[D&D 5] Карпаччо из Дракона | ходы игроков | 03. Libertà, infine!

ПОМЕСТЬЕ «GREMBO della STREGA»*
Лес Гуальтьери, Север Пенумбрии

День святой Либретты

джовьяле, 21-й день Луны Квинотавра, 1022 ПП
солемн, 11 оумая, 699 ИК

— Милости прошу, и даже денег не попрошу! — скрипучий голос Танцора звучал в унисон скрипу небольших ворот, сделанных из ажурных переплетений металлических прутьев, давно уже заросших диким виноградом и плющом, как и древняя каменная стена, окружавшая поместье, в которое вели эти ворота. — Я не был тут… кхм… лет этак… ммм…надцать… эммм…дцать… умммм…десят… Давно, в общем, — жизнерадостно ухмыльнулся Лато, совершив изящный поклон и жест приглашения проходить внутрь двора.

Старик преображался с каждым днём пути, который выдался ох каким нелёгким. Предгорные леса, окружавшие Дыры, кишели бригадами стражников и сворами собак, выпущенных разъярённым бароном Роджерио, которого по возвращению из Лунгаривы едва не хватил сердечный приступ: дюжина каторжников бежала, да ещё и прихватила с собой изрядное количество добра, которое он и его предшественники с таким трудом наживали (или отжимали, но это уже семантика)! Во всяком случае, так меж собой переговаривалась стража, которая без особого энтузиазма прочёсывала близлежащие рощи и опушку лесного массива, который постепенно уходил в поднебесье, по мере того, как земля уходила вверх, превращаясь в кожу на Титановом Хребте. Никому не хотелось проводить время в сыром жутком лесу в поисках жалкой кучки голодранцев тогда, когда в казармах ждала сытная жратва, возможность перекинуться в кости или картишки, кислое, но забористое винище и тощие-грязные, но всё же шлюхи (ну или за неимением оных — «добровольно вызвавшиеся» заключённые). Может поэтому, или, вполне вероятно, потому что все святые Календаря возжелали, чтобы наши герои спаслись, но весьма скоро обе группы, шедшие сперва порознь — ведомые Лато и ведомые Таддео — оторвались от кордона патрулей и оказались в самой гуще предгорного леса. В условленном месте вся компания беглецов воссоединилась, и дальше следовала за Таддео, который шёл, следуя указаниям Лато, которого он заботливо поддерживал и помогал преодолевать сложные для его искалеченных ног участки рельефа.

Далее были горы — Хребет Титана. Тут Таддео стал уже полноценным поводырём, словно прекрасно знал дорогу так, будто хаживал по ней многократно. Судя по тому, что наши беглецы продвигались всё ближе и ближе к Титановому Хребту и всё дальше и дальше от Дыр и Квинотарии — целью их путешествия должна была стать зловещая Пенумбрия, о которой в Королевстве ходили самые ужасные, отвратительные и непостижимые истории, многие из которых, конечно же, были блажью, но вот одна точно была правдой: Фумарéа. Сизо-серо-жёлтовато-зеленовато-ядовитый туман, плотной стеной окружавший весь этот регион; никакой ветер, даже ураган, не мог развеять эту стену; никакая погода, солнечная ли, дождливая ли, мороз или стужа, жара или свежесть — никак не сказывались на ней. Внутри Фумареи было больно и страшно, и многие вообще не выходили, единожды войдя в эту стену из словно живой мглы. Те же, кто выходил, никогда не сходились в том, насколько долгим был переход через неё — кто-то говорил «пару шагов», кто-то — «два месяца», но все были едины в том, что повторять подобный опыт они не желают ни за какое золото мира.

Тем не менее, ни Лато, ни тем более Таддео не казались обеспокоенными этим фактом; с каждым часом пути они, наоборот, становились всё радостнее, словно приближаясь к чему-то родному и уютному. В ответ на встревоженный вопрос от обеспокоенного мальца Бенедетто — судя по всему, про чудовищную Мглу, Окружившую Пенумбрию, знали даже дети — Таддео потрепал парня по маслянистым от грязи и пота волосам и ответил с улыбкой:

— Мы же не выбираем себе родину? Или семью, в которой мы были рождены? Ведь верно? Там, — молодой человек махнул в сторону уже серьёзно нависавшей над нашими героями стены высоких гор, увенчанных белоснежными вершинами, — моя родина. Моя вотчина. Я — принц Таддео Кирситано ди Рональдо да Мадаронна, рождённый, чтобы править Пенумбрией… но лишённый этой возможности происками алчных и амбициозных сородичей. Пусть. Я терпелив. Я могу подождать. Но когда-то весь тот край, по ту сторону Мглы, станет моим, как это и должно быть по моему праву крови, моему праву рождения. Я знаю эти края как никто другой, все тропы, все потайные переходы, которыми пользовались мои предки для безопасного перехода через пределы, хранимые Фумареей, и к одному из таких мы и идём. Он проведёт нас под Хребтом Титана, который с той стороны ограничил Мглу; таким образом мы окажемся в Пенумбре, не будучи вынужденными проходить через этот осязаемый кошмар… — Таддео довольно заметно вздрогнул, словно припомнил что-то невероятно отвратительное. — Не бойтесь, друзья — я же могу называть вас друзьями? Мы не только многократно разделяли трапезу, но и невзгоды, и защищали друг друга! — так вот, не бойтесь и не беспокойтесь. Граф дель Черкио, мой дядя — брат моей матушки — дал вам слово, и он его всегда держит. Он обещал вам свободу, и сдержал. Я же, как достойный сын и его крови, крови рода дель Черкио, так и крови моего отца, кронприца Гвальтери, Гвальтери, которые никогда не сдаются и всегда защищают, даю вам слово: скоро вы будете в безопасности, и вы будете защищены.

Переход сквозь горы (а точнее под ними) занял несколько дней, но в конце концов беглецы оказались по ту сторону Титанового Хребта — и по ту сторону Мглы, именуемой Фумареа. Выйдя наконец на поверхность из бесконечного лабиринта каменных подземелий, наши герои вновь вздохнули спокойно, но ненадолго: они узрели величие Хребта Титана с той стороны, с которой этот огромный горный массив освещается солнцем, и величие этого скалистого кряжа, который, казалось, своими серебристыми копьями заснеженных вершин пронзал безбрежную синеву небес, лишило их дыхания. Когда же они взглядом спустились ниже и увидели Фумарею — её зловещий клубящийся контур тумана, который, казалось, постоянно находился в движении, но при этом всё время оставался на месте — у них спёрло дыхание вновь, на сей раз от ощущения опасности и страха перед неведомым. И, наконец, в третий раз все лишились дыхания, когда столкнулись с первыми обитателями здешних лесов: олень, чья голова была разделена на две части, в обоих пастях были длинные острые клыки, а также глаза вместо языка, а вместо глаз — были длинные шершавые языки; безумная тварь жалобно провыла по-волчьи и скрылась во мглистом лесу. «Такое тут — норма», — пожав плечами выдал Таддео, и беглецы двинулись далее.

