[CORTEX-P] Гетто: Вавилон | Партия

Как её звали когда-то?

Девушка вспоминает с трудом. Где-то в документах, что она показывает таможне, пересекая с труппой очередную границу и есть имя, но оно просто не отпечатывается в её памяти. Для труппы она Пинки, Пинк, или просто малышка Пи, для гостей же Великолепная Пинки.

Старый Карл удочерил её еще мелкой соплей, когда она ходила под стол. Цирк Уродов карлика Карла, где собирались звери и люди с особенностями, отличные и не похожие на других. Взятка, и последующие отцовство, был основной способ "сотрудничества" с приютами старого пройдохи.

Уродство Пинки же заключалось в волосах. Они были розовые... с рождения. И всё. Эта маленькая особенность стоила ей в приюте постоянных издевательств, ссадин на кулаках, когда она побеждала, и разбитого носа, когда её. В Цирке Уродов же она оказалась до ужаса... нормальной. Краской там и не такие фокусы с волосами делали.

Так и шла её жизнь среди множества "братьев", "сестер", пришлых работников и зверья, что в целом, назывались одним словом. Семья. Раздача билетов, уход за вольерами, помощь в дрессировке, помощь клоунам в выступление, помощь в поиске зверей и уходе за ним, а затем поиск людей и уже решение их проблем, самостоятельная дрессировка и натаскивание артистов, и наконец, замена старика, что стал сдавать на посту шоумейстера.

Пинки не заметила, как крутясь то там, то здесь потихоньку помаленьку практически достигла пика в положении. Ей завидовали, её боялись, но и уважали и любили. Цирк — это всегда клубок интриг. А управляющий — это канатоходец, бороздящий по натянутым нитям отношений над пропастью раскола.

Это произошло в Египте, в Каире. Их цирк прибыл для очередного выступления, и до него девушка искала интересные диковинки, людей и зверей. Когда кто-то из местных перепугано сообщил, что из её цирка уродов, какого-то страхолюда видели у торговца маслами. По описанию выходило, что Человека-Зверя. Довольно милого характером двухметрового громилу обросшего шерстью, что изображал из себя маньяка-людоеда (а он вегетарианец, представьте как тяжело готовить номера с ним?).

Поспешила, в подвале, в лавке, среди стоек факелов, она обнаружила... псоглава. Это был не её знакомый, а нечто иное... Песья морда угадывалась лишь силуэтом, острые глаза будто жгли душу, по мускулистому телу ползали тенями неизвестные ей символы, а тень под ним... расширялась словно лужа крови, и действительно, казалась, что вся спина иного распорота сильнейшим ударом, но самое удивительное это краски... они выцветали вокруг фигуры, как и она сама.

Тени из лужи рванули к циркачке стелясь по земли и поглощая краски вокруг, коснулись ноги приклеивая к земле и поднялись выше, обволакивая шею и удушая, лишая мир цвета, даже её розовые волосы окрасились в серый.

Пи на одних рефлексах выбросила кнут вперед, ловя стойку с огнем, и потянула на Иного. Чаша с маслом ударила по затылку псоглава, заливая горящим маслом. Вопль боли оглушил её, заставляя поморщиться, а дальше... она открыла глаза.

Псоглав


Веха «Охотница за экзотикой»
1 - Попробуйте эссенцию дикого демона или магического существа, которую еще не пробывали
3 - Создайте на основе эссенции продукт с востребованными/полезными свойствами
10 - Приручите дикого демона, либо магическое существо пригодного для получения востребованной/полезной эссенции

Ещё до того, как начать нормально говорить, Давида научили трём вещам: как замешивать цемент, как класть правильно кирпичи и как быстро перевозить тачку по стройке. Эти три вещи были нужны ему для выживания на парижской стройке в тринадцатом районе города. Тринадцатый район был его домом: он родился в этом гетто и был там же брошен своей матерью в одной из подворотен. Там же его подобрал бригадир одной местных строительных бригад, Жан Поль Муиссе, который помог мальчику встать на ноги и выжить в таком жестоком месте… не бесплатно, впрочем. Ему приходилось работать как проклятому, наравне с остальными членами бригады, с самого детства. Они строили “бетонные особняки”: небоскрёбы в форме свечек с широким основанием и многоуровневыми гаражами под зданиями, что должны были в теории служить домом для жителей этого гетто. На практике, их быстро выкупили боссы мафий и решили оборудовать их под под личные крепости для своих банд.

