в себя" в своём времени или в своём теле, утратив всё что имел при жизни, и унаследовав взамен этого лишь скорбь об упущенных возможностях, сказанных – и не сказанных – словах.
И это если ему вообще повезёт выжить, полностью окаменев.
В общем, покуда помочь ему "На месте" Леонардо было не под силу, лучшее, что он мог сделать – перестать тратить время и немедленно приступить к выполнению задания.

Убедившись, что обычные, "Подручные" средства Тристану не помогут, Андромеханус заверил Бачичина, что приложит все усилия для спасения парнишки, и вышел на улицу. Соратники Витрувиана всё ещё набивали животы перед выходом в долгое путешествие, сам же он решил пока вспомнить, что знает об этих местах. Укутавшись в приобретённый в особняке Таддео плащ – дабы лучше сконцентрироваться, глядя на бабочек, он начал вспоминать, что знает об этих краях и о Староместье: был ли он там "При жизни", знает ли он какие-то населённые пункты, таверны или прочие безопасные места, где, в теории, может прятаться Балладник?

Тенебра Фунеста Пурпурея... А ведь так звали того самого бавалиска, что сожрал почти всех старейшин друидов, собравшихся на ежегодную встречу! После этого еще погода будто бы с ума сошла - посреди зимы начали расти подснежники, а летом шел снег. И, кстати, произошло это в том самом лесу Батта, где вздумалось охотиться несчастному наследнику семейства да Пра. Неужели это он? Правда дело было сотню лет назад, но эти чудовища живут долго...

Кстати сколько? Орсино напряг память, пытаясь вспомнить, что ему было известно про бавалисков. Вспомнилось много, но вдруг кто-то знает больше? Друид отправил в рот кусок лепешки и посмотрел на своих товарищей.. Кто из них может знать? Роберто? Мегара? Леонардо? Святой отец? Инанна? Да, Инанна может помнить. Арлекины учат древние легенды и предания, а где как не в них могут быть сведения о твари из столетней давности?

- Эйш... Инанна, - бенанданте встал со своего место и подошел к малебранке, - Ты, случаем, ничего не знаешь про Тенебра Фунеста Пурпурея, ну, про которого Леонардо говорил?

Святой отец сперва возрадовался, когда его внушение привело к тому, что купец накрыл-таки на стол. Правда вскоре его радость омрачилась тем, что закуска решительно никуда не годилась – ни тебе жирных кусков жаренного мяса, ни печеного окорока, ни сальчичона. Ну хоть рыба была – она и стала первой целью святого отца, так изголодавшего, что даже забывшего сотворить молитву. Мысль о ней пришла уже во время трапезы, так что святой отец принялся творить ее с набитым ртом, активно благославляя всех присутствующих рыбьим хребтом

– Отеш наш Тшыешиный, флагодарим шебя фа эфу пиффу. Флафлофлофи ее на фольшу нашим фелам и флагофлови те луки, што фригофофил ее. Во имя Тшыешинофо, аминь.

Наложенный запрет на святого отца никак не повлиял. Как можно запретить птице летать, рыбе плавать, а прелату – пить? То было немыслимо. Марко-Лапре лишь отдал дань воле хозяина тем, что старался приложиться к бутыли как можно незаметнее. Сделав три глотка, святой отец пихнул сидящую рядом Эйшет или как там сейчас ее звали и передал бутыль девице.

– Приложись к магии животворящей, дева. Ибо творчество и жизненные силы нужно питать не только хлебом насущным.

  «Побирушничество» удалось ровно на половину. К сожалению, на половину меньшую – пожрать дали, а лошадей не приютили. Но Инанна не расстраивалась – лучше что-то, чем ничего, даже если это «что-то» на поверку оказалось без единого куска мяса и без капли спиртного. «Гостеприимный хозяин» с радостью переложил всех своих моозговых крысок на хрупкие плечи спасителей, вынудив их питаться тем же, что имел обыкновение есть сам. Зато пускай и весьма ограниченный в плане разнообразия, стол был халявным, так что малебранке и не подумала возмущаться, с задорно хрустя капустой и салатом. Неизвестно, когда еще выпадет возможность нормально поесть, так что надо наедаться впрок.
  Поначалу малебранке старалась соблюдать подсмотренные у аристократов манеры и есть «с понтом на морде», но быстро поняла, что такими темпами отстанет от других страждущих, и в итоге ей останется только хрустеть зеленью, как настоящей козочке. Так что пришлось манерам уйти, а рогатая девочка приложила все усилия, чтобы не отстать от голодных товарищей, не обходя вниманием ни рыбку, ни яички, ни, конечно же, сыр. На последний Инанна налегала больше всего – особенно ей понравился «вон тот, светленький, весь в перчике». В нем было все, как бардесса любила – нежный на вид, и обжигающий при укусе так, что хочется еще и еще.