Наконец, преодолев ещё несколько дней непростого пути и наконец достигнув «охотничьего домика» графа дель Черкио, которое по факту оказалось целым поместьем, затерянным в самой тёмной гуще леса Гуальтери (названного в честь рода Таддео? Или род Таддео назвался в честь него? Никому не было ведомо, возможно, стоило спросить?), наши герои смогли выдохнуть свободно. Старое, ветхое, но всё же укрытое от всего мира палаццо было пыльным, трухлявым, грязным, но при этом — после Дыр и всего, что беглецы пережили после — уютным и комфортным. Там даже оказался свой мажордомо: его семья жила в крохотном домишке посреди сада внутри стен поместья и следила за территорией, но в отсутствие хозяина на протяжении стольких лет они, право дело, немного подрасслабились, но буквально за час были наколоты дрова, натаскана вода и нагрета, наполнены бронзовые ванны в личных комнатах, чистые полотенца и бельё выданы, а с ними и обветшалая, но чистая и не-тюремная одежда. После того, как наши герои привели себя в порядок, слуги — дети и внуки мажордомо, тщедушного, но улыбчивого Джанлука Тараборрелли, который попросил называть его просто «синьор Лука, или дедушка Джан» — накрыли более чем достойный ужин, осветив трапезную залу «охотничьего домика» несколькими дюжинами канделябров, а пока наши герои трапезничали, потихоньку начали приводить поместье в порядок.

Пришло время выдохнуть, осознать, что все невзгоды Дыр остались позади, и попытаться решить, что делать дальше…

  Сбежавшего стражника Эйшет проводила насмешками, а потом вместе со всеми последовала за Таддео в направлении выхода. Маленький подвиг бардессы при этом остался незамеченным: а ведь она, презрев собственные стремления, не скрасила дальнейший путь ни песней, на музыкой - понимала, что стража пустится в догонку, и по песне обязательно настигнет беглецов. Поэтому девушке пришлось молчать и внимательно глядеть по сторонам: не только ради поиска угрозы, но и запоминая виды подземелий - такая фактура не должна забыться, и в будущем обязательно будет полезна.
  Когда, наконец, забрезжило солнце, разогнавшее вечную подземную тьму, малебранке радостно завопила и, обогнав всех остальных, первой выбралась из пещеры. Не то, чтобы ей было дискомфортно под землей - скорее наоборот, но сменить один вид, к тому же начавший наскучивать, на другой было весьма приятно. Тем более, что на поверхности гораздо больше возможностей и на людей посмотреть, и себя показать - а быть в центре внимания бардесса любила.

  Тот факт, что повсюду рыщут псы Руджерио, двуногие и четырехлапые, ее ни в коем разе не смутил - это было вполне ожидаемо, а в том, что стражники двумя руками собственную задницу не найдут, малебранке после удачного побега не сомневалась. А уж когда обе группы встретились и закончились непременные визги радости, как по решившим давно потерянным родственникам, и крепкие обнимашки, так Эйшет и вовсе стала олицетворением позитивности и жизнелюбия.
  Правда, сначала всплакнула по погибшим и с той, и с другой стороны. Положа руку на сердце, девушка привязывалась к людям очень быстро, но так же быстро забывала о них. Поэтому слезы ее были вполне искренними, но просохли уже спустя пару квадрансов - арлекину заинтересовали уже другие дела и события, требующие ее внимания.

  А спустя несколько дней путешествий по горам рогатая все же исполнила давешнее обещание самой себе: принялась сочинять оду побегу. Правда, пока что девушка не решила, сделать ли ее сирвентой или сонетом, поэтому периодически начинала на разные лады начинать петь, чтобы проверить, как идея звучит на деле. Иногда все шло ладно, но иногда фантазия сбоила, и тогда начиналась тяжелая работа по подбору рифм и размеров, сопровождается активной жестикуляцией, грязными ругательствами на всех языках, дерганьем хвоста и отбиванием ритма на чем придется.
  Будучи девочкой щедрой, Эйшет не собиралась зацикливаться на себе самой, а твердо была намерена описать подвиги всех спасшихся, как реальные, так и мнимые. Как следствие, когда на нее находил высокий стих, бардесса начинала доставать всех соратников вопросами о прошлом и причинах ареста. Однако на поэтическую версию это влияло не слишком. Так, в ее варианте Доминика попал за решетку после того, как в одиночку одолел дракона, а граф, на чьих землях был совершен подвиг, отнял славу себе, а истинного победителя отправил гнить в темницу. Беня стал спрятанным от злого дядюшки старшим сыном великого визиря ОАЭ, а падре Марко - праведником, с которым после винного причастия общался Триединый лично - и что не понравилось прочей корыстолюбивой братии.

  Фумареа, о которой рогатая раньше не слышала, произвела на девушку неизгладимое впечатление - посмеявшись сначала, что это наверняка те газы, что пускает обожравшийся Владыка - и ткнув пальцем вниз, чтобы никто не усомнился, о ком речь - она обмозговала все сказанное, после чего насела на Таддео с просьбой рассказать все, что он знает об этом бесподобном явлении. Малебранке даже была готова проверить его лично - но товарищи все же смогли отговорить ее от подобного безрассудства.
  Зато от другого развлечения рогатую девочку отговорить было нельзя: она знала, чего сама хочет, и была твердо намерена желаемое получить в лучшем виде. И то, что рядом есть другие люди и нелюди, которые могут быть не согласны с таким подходом, ее ни капельки не смущало. Спустя пару ночей после бегства из Дыр Эйшет приползла к засыпающему Таддео с твердым намерением получить свою дозу тепла и ласки, и поделиться ими же. А на следующую ночь жертвой арлекины стала уже Мегара - оставлять такую могучую красотку без внимания для Эйшет было хуже любого греха. Впрочем, этими двумя ее беспокойная натура и ограничилась: считая себя бардессой, а не шлюхой, девушка предпочитала оставаться хоть в каких-то рамках приличия.

  А потом вскрылась правда, что Тадек - всамомделешний принц. На такое откровение Эйшет, ни на миг не усомнившись в сказанном, протяжно присвиснула и протянула:
  - Accipicchia! Чувствовала, что в тебе есть что-то такое! Но оно и логично: царская кровь абы к кому не тянется. Да и у Мег наверняка есть кровь великих вождей. Ну, стало быть, нам точно надо пока держаться вместе! К тому же что ты говоришь, отняли? Что же, ты с дядюшкой вернул мне свободу, а я помогу вам вернуть наследие предков, dai? Одним головы оторвем, других припугнем - только подзаработаем слегка, потому что большие дела требуют больших вложений! Да и сами в накладе не останемся!
  Хлопнув парня по плечу и на миг прижавшись к нему, малебранке огляделась и совершенно уверенным тоном задала всем вокруг риторический вопрос:
  - Верно же я говорю?