Здесь обитала всякая мразь, что только жила в городе, начиная от албанской мафии и заканчивая сицилийской, сюда же стали свозить своих ребят, заселяя неподалёку от особняков, члены банд чьи “свечки” должны были достроятся раньше других, так что в этих местах стало ещё менее безопасно, чем было. Триады толкали свой кокс. Корейцы торговали всяким дерьмом. Чёрные затевали драки, пока русские стали наполнять улицы рядом со своими новыми резиденциями пушками. Давиду пришлось учиться постоять за себя.

В этом ему помог бригадир, ставший уже почти отцом. Жан Поль был большим и толстым мужиком, с широким и улыбчивым лицом, красным носом картошкой, лысой головой и очень густыми и пышными бровями, а самое главное усами вдвое шире, чем его голова. У него было такое же большое сердце, как и его кулаки, так что он стал натаскивать мальчика в бою. Как правильно ставить ноги. Куда бить головой, чтобы было больнее. Как держать со своим врагом дистанцию. Как бороться. Всё это он узнал от него постепенно.

От него же он получил свой первый ствол. “Носи его под сердцем, Дэви, но не доставай волыну, если тебя не прижали к стенке или ты не чувствуешь, как смерть щекочек те ячишкий. Понял, оболтус?! Вот! То-то же”, — говорил ему бригадир, трепая по голове. Давид был ему очень благодарен за помощь и науку. Он во всём хотел быть похожим на него! Парень пообещал ему, что пригласит старика на свою свадьбу как отца, когда найдёт себе жену, а мужик всё смеялся над юношей, хлопая того по спине. Он знал, что этого не случиться.

И пожалуй, для него, как и для всей остальной бригады стал не особым секретом день, когда особняки были достроены, а Жану пустили пулю в лоб, как единственному человеку, что знал про устройство зданий изнутри и до сих пор не кормил крыс на свалке. Для Давида это стало шоком. Он пытался добиться справедливости и обращаться в полицию района, но те лишь отвечали, что десять копов на весь район ничего не сделают с международными синдикатами.

Он пытался взять правосудие в свои руки… но лишь получил перо под ребро. И когда выздоровел, выйдя из больницы без денег и какой-либо поддержки, кроме пушки за поясом, у него было всего два выхода: самому присоединиться к бандами или же жить и терпеть как все остальные. Дэви много думал об этом… и выбрал третий вариант. Он присоединился к полиции района одиннадцатым офицером.

Точнее, вначале всего лишь кадетом. Он проработал в квартале долгих шесть лет — этот срок службы казался вечностью и то количество раз, которое его пытались убить он не мог и сосчитать. За это время, в его отделении сменилось десять шефов полиции — большая часть бросала работу, как накапливала достаточно взяток или получали пулю под бок. И сам стал одиннадцатым шефом.

И ближе к годам двадцати, может на пару лет больше, он остался единственным представителем полиции в районе. Власти начали обносить район стеной… или задумывали что-то такое… и мужчина уже подумал, что на этом его карьера и жизнь скоро закончиться, пока в один из дней к нему не обратился кто-то снаружи района. Его искал один из представителей полиции Парижа и Интерпола.

Их интересовала возможность штурма бетонных особняков, чтобы в который раз попытаться отбить район себе и они хотели узнать, не знает ли “шеф полиции” кого-то на районе, кто знал как устроены эти здания внутри на самом деле, что помог бы штурмовым группам с ориентацией внутри. Он сказал, что знает такого человека. И тот даже поможет им с этим лично, за бесплатно. Ведь это был он сам!

Спустя долгих восемь лет, Давид получил шанс на реабилитацию его дома и на месть за убийство его наставника. Единственным условием, которое он поставил для помощи в этой операции — это быть одним из тех, кто будет штурмовать особняки. И всего через пару месяцев, высотки горели синим пламенем, вертолёты летали в небе над районом, а выстрелы громыхали по всем улицам. Давид, хоть и не полностью, но помог зачистить район. В его отделение полиции перевели многих смышлёных и талантливых ребят. Его самого на посту шефа заменил ветеран морпехов. А само он… стал свободен: от района и обязательств перед всеми, кто в нём жил.