  А тут еще падре предложил остаканиться. Наверняка во имя чего-то, но это было не так уж и важно, так что рогатая встретила предложение с широчайшей улыбкой, и не удержалась бы от аплодисментов, если бы руки не были заняты:
  - И не говорите, падре! Творчество, оно завсегда подпитки требует, как огонь – дров. И, желательно, подпитки самой разносторонней – а тут уж без амброзии никуда!
  Намек на то, что пить надо как можно более незаметно, девушка не восприняла, и, щедро приложившись к горлу, воздела бутыль над головой:
  - Ну, за спасение несчастного Тристана! Чтоб нашли всех и вся и быстро, и четко! - и громко и звонко предложила тост, - Лехаим!

  …Не успела Инанна снова приняться за еду, как возник вопрос к Орсино. Не поделиться историей с желающими для любого барда было просто непозволительно, и девушка, стараясь одновременно дожевать лист салата говорить внятно, начала:
  - Чтобы я, да не знала? Ф-ф-ха! Это достаточно молодая легенда – ей лет сто всего-то, так что я знаю ее, как будто сама видела. Дело было …хрум-хрум-хрум… так. Завелся в лесах Батта на границе между Квинотарией и Фалькамонте один бавалиск. Ну, как завелся: наверное, как мыши – сам, в прелом сене. И повадился он всех прохожих в камень обращать. И ладно бы только обращал – богатым тоже нужны скульптуры для украшения сада, так он эти скульптуры еще и жрал, не давая им возможности превратиться в …хрум-хрум-хрум… историческое наследие.
  Услыхал об этом как-то один рыцарь, у которого силы было, как у быка, а мозгов, как у креветки. И решил тот рыцарь подвиг совершить, на сей раз правильный. Почему на сей раз? А его как-то подговорили взять на копье замок Морского Царя, тогдашнего атамана рыбол-пиратов. А рыцарь наш по скудоумию все попутал, и вместо замка взял на копье самого рыбола. Ну, ты понял, на какое копье, да? Не на то, которое в арсенале хранится, а то, которое каждый гуаппо в штанах держит. Рыболу, что характерно, понравилось, нанимателям – нет. Да не о том речь.
  Так вот, наш рыцарь, которого, кстати, звали Тесео де Росато, на пару со своим оруженосцем и попер на Тенебру, как пьянчуга на трактир, где бесплатно наливают. А взгляд-то бавалиска только живое каменит, дерево он превратить в камень не сможет! Бедная тварюшка зыпк в глаза рыцаря – а там интеллекта полный ноль: не каменеет! Зырк еще раз – тот же эффект! А Тесео все пытается бавалиска своим ковыряльником вспороть, уже даже юшку пустил.
  И тут бавалиск понял, что надо делать. Ведь, известное дело, разумных созданий от животных отличает… смех! Вот бавалиск и пролаял: «жопа!». Наш рыцарь заржал, как обезьяна во время спаривания, и… окаменел! А бавалиск посмотрел на этого дуболома, посмотрел на свою полуоторванную лапу, и решил сгинуть. Толи помер от огорчения за род людской, толи в монастырь ушел – не ведаю. Известо лишь то, что с тех пор его не видели. А статую того рыцаря до сих пор можно найти на одной из площадей Лунгаривы. Считается, что если потереть ему яблоко меча, или нос, по другой версии, то все твои застольные шутки будут смешными.

  …Спустя какое-то время, когда уже кусок в горло не лез, вытянувшая ноги Инанна сыто погладила себя по пузику и, зевнув, предложила:
  - Друзья, я думаю, что нам, как ни крути, надо вести лошадиные морды в «Мыльную Морду», чтобы в городе не мыкаться с ними, ища, куда деть. Сдадим их конюхам, заплатим денюжку, э-эх, а там уж отправимся в Староместье. День, ночь – что время терять? Раньше начнем, раньше кончим. К тому же мы сейчас полны сил, - похлопала она себя по животу, - и даже энергии. Ну как, двигаем?

Рассказ Инанны в целом не противоречил тому, что вспомнил Орсино. И имя рыцаря арлекина назвала правильно. Правда в той версии, которую слышал друид, не было таких пикантных подробностей, про которые упоминала Инанна, но это можно было списать на специфику ее профессии. Но не это было главным. Главным было то, что Орсино не разделял оптимизма Иоанны о неопасности Тенебры. Бавалиски живут бесконечно долго, главное, как говорится, вовремя подкрепиться- а с этим в тех краях у этой твари проблем быть не должно - так что вполне возможно, что этот герой баллад сидит где-нибудь в темном уголке леса и ждет очередную жертву. А то, что про него давно не слышно, так это может означать лишь, то что просто никому не удалось уцелеть. До Тристана...

- Да, надо устроить лошадей и отправляться на поиски, - согласился бенаданте с Иоанной. Надо было торопиться - не только, чтобы уложиться в оставшуюся неделю, но и чтобы разгорячившаяся не без помощи святого отца арлекина не довела достопочтимого да Пра до мысли повторить с ними тот же фокус, что он проделал с лже-волшебником. Борода, конечно, у Орсино была настоящая, но получать пинки от слуг все равно очень не хотелось.