  Спустя несколько дней, когда все треволнения закончились, а охотничий домик стал из желанной цели реальностью, когда горячая ванная настроила на расслабленный лад, а промытые наконец волосы перестали раздражать своей сальностью, когда хвостик прошел процедуру заботливого ухода, Эйшет окончательно уверилась в правильности своих слов. За трапезой, отдав должное вину и блюдам, она потянулась всем телом и высказалась:
  - Надо будет, когда закончу "Песнь", нести ее в массы. Обидчика мало обмануть - его надо обсмеять так, чтобы он навек опозорился. Какие тут поблизости крупные города есть, чтобы можно было почтенную публику порадовать? Ну и заодно, раз уж я вызвалась помогать, чтобы можно было еще какую пользу принести?
  Отсалютовав кубком всем присутствующим, она прямо в лоб поинтересовалась:
  - Синьоры, кто еще со мной? Кто готов ответить за добро добром, и при этом еще себя не обидеть, встав на путь грядущей славы, известности, богатства? Кто готов попытать счастья и войти в строки следующей сирвенты "Возвращение принца", а кто хочет бросить друзей и вернуться к тяжкой и полной страданий короткой жизни? Я уверена, - засмеялась Эйшет, - будет весело и достойно войти в легенды! Как в истории про сладкую и славную Катрину Сфорцатто, которая из куртизанки стала самовластной герцогиней!

— Песнь невозможно закончить, — заметил хор голосов «Роберто», до переименования которого руки (или язык) ни у кого дойти за время непростого пути так и не успели. — Её можно перестать петь, но она продолжается вечно, пока остались те, кто поют её.

Менянет переносил новообретённую свободу одновременно лучше и хуже, чем можно было бы ожидать. С одной стороны, для кого-то, кто буквально никогда за всё своё не-существование не видел ничего за пределами Дыр, бесплотный обитатель выглядящей теперь довольно чуждо посреди столь богатого, пусть и тоже изрядно обветшалого убранства робы привык к целому новому миру, открывшемуся снаружи, довольно быстро. Да, первые несколько дней пустой капюшон почти всегда смотрел вверх, в небо, менявшее свой цвет от лазурно-синего, до такого же серого, как и пыльная сермяга, скрывавшая под собой целую кучу ничего и целую кучу других своих жителей, до бархатно-чёрного, до смущённо розового, и, наконец, до огненно-рыжего. Да, затем каждое новое дерево, каждая новая зверушка нет-нет, да заставляли невидимые ноги остановиться, чтобы столь же невидимые глаза могли попристальнее разглядеть увиденное. Да, первый прошедший дождь, а уж тем паче первая гроза произвели неизгладимое впечатления на носителя мятого тряпья...

И, тем не менее, ничто это не останавливало «Роберто» — высокие сапоги шагали за остальными без устали и вопросов. Помогало, конечно, то, что ни еда, ни вода, ни даже воздух этому беглецу, в отличие от остальных, нужны не были, но даже для столь странного не-существа усталость не была чуждым понятием: скорее, именно это ощущение незнакомого всего и тянуло их следом, во всё новые и новые уголки этого самого всего.

Сейчас, спустя неделю дороги, ранее абсолютно бесшумная роба теперь имела собственное звучание, тихое, но заметное вблизи. В её тёмной пустоте что-то вечно шуршало, шелестело, щёлкало, постукивало, жужжало, и пищало. Каким-то образом всё новые и новые обитатели находили свой путь в её пыльные объятья, да так и оставались там, не менее непонятно как находя между собой общий язык. Несколько крыс и мышей, одна за другой, выскочили из под пол, из рукавов, и даже из отверстия в капюшоне, выхватили несколько кусочков еды, которые могли унести в своих крошечных ртах, и тут же юркнули обратно в безопасную темноту. В зависимости от того, насколько терпимы были к подобному наблюдатели, это зрелище могло представиться как по-своему милым, так и совершенно омерзительным.

— Мы пойдём с Эй-шет, — имена почему-то были чем-то, что давалось «Роберто» с некоторым трудом, хотя, возможно, дело было как раз в том, что собственного у него раньше и не было. — Мы хотим услышать Песнь и в других местах, узнать её звучание. Где — не столь важно. Где бы мы ни были сейчас, там нас не было ещё, а значит — можно начать оттуда.

Марко вытер пот, проступивший на лбу. Нелегкое и опасное это дело – защищать паству за пределами храма. Совсем иное нежели смаковать подробности грехопадений в исповедальнях, щупать молоденьких прихожанок да бражничать сутки напролет попивая церковное добро. Но раз Триединому было угодно поставить его для наставления этим заблудшим душам, вырвавшихся из цепких лап беззакония и неправды, значит быть посему!

Нагруженный барахлом сверх меры – а что делать, все нужное – пастырь едва поспешал за остальными. Не забывая при этом озарять светом путь остальным. Когда они все же достигли особняка (ха, значит не бредил Танцор в горячем бреду), Марко, не дожидаясь приглашения плюхнулся в мягкое кресло и хорошенько приложился к бутыли. Видит Бог, если бы не этот чудодейственный артефакт, явленный милостью Триединого, святой отец может бы и не дошел. Выпив не меньше половины, Марко блаженно выдохнул и выдав короткое "Я с вами, дети мои, ибо как могут кроткие овечки без пастыря", после чего захрапел с бутылкой в обнимку, сбрасывая с себя всю тяжесть последних пережитых дней.

Бой с ожившими статуями, путешествие по каналам с нечистотами - все это было малой платой за свободу, а поход по заросшим лесами - о, деревья! - отрогам гор и вовсе тянул на легкую прогулку, по крайней мере для соскучившемуся по лесу Мартино. Как ни странно, сложности начались потом. Переход по горам, точнее под горами лесник перенес нормально, но вот то, что встретилось им по ту сторону Хребта Титана повергло друида в ужас. Двухголовые олени с глазами вместо языка - это было в разы хуже ожившего камня. И что самое плохое, по словам уроженца здешних мест Таддео такое издевательство над природой тут было нормой.. Впрочем Мартино был не в том положении, чтобы высказывать претензии. В любом случае свобода была лучше каторги, даже если для этого надо было прятаться в Пенумбрии. Тем более, что в будущем наверняка можно будет вернуться в родную Вортигану. Если захочется...

- У меня нет дома, - мрачно ответил Мартино на зажигательную речь арлекины. Хотел было добавить "и нет друзей", но подумал, что это может быть неправильно истолковано и не стал, - А насчет поработать - почему бы и нет. Я от работы не бегал, хотя в герои баллад вряд ли сгожусь.