Но старые привычки остались. Давид чувствовал себя постоянно на взводе даже в мирных условиях, и даже на спокойных улочках Парижа всегда оглядывался через плечо, носил в кармане финку и пистолет за пазухой на случай нападения. Ему нужно было что-то с этим делать, ведь каждый день гражданки лишь усиливал его паранойю. Так что вскоре, молодой человек подал заявку на вступление в академию международного сыскного агентства, и через него рассчитывал попасть в интерпол. На обучение на самого обычного полевого оперативника у него ушло около двух лет и ближе к двадцати пяти Давид стал полноценным оперативником.

На службе он познакомился с первыми своими настоящими друзьями: крепким стариной Джорджи, резкой и очень умной Паолой и её сестрой скромной, но не менее сообразительной Греттой, смелым и живым Леоном, рассудительным и спокойным Меше и своим лучшим другом — хитрым и крайне робким юношей Авраамом. Вместе с ним и Джорджи они после выпуска и подались в отдел борьбы с наркотиками. Следующие пять лет были жаркими! Он успел поработать с товарищами и на правах рейдеров, и чем-то вроде детективов (такая работа оказалась больше всего по душе для Давида), Авраам поработал под прикрытием в банде…

…После чего получил травму колена во время его раскрытия и пару пулевых ранений: группе захвата пришлось врываться после времени и началась заварушка, и Давид принял пару пуль за своего товарища, всё же сумев вытащить его из здания после облавы.
Авраам сказал, что вряд ли с такими ранениями сможет продолжать работу, и что по-хорошему его скорее всего переведут в один из простых бумагомарательных отделов. А ещё, что он обязан жизнью своему товарищу и пригласил товарища на свою скорую свадьбу.
Это было странным ощущением — получать приглашение. Давил при этом вспоминал себя из прошлого, и глядя в зеркало думал о том, как же сильно изменился с тех пор: стал выше, и куда крепче, и серее, и грустнее. Над его верхней губой появились усы — жалкая попытка подражать стилю приёмного отца. А волосы были зализаны на затылок. Был ли он достоин такого приглашения как человек? Ну…
Может быть! Давид решил дать себе шанс и согласился на это приглашение. Для того, чтобы попасть на иудейскую свадьбу, ему нужно было указать своё вероисповедание, и так как он не имел такого, то по предложению друга принял, собственно, иудейство. Ему было всё равно: Давид не верил в Бога! Впрочем, после этого ритуала он получил второе имя, ставшее его же фамилией: Соломон.
На свадьбу ему пришлось впервые надеть костюм и именно после попыток подбора чего-то под его статуру, Давид открыл в себе любовь к классической одежде. Так что на празднике не смотрелся как актёр итальянского кино восьмидесятых готов. Большего щегла чем он было не найти! Тогда же он впервые увидел Сару — невесту своего товарища, курносую и шуструю пигалицу в веснушках.
Он был хотел сказать, что думает о её… не самом впечатляющем виде товарище, но тот сказал “ни слова, идиот”, читая реакцию по скупым эмоциям на лице Давида и тот разумно промолчал. И слава богу! Они с девушкой в последствии неплохо подружились и стали чаще общаться с её семьёй во время праздника на свадьбе. После он стал всё реже видеть своего товарища, всё чаще уезжая в командировки…
…Когда Давиду было двадцать девять, он впервые начал кашлять. Очень тяжело и часто. Мужчина знал, что проблема в сигаретах, что он курил по пачке в день, но отказаться не мог из-за стресса на работе. Один из самых тяжёлых приступов кашля произошёл на операции, мужчина упал на колени в припадке и его бы шлёпнули, если бы пулю за него не принял Джорджи и помог другу отползти в сторону. Джорджи… умер от кровопотери четырьмя часами позже.

К тридцати приступы стали слишком частыми и опасными, чтобы он мог продолжать работу в отряде авангарда. Давид наконец-то согласился на обследования: с лёгкими было что-то не так, скорее всего рак. От непосредственного лечения в тоже самое время он отказался, потому что всегда не любил и слегка боялся врачей, тем более после случая с Джорджи, да и работать ему хотелось, так что ещё полтора года он проработал на правах детектива. Частные дела. Работа на улицах. Гангстеры и подворотни… всё как он любит!

Но кашель выворачивал лёгкие всё чаще, так что к тридцати двум годам он решил всё же лечь на лечение. Слишком рано, к сожалению. Рак уже прогрессировал до тех стадий, что лечение его было не просто сомнительным, а просто невозможным. Так что свои последние полгода он провёл по больницам, а затем выписался домой, на уход за самим собой. Соломон решил умереть дома. В тишине. На своей квартире. Такой же пустой, как и вся его жизнь: он так и не сошёлся ни с кем из девушек из-за одержимости работой.