С момента высвобождения из каземат и воссоединения со второй группой и до момента прибытия в поместье Таддео паладин всё пуще и пуще преисполнялся уверенностью, что ему срочно нужно очистить всё вокруг от скверны. Основой для столь радикальных настроений послужил смрад канализации, от которого Доминикус изо всех сил пытался очиститься при каждой удобной возможности у каждого водоёма. Так сказать, хочешь изменить Бранкалонию к лучшему – начни с доспехов!
Впрочем, не одной физической, нозально-сенсорной вонью питался праведный гнев Инвиктуса:
Я — принц Таддео Кирситано ди Рональдо да Мадаронна, рождённый, чтобы править Пенумбрией… но лишённый этой возможности происками алчных и амбициозных сородичей. Пусть.
–Эти земли устрашатся нас! Я узрел его истинное лицо, горные тропы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью. И когда стоки будут окончательно забиты, то вся это мразь начнёт тонуть. Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится им до пояса, все продажные стражники и заговорщики посмотрят вверх и возопят: «Спаси нас!», а я прошепчу: «BASTARDO, TUA MADRE, VIENI QUI, PEZZO DI MERDA, EH? COSA, HAI DECISO STUPIDAMENTE DI SALIRMI ADDOSSO? TU, STRONZO PUZZOLENTE, TUA MADRE, EH? BEH, VIENI QUI, PROVA A SCOPARMI - TI SCOPERÒ IO STESSO, BASTARDO, MASTURBATORE, MALEDETTO! VAI, IDIOTA, LASCIAMI SCOPARE TE E TUTTA LA TUA FAMIGLIA! MERDA DI CANE, STRONZO PUZZOLENTE, MERDA, TROIA, FECCIA! VIENI QUI, BASTARDO, MASCALZONE, FECCIA! VIENI QUI, MERDA, ASINO!».
От ободряющего Таддео "Шёпота" Доминикуса, обнаружившего на своих дочиста к этому моменту вычищенных доспехах новое пыльное пятно и принявшегося его с нескрываемым раздражением очищать все окрестные птицы сорвались с веток и понеслись кто куда, да все подальше. Не иначе, как весть разносить о том, что грозной поступью по этим землям шагают ни то будущие гонцы справедливости, ни то – и, давайте будем честны, скорее всего – новая напасть, от которой многострадальной Бранкалонии продыху не будет.

Обидчика мало обмануть - его надо обсмеять так, чтобы он навек опозорился.
–Giusto! Сразить физически и низвергнуть морально, пронзить его клинком и пером, чтобы ни один mascalzone не вздумал занять его место, обманывать честных принцев и заточать благочестивых искателей приключений, держать в ежовых рукавицах несчастных крестьян и якшаться с кровожадными чудищами!–Доселе приведший себя после путешествия в окончательный порядок и сидевший за столом напротив бокала вина и пустой тарелки(Есть-то ему было не нужно) Доминикус взял меч и ударил его кончиком, заточённым в ножны, о пол:–За сим, объявляю Crociata правителям этих земель и их мерзким приспешникам!
И хотя опьянеть он не мог, да и к вину не притронулся, всем присутствующим было ясно: этому Signore больше не наливать...

После решительной, пусть и, может, не без посторонней в лице Лато помощи, победы над подземными тварями - каменными и не очень - группа под предводительством "Танцора" начала спешно-уверенно продвигаться по подземельям, скрытых от взора надзирателей Дыр. Изольеро не сбавлял оборотов: пусть тучный, пусть - испытавший острую от клювов боль, но он шел за всеми, периодически осматриваясь и держа крепко кухнемантскую ложку. В любую секунду мог начаться очередной бой. Но вот он, дар Триотца...свет. Не от факелов, не от лучины, а солнечный, самый настоящий. В душе заиграло столь давно потерянное чувство - надежда. Шаги стали уверенней, даже вес тела больше не мешал. А когда, спустя часы блужданий меж каменных коридоров, они вышли наружу, Изольеро почувствовал сладость свежего воздуха. Он был свободен, без каких-либо условностей или "но". И пусть даже невдалеке рыскали слуги барона, желавшие снова нацепить на каторжников гнилые кандалы, последних остановить уже никто не мог. Группа "Танцора" и группа Таддео объединились, после чего покинули богами проклятые владения Роджерио, пока тот бесился от своего поражения.

Я — принц Таддео Кирситано ди Рональдо да Мадаронна, рождённый, чтобы править Пенумбрией… но лишённый этой возможности происками алчных и амбициозных сородичей.
Сотни тысяч шагов делали ныне освобожденные, пока им маршрут выстраивали не абы кто, а сам принц. Великая честь даже для Изольеро, чья моргантская кровь, пусть уже постаревшая, все еще билась ключом свободы от наглых господ. Радовало, что Таддео своим происхождением мало того, что не хвастался, так и им стремился восстановить справедливость, разбитую произволом врагов его фамилии. Хоть и были страсти эти непоколебимы, хоть и находил несчастный принц поддержку среди шайки, лично Изольеро принимал в этом всем свою излюбленную роль молчаливого наблюдателя. Был он всяко лучше по настрою в сравнении с той грузной развалюхой, коей пришлось стать в Дырах, но стремиться куда-то в бой, по крайней мере сейчас, не хотелось. Совсем. Больше волновал вопрос, как можно по пути, с учетом ограниченных провиантов, вкусно и сытно покушать. Однозначно, до боли глупая, даже детская, забота, но что можно было поделать с моргантским желудком? Так и еще желудком повара? Пока Таддео для всех выкладывал маршрут физический, Изольеро рисовал маршрут гастрономический: на каждом привале он, теряя фирменную угрюмость, на себя брал буквально весь, от начала до конца, процесс готовки авантюрской трапезы. Даже если никто его не просил, даже если у кого-то из путешественников были свои припасы, он сам себе давал задачу из фигни и палок соорудить костерок и наварить наивкуснейшую во всем Королевстве Наград похлебку. Горяченькую, наваристую, с мясцом, так и еще ароматную! Понятное дело, что вкус и запах, пробуждающие у любого зеваки слюнотечение чуть ли не через нос, были навеяны отнюдь не одним лишь кулинарным мастерством, а зовом Туркумы, связь морганта с которой была уж больно заметна из-за огроменной деревянной ложки. Впрочем, готовка была столь увлекательным для Изольеро процессом, что забывал он о всяких невзгодах, об ошибках совершенных тогда и сейчас, об обреченности будущего....

Как следствие, когда на нее находил высокий стих, бардесса начинала доставать всех соратников вопросами о прошлом и причинах ареста.
Разок, однако, заставила об этом задуматься подошедшая во время похода Эйшет (имена товарищей, благо, моргант смог кое-как запомнить, наверстав упущенное за Дыры). Сиявшая ярче любого солнца девушка с горящим интересом в глазах начала его так расспрашивать, что, честности ради, мужчине было неловко! Он себя не видел ни героем, рушащим оковы порочной судьбы, ни мерзавцем, эту самую порочность накручивая. А то, что было за его плечами, даже по сей день после бегства из тюрьмы, рассказывать не хотелось примерно никому. Более того, давать самому себе шанс остаться в анналах истории тоже желание отпадало...хотелось, напротив, стереть себя. Свое имя, свое прошлое, вообще все свое существование, чтобы никто и никогда не знал о каком-то там кухнеманте, учинившем беспорядки в Квинатории. Впрочем, бард свое дело делала: она знала, какие слова сказать, какими жестами рассечь воздух, какую физиономию надо на личике сделать, чтобы даже из такого молчуна получить желанный ответ. Отказывать не хотелось, но и разглагольствовать - тоже. Изольеро глянул на спутницу, парой секунд потупив взгляд. "За что тебя согнали в Дыры?"...

—За прошлое — Слова, быть может, и не содержательные, но сказанные кротко, несколько даже тихо. К тому же, арлекино могла заметить, как в этот момент волосатая ручища морганта чуть крепче обхватила ложку-посох, хотя, казалось бы, и без нее он шел уверенно на своих двоих. Зрительный контакт с Эйшет он после этого вовсе прекратил, показывая, что более сказать ничего не может. И не хочет. Пока что.

День за днем шли, а авантюристы на месте не топтались. Пред ними предстала Фумареа, туманностью отделявшая земли на две части. На одной части они и стояли, а что было на второй, скрытой Мглой, оставалось только гадать...и увидеть, шагнув вперед. Изольеро был ведомым всем, чем угодно, но не страхом, и то, взглядом озарив покрывало, под которым скрывалась загадочная Пенумбрия, ему стало слегка не по себе. Более не по себе стало от вида местной фауны, с которой он даже приготовился бороться. Впрочем, слава богам, такой возможности не выпало, а путь бывших пленников кончился охотничьим домиком дель Черкио! Там и выпала возможность, наконец-таки, привести себя в порядок, сбросить грязные и засаленные от пота лохмотья, перевести дух...впрочем, совсем невпечатленным был Изольеро, когда еду приготовил не он. Для всех других трапеза была привычной, а он, своим уже профессиональным поварским взглядом, с чувством жалости глядел на тарелку чужих блюд. Всяко лучше "стряпни" Дыр, но аппетит эта лабуда тоже не вызывала.

Без энтузиазма ковыряя еду мажордомовских мастеров-ломастеров, Изольеро вновь слушал, о чем же говорили напарники...и вот тут-то стоило уже не упускать все мимо ушей. Планировалось полноценное путешествие. И борьба с кем-то. Лицом уткнувшись в стол, он косо, исподлобья, осмотрел храбрецов, вещавших эпичные речи о грядущих победах. Сам себя моргант сейчас винил за невнимательность, которую допустил еще в Дырах...ну конечно же, их не могли прямо сейчас отпустить восвояси, жить своими жизнями! Не то, чтобы это после побега и накидывания за свои головы пары сотен дополнительных золотых было еще возможно, но надежда все равно тлеяла. А отныне им предстояло идти в настоящее путешествие, не какое-то там хождение по свету, а полноценное, с опасностями, битвами, кровью, потом и страданиями. Глаза вернулись к неаппетитной еде, которую даже туркумой чинить не хотелось.

"Может, встать и уйти?" — проскочила мысль. Такая наивная, но сладостная. Неиронично ему хотелось вернуться в самоизгнание, снова бродить по белу свету и подрабатывать в задриженных харчевнях. Денег мало, но какие же покой и безмятежность давал такой образ жизни. Ему такое и было нужно, как минимум еще лишние лет пятнадцать, чтобы у себя самого отмолить оставшиеся грехи. А там уже и до смерти рукой подать!...ясно было, что Изольеро свое будущее видел крайне неперспективным. Иронично, учитывая, что рядом сидел тот же преподобный Марко. Старикашка, но при этом с каким рвением он уже сейчас был готов вылететь из охотничьего домика и побороть недругов! Такому оставалось только завидовать.

Взгляд Изольеро переметнулся за стол. Где-то там, у стены, вертикально стояла его ложка. Молчаливо она осуждала единственного своего наблюдателя. За что? За весь учиненный им оккультизм? Или...за то, что он в какой раз себя винит за этот самый оккультизм? Вера была не его сильной стороной, но стоило говорить фактам в лицо: спасение из Дыр было ничем иным, как божественным вмешательством. Попасться на глаза каторжникам со знанием тайных ходов и сокровищницы внутри тюрьмы, успешно выбравшись и сидя сейчас за трапезным столом, было словно одним большим планом Триотца. Чтобы что? Изменить мировой баланс? Дать Королевству шанс на объединение? Предоставить возможность смертным исправить свои ошибки? Или все сразу? Пока разговоры шли фоновым шумом, моргант все и жег взглядом ложку, ища тот самый универсальный ответ на придуманный вопрос.

Дорога после побега далась Мегаре легко. Что тут сложного, иди, да иди. Она большую часть жизни, провела двигая ногами и задницей, к которым эти ноги крепились. Так что морганта время от времени просто несла Лато, чтобы увеличить скорость движения отряда. Для девушки это было совсем не сложно. В этой части страны она еще никогда не бывала. Поэтому с удовольствием смотрела по сторонам. А на привалах, набрав больше всех хвороста или наломав сухих стволов, Мегара зачастую поднималась на какую-нибудь небольшую возвышенность, чтобы оттуда наслаждаться красотами природы. Только было жалко, что ни один из отрядов стражников с ними так и не столкнулся. Мег была бы не прочь размяться и срубить пару голов, а то быть только победительниц крыс, было как-то унизительно для гордой потомки великанов. Впрочем, ночь в объятиях Эйшет помогла сбросить напряжение и силы. А наличие рожек и хвостика сделала этот увлекательный процесс еще более пикантным. Так что Ара решила потом его обязательно повторить еще несколько раз.

Когда выяснилось, что их Таддео оказался целым всамделишным принцем, Мег даже опешила. Да так, что вытаращила глаза. Правда потом быстренько вернула себе невозмутимый вид, да еще по сторонам зыркнула, не видел ли кто?! Нет, она понимала, что оба сторожила каторги из дворян, но принц?! Девушка отреагировала на эту новость отнюдь не так восторженно, как бардесса. Слова-то красивые Таддео говорить умел. И сейчас, пока они были в одной лодке, Ара могла не опасаться за свой тыл. Но вот потом, когда они победят, а в этом морганта не сомневалась, не окажется ли так, что Таддео Кирситано ди Рональда да Мадаронна предпочтет забыть о безродных друзьях с каторги. Которые видели, как его бьют, как по принцу топчутся псы, а стражники плюют ему в лицо. Ведь несмотря на воодушевляющие слова Эйшет, Мег знала, что она из семьи бродяг пограничья. И что череп ее матери сейчас украшает стоянку поганых язычников, которым еще нужно будет отомстить. Так что девушка и не подумала высказывать свои сомнения. Во-первых, они были одной бандой, и прошли вместе первые испытания. Во-вторых, до победы нужно еще дожить. Так что будет глупо отказываться, от таких связей.
- Я с вами! - воскликнула Мегара.
А чуть позже попросила Таддео рассказать, кто именно у них в противниках и какими силами эти враги располагают.

Встреча с изуродованной тварью оставила у Мег смешанные впечатления. Между жалостью и отвращением. Это было какое-то неправильное чудовище. Они же должны быть страшными и свирепыми, но при этом со своей хищной красотой, как дракон или лев. Это же было настолько уродливым, что его хотелось убить просто из жалости.

Большую часть свободного времени в поместье Мег потратила, чтобы вспомнить все, что она слышала от матери про альпинистские напитки. Да и не только слышала, но и видела, как та варит их, причем иногда, даже на костре, прямо во время переходов. Потому что какая же она будет альпинистка без граппанелей. Хорошо еще, что основной компонент напитков, граппа, в поместье была. Для своих экспериментов Мегара реквизировала целую бочку, чтобы не ходить в подвал дважды. И легко вынесла ее оттуда, просто закинув бочку в , а плечо. Может это и было некоторым перебором, но ведь граппу можно было пить и просто так, с товарищами. А напитком она была пусть очень крепким, но не слишком дорогим. Ее изготавливали перегоняя мезгу, то есть выжимки винограда, которые оставались после отжима сока на вино. Да-да, ту самую не слишком аппетитную массу из косточек, кожицы и гребней винограда, пропитанную остатками сока, которую не вытоптали из ягод женские ножки. Ее собирают в чаны и оставляют бродить, а потом перегоняют в медных перегонных кубах и разливают по бочкам. Вот только Мег ошиблась, когда подумала, что ей хватит всего одной бочки этого своеобразного самогона. Та бочка, которую она забрала, оказалась джоване граппой, то есть молодой. Она даже еще не успела приобрести цвет в бочке, оставаясь бесцветной, за что ее также именовали бьянка граппой, то есть белой. А у потомки великанов один рецепт прямо назывался, стравеккья, по самой выдержанной граппе. Такую выдерживали в бочках не меньше восемнадцати месяцев, прежде чем пить. Или, в случае Мег, готовить декокты. Так что в подвал пришлось сходить еще не раз. Для граппнеля винканто, к примеру, потребовалась граппа «ароматика» из мускатного винограда. Вначале Ара, без задней мысли, решила варить настойки прямо на кухне поместья. Но после первой же неудачи, когда она чуть не подпалила дом, девушку выставили во двор. Пришлось там разжигать костер и пробовать варить на нем. И да, все получилось, но далеко не с первого раза. Так что соратники могли наблюдать Мег со стоящими дыбом волосами, красным, как помидор, лицом и паром из ушей. И все это когда она шла по стене поместья, как по земле. А другой раз Ара чуть не посинела от холода, когда зелье. Вместо того, чтобы морозить окружающих, чуть не заморозила саму альпинистку. Но после нескольких дней работы, пояс Ары украсило пять фляг с готовыми декоктами.

Таддео отсалютовал Эйшет и всем прочим, кто поднял свои бокалы, в ответ:

— Благодарю за вашу решимость и вашу поддержку, друзья! Однако, как весьма верно заметила прекраснейшая арлекина, возвращение Замка Ноттурно, из которого мой род правил этими землями со своего Грифоньего Трона* на протяжении столетий, это монументальная задача, которая будет требовать огромных ресурсов и серьёзной поддержки власть имущих; у нас на данный момент нет ни того, ни другого, ни даже репутации, которая позволила бы заручиться хотя бы одним из этих рычагов, способных сдвинуть камень сложившейся в Пенумбрии ситуации с места. Весь мой край находится в жёстких тисках Криминийской Куполы, клики могущественных криминальных донов — которые одновременно и представители здешней знати. Герцогиня Эдера ди Малавита заправляет Куполой, посредством неё — Пенумбрией, и через родственные связи, взятки и контракты, а также благодаря поддержке ватикинского календарха*, который и сам происходит из рода Малавита (кто-то поговаривает даже, что Эдера — тайная дочка календарха) — почти всем Королевством. Никто не спорит с донной Эдерой* — она подобна своему имени: неистребима, опутывает всё и вся повсюду, и связана со смертью, поскольку лучше всего растёт на кладбищенской земле, — Таддео залпом выпил содержимое своего кубка и тут же дал знак слугам наполнить его вновь.

— Словно Фумареи мало, Пенумбрия уже почти сотню лет находится под гнётом семьи Малавита, которую каждый раз «демократически» выбирают доны Куполы править нею. Убийц моего отца, деда и прадеда. После того, как Малавита и их сторонники предательски убили последнего монарха Пенумбрии — короля Альбериго III — моего прадеда — они охотятся на мой род, словно поганые охотничьи псы на благородную дичь. Мой отец погиб, защищая меня, когда я был ещё младенцем на руках у моей матери, Изабетты дель Черкио, в замужестве — Изабетты ди Рональдо да Мадаронна; она нашла убежище в поместье своего брата, графа Лато дель Черкио, но семья Малавита нашла её и там. Пять лет назад одна из приближённых моей матери отравила её и подстроила так, что графа Лато обвинили в убийстве своей сестры. Поместье захватили алчные отельеры Квинотарии, которые и «порекомендовали» ту фрейлину в свиту вдовствующей графини Изабетты, а Малавита избавилась ещё от одного потенциального претендента на Грифоньий Трон… Но им не удалось убить и меня. Дядя послал меня — в тайне от домашних — в Лунгариву, поскольку уже тогда начал подозревать о связи отельеров и Куполы… И это спасло мне жизнь. Узнав о том, что брата обвинили в убийстве сестры, которую не дали даже оплакать и достойно похоронить, я многие годы пытался вызволить графа Лато из застенок Дыр, но, в конце концов, не нашёл лучшего выхода, как попасть туда сам, чтобы изнутри попытаться хотя бы заботиться о единственной семье, которая у меня осталась, — Таддео произносил последние слова со слезами на глазах и этим кубком салютовал уже исключительно Танцору. — Когда у нас будут и ресурсы, и связи, я клянусь тебе, дядя, что отомщу за смерть твоей сестры и за твоё опороченное имя!!!

Пока уже довольно захмелевший принц поглощал очередную порцию средней паршивости вина, заговорил и сам Танцор:

— Ну что ж, пусть наш календарх и из семьи наших врагов, но как минимум тот, кому эта паскуда... — Лато бросил быстрый встревоженный взгляд на отца Марко, но увидев, что тот вовсю храпит, страстно обняв глиняный кувшин с вином, закатил на мгновение глаза и продолжил: — ... служит — Триотец и весь сонм святых Его — на нашей стороне, тут нет сомнений. Когда мы прибыли, слуги сообщили мне, что за последние пару недель было доставлено несколько писем, и угадайте, что в них? Просьбы о помощи от моих старых знакомцев, один из которых владеет крупнейшей сетью лавок по всему Королевству, торгующих душистыми травами: базиликом, розмарином, лавровыми листьями, всего того, без чего кухня невозможна; второй же — повелевает одним из крупнейших герцогств на всём полуострове. Оба обладают и ресурсами, и властью, и связями, и что это, как ни дар Господень?! В общем: Бачиччин да Пра, торговец и гражданин Лунгаривы, просит прибыть в его замок на окраине столицы Квинотарии для обсуждения «деликатного дела, связанного с оказанием определённой помощи мне и моей семье, за которую я готов достойно оплатить услуги моего старого друга, не раз помогавшего мне ранее; сумма вопроса — пять тысяч золотых монет, сроки — как можно скорее, всеми святыми Календаря прошу!», — Лато довольно ухмыльнулся и отправил в рот маринованную в уксусе и травах оливку. — Пять тысяч золотых, господа, на дороге не валяются, ну и насколько я знаю Бачиччина, его благодарность всегда долгоиграюща, мы сможем использовать его влияние и его сеть лавок для наших целей: сбор информации, выгодные контракты, закупка вооружения и прочая, прочая. Далее — герцог Арпаксио де Сээвэдра, повелитель Аквавивы, что в Вольтурнии, приглашает в свою Кошачью Крепость для «обсуждения некого конфиденциального вопроса, успешное и аккуратное решение коего обещает несметные сокровища и мою вечную благодарность!». Герцога я знаю давно; он — сложный человек, но он человек своего слова, и весьма влиятельный человек. Иметь такого в союзниках — даже без «несметных сокровищ» — уже будет невероятно полезным, а если и тысяча-другая золотых упадёт в наш кошель — что ж, тем лучше.

Лато снова захомячил оливку и, упёршись локтями о стол и водрузив подбородок на ложе переплетённых пальцев, обвёл новоиспечённую шайку каналий вопрошающим «Что думаете?» взглядом.

... Что? Кто-то предлагает 5000 золотых и просит во имя Всех Святых Календаря? – несмотря на крепкий сон в объятьях с любимой бутылкой, Марко проснулся на самом интересном – Вот предложение, достойное смиренных чад Триединого! Вырвал Он нас всех из рук нечестивых как раз для этого дела и если будем мы следовать воле Его, то будет нам Его помощь, поддержка и благословение во всех наших начинаниях! Пойдёмте же скорее! – вскрикнул святой отец, но перевернувшись на бок, захрапел пуще прежнего. Сказывался, видимо, стресс и неприятности последних дней. Он конечно не аристократ подобно вновь обретенным товарищам, но тоже не сетовал на жизнь, довольствуясь своей синекурой. А потому сейчас наверстывал упущенное за пережитые лишения последних дней – по крайней мере в части алкоголя и тискания прихожанок, хотя Мегара мало походила на кротких горожанок, что приходили на исповедь к святому отцу.

Долго ждать работы не пришлось - не прошло и получаса, как Таддео... то есть принц Таддео Кирситано ди Рональдо да Мадаронна предложил им аж сразу две. Причем не просто предложил, а предоставил право выбрать с какой именно начать - вот оно доверием к бывшим сокамерникам! Возможно Мартино был несколько предвзят, но сказалось предыдущее общение со власть имущими...

Впрочем, это совершенно не мешало взяться за выполнение поручения - все-таки все люди разные. к тому же каторга влияет на человека - это лесник ощутил на себе, что уж говорить о тех, кто провел там не пару дней, а много-много больше. Знать бы только, как именно Дыра повлияла на Таддео...

Так, о чем это он? Ах да, про задания! С точки зрения Мартино исходя из озвученного Таддео выбор было сделать не сложно. В одном случае речь шла о помощи семье. причем срочной, во втором - просто о зарабатывании денег. Выбор между семьей, да, пусть и чужой, и деньгами на взгляд друида был очевиден.
- Начинать ведь надо с чего-то одного? - вроде бы задал вопрос Мартино, но тут же, не дожидаясь ответа, продолжил, - Так почему бы не начать с первого? И задание срочное и деньги предлагаются хорошие.

  Большой плюс острых и прочных коготков – это возможность писать безо всяких чернил на любой хоть сколько-то для того пригодной поверхности. Когда Таддео перешел к перечислению обид, нанесенных его семье, Эйшет, не будь дурой, сразу уловила в этом сюжет для замечательной песни – причем не канцоны даже, а полноценной длинной лэ, где найдется место и трагедии, и подвигу, и толике фарса, и обличению негодяев. Самое главное для хорошей лэ – масштаб, и история падения дома ди Рональдо ему соответствовала.
  Не отвлекаясь от еды, девушка навострила острые уши и начала выцарапывать прямо на поверхности стола угловатые и малопонятные ей самой закорючки, чтобы потом использовать их как памятку для будущего великого произведения, которое покорит сердца всех жителей Бранколонии. А почему бы нет – можно будет и поплакать, и посмеяться, и привычно осудить хапуг-nobiluomo и злодеев-criminale, и оценить богатство сюжета. А если все это приправить ее очаровательным голоском…
  В общем, дело оставалось за малым – сделать истории правильный финал. Но это были уже мелочи, о сложностях которых арлекина особенно не задумывалась.

  Следом за Таддео слово взял Лато, перейдя от деклараций о намерениях к подробностям их осуществления. Когда же он упомянул, что планируется деловой визит в Вольтурнию, малебранке радостно зааплодировала и что-то согласно промычала: к сожалению, даже ее таланты не помогли одновременно жевать здоровенный кусок мяса и выражать вербальный восторг. Пришлось рогатой девочке на короткое время успокоиться и сосредоточиться на движении челюстями – оленина была вкусной, славно приправленной, но достаточно жесткой и не позволяющей быстро с ней расправиться.
  Одержав-таки победу над едой и убедившись, что рот ничего не затыкает, Эйшет вскочила с места, с грохотом опрокинув стул, и сложив в щепоть пальцы, с восторженным выражением лица воскликнула:
  - Вольтурния! Ах, Вольтурния! Прекрасный край солнца и ласкового моря, поросших серебристыми оливами холмов и тихих низин, край игривых козочек и молодого вина! Земля любви и песни, край стародавних руин и нависающих над горными тропками замков! Ах, сонеты под окном и драка на ножах, когда ты с соперником связан рука к руке! Ах, плач флейты и рев пламени, сжигающего деревню! Нож в спину и вопли призраков, сладостные стоны и шуршание затасканной колоды карт! Лучшая земля для того, чтобы жить, и чтобы умереть!

  Поставив ногу на упавший стул, малебранке дернула с плеча лютню, с которой с самого момента ее обретения не расставалась, и, ударив по струнам, пропела несколько строк:
      Бросьте кости на грязный стол,
      Залитый дешёвым вином,
      Повезёт мне в этой игре —
      Повезёт и во всём остальном.
      Пусть осталась одна монета,
      Но вином ещё полон кувшин:
      Это зелье, наверно, растопит
      Лёд великих горных вершин…

  Допев куплет, малебранке раскланялась перед вынужденными зрителями и заявила:
  - Я очень хочу в Вольтурнию! Но рано, рано… Туда надо езжать, когда в кошеле что-то позвякивает, а понты на морде подкреплены готовностью их обосновать на кулачках или железом. Ну и с песней хорошей, но это у нас есть, и получше, чем у большинства местных менестрелей! В общем, в самый лучший край нам, - Эйшет шаркнула ножкой, - езжать пока рановато: непросто будет соревноваться с местными гуаппо, случись что. Так что да, я тоже за Квинотарию. Поможем торговцу, поможем Таддео, прибарахлимся, денюжкой разживемся – и тогда я вас первой потащу в Вольтурнию, покажу все самое лучшее и все самое худшее, что там есть! Meh, всем понравится, обещаю!

Поначалу план так ведь хорошо обрисовывался: нужно было всего-то покарать во имя Господа примерно всех властьимущих и их прислужников! При желании, к обеду можно управиться!
Но, как обычно, реальность внесла свои коррективы. Но, вообще, так даже лучше: если будет поддержка в высокопоставленных кругах, то так будет проще искоренить ересь с земель Бранкалонии и заменить старую, прокажённую аристократию на новую, богоугодную.
И, разумеется, паладину было интересно посмотреть, в какую пропасть пала Фалькамонте под гнётом злодейского зла?
–Я за то, чтобы начать с Фалькамонте.–Уверенно сказал паладин.–Я те места знаю, по этому для разминки они подойдут.

- Да уж, - подумала Мегара и вздохнула, - противники у нашего мелкого Грифона оказались ему под стать, королевские. И криминальные доны, и могущественный род Малавита, и, даже, сам календарх. Что же тем больше славы будет у них после победы. Да за один побег девушка набрала столько золота, сколько никогда раньше не держала в руках. И раз уж Таддео рискнул полезть на каторгу за своим родственником, с риском для собственной жизни, значит он благородный не только по происхождению.
Мег отсалютовала всем кубком с вином, который у нее за этим столом был самым большим, и отхлебнула треть терпкого напитка одним могучим глотком.
Оба дела, которые предложил им Лато обещали еще больше сокровищ. А так как морганта не бывала ни в одном из этих краев, то ей, по большому счету было все равно, в каком порядке их делать. Так что она просто присоединилась к большинству.
Но вот очередной короткий отрывок из песенки, в исполнении рогатенькой Эйшет, заставил ее сердце биться чаще. И Мег в ответ на живописное описание красот Вольтурнии, тоже ответила отрывком из стихов, которые услышала от бродячего барда в какой-то пограничной деревушке из десятка дворов.
Август. Персики и цукаты
И в медовой росе покос.
Входит солнце в янтарь заката,
Словно косточка в абрикос. (с)

Алкоголь имеет прекрасное свойство — развязывать человеческие языки. И кому, как не Изольеро, знать об этом? Сколько раз к его кулинарным произведениям искусства голодные авантюристы и трактирные зеваки заказывали кружечку так приятно обжигающего язык спиртного! И хоть на территории Королевства Наград имели место быть продукты брожения злаковых, самым любимым напитком, что можно было пригубить за приятной трапезой и в компании верных друзей, бесспорно оставалось вино. Аромат винограда, умеренная терпкость и сладость — чего еще нужно в напитке, что спустя две-три кружки столь незаметно изливал твою душу всему белу свету? Вот и этого хватило как минимум Таддео, что в пылу пьянеющей страсти рассказал историю своей настрадавшейся фамилии. Было ли кухнеманту его жалко? Скорее да, чем нет, хоть и по угрюмо-каменному лицу морганта, так и не коснувшегося за весь обед-ужин к бокалу вина, это сказать было трудно. Больше, все же, Изольеро видел в этом откровении попытку вербовки: принц, яростно отзывающийся о своих недругах, дает новособравшейся команде причину присоединиться к назревающей борьбе за трон Пенумбрии. А как можно власть имущему вести борьбу без человеческих ресурсов? Как любой господин, Таддео набирал людей, и пусть его мотивы были благородны, правда оставалась в одном— войну вести будет, в первую очередь, не он, а его слуги. И сейчас, за этим столом, он слуг и искал пусть и фамильярно, в дружеской атмосфере, где формально все были равны.

Собрание шло полным ходом, а слово было плавно передано Лато, который рассказал об имеющейся для шайки работенке: представители высшего общества, с которыми "Танцор" был давно знаком, запрашивали помощь. И хоть в любом из вариантов наградой было золото (или ее эквивалент), для Изольеро это был выбор без выбора. В любом случае, им придется сейчас выдвигаться в путешествие, в любом случае, кому-то надо будет начистить физиономию, в любом случае, это все было завязано на усилении влияния ди Рональдо да Мадаронна. Лишь одна разница: одно поручение было на границе Квинотарии, в которой морганту в силу срамного прошлого быть более не хотелось, второе — в невиданной им ранее Вольтурнии. Выбор бы пал на второй вариант, но стоило признать, что это была несколько самоубийственная авантюра, учитывая, что именно в этом регионе был почти прямой проход в Ад. Изольеро не знал, будет ли он с группой бежавших тюремщиков до самого победного конца, но стоило максимально увеличить шансы на выживание в столь незавидной ситуации, где за их головы любой бестолочи предлагалась солидная награда.

— Да Пра буквально говорит, что у него времени в обрез —наконец заговорил моргант, снимая с себя маску молчаливого наблюдателя — До него мы дойдем быстрее, чем до герцога, а на полученную сумму мы сможем не только запастись провизией и экипировкой, но также эффективнее решить вопрос путешествия по земле. Всяко лучше добираться до Вольтурнии на повозке или на конях, чем пешком — Изольеро сложил руки, оглянув всех сидящих за столом