“Послушай, старина: мы с Сарой купили отличный домик на берегу моря — не хочешь приехать к нам на отпускные?”, — писал ему Авраам, пока Давид гнил дома. Увидев это сообщение, он вдруг будто бы увидел лучик… если не надежды, то облегчения своей боли. “Конечно, почему нет?! Я как раз хотел взять отпуск”, — ответил он товарищу. Дальше всё было просто — надо спланировать поездку!

Давид купил себе старый спорткар, накупил обезболивающих, медикаментов и поехал с таким лёгким багажом из Парижа, где он жил, до итальянской Ривьеры — Лигурийского побережья, на котором стоял домик его товарища. Неторопливый путь должен был занять у него пару дней, за которые он просто хотел посмотреть страны и местные виды. И в приподнятом настроении Давид отправился в путь.

Если так задуматься, до этого момента почти что всю свою жизнь он провёл в городе: в его сырых и тесных подворотнях, среди шпаны, гангстеров, обездоленных и лишённых простейших вещей для жизни несчастных. Он никогда не выбирался из скорлупы города. Никогда не пытался… отдохнуть. Насладиться жизнью! Просто начав этот мотопробег, он нашёл много, о чём сожалел в жизни.

Проезжая по ровным и чистым дорогам, среди полей и лугов, лесов и рек, он чувствовал, как ноет его сердце и как обиднее становится от потраченных в пустую лет. Он мог бы жить. Он мог бы завести семью, мог бы… мог бы… остановившись в грозу около одной из закусочных, Давид наблюдал за семьёй, отправившейся на кэмпинг и глотал слёзы вместе с бургером, наблюдая за их простым счастьем.

Не в силах это выдержать, мужчина завёл авто и отправился в ночь, по мокрой просёлочной дороге, поднимающейся вверх в горы и идущей по слону обрыва. В любой другой ситуации он бы этого не сделал, но сейчас Давид этого просто не выдерживал. Ему хотелось сбежать. И в ночи он продолжил поездку, пока дождь не стал бурей. Его машина набирала скорость, буквально летя над дорогой.

Внутри всё горело. Было тяжело дышать… в какой-то миг, набрав ещё больше скорости, он понял, что начинается нвоый приступ и стал шариться в бардачке в поисках лекарства, но машину стало заносить и бутылёк вывалился у него из рук. Соломон зашёлся кашлем, выпуская руль и авто слетело с обрыва в черноту леса под ним… чтобы фары встретились с одиноким ярким огоньком света.

На падающую машину. снизу вверх, смотрела уродливая морда существа, размерами с саму машину, которую Давид вначале принял за часть ландшафта, с одним огромным алым глазом и россыпью жёлтых глаз вокруг него поменьше, соединённых жилами и трещинами, как на вулканической породе. Существо до этого было изранено и сейчас ело, чтобы восстановить свои силы.

Каким же было его удивление увидев летящий на него комок металла и подняв к нему голову! К сожалению, скорость никогда не была самой сильной стороной создания, легендарная прочность кану в Лету после утомительной битвы, а звука мотора оно не слышало из-за рокота грозы, так что спортивное авто Давида заехало твари прямо в глаз, дробя черепушку и снося часть бакши напрочь, при этом отправляя и машину с убийцей, и невинно убиенного монстра вниз с обрыва, катиться кубарем до самой лесополосы, где их проредили растения. Когда Давид вылез из машины, он стоял на груде мяса, камня и металла. В ушах звенело.

Но на удивление, ему очень легко дышалось ночным воздухом. И всё тело трепетало. Странное чувство переполняло всё его тело, пока мир вокруг него резво не схлопнулся и всё ещё не успевший как следует отойти от шока мужчина не исчез из объективной реальности.

После завершения миссии, в которую его кабально втянули аристократы, Соломону пришлось согласиться на инъекцию лазаря для пробуждения своих сил, которую им выдали в качестве “поощрения за хорошую работу” и “залог сотрудничества в будущем”. По сути он стал должником хищной женщины в белом. После принятия вещества в нём ничего особо не изменилось и в отличие от Пинки, словившей приход и поговорившей со своим демоном, Соломон ничего не слышал и ничего не видел. Со слов аристократки, такое редко происходило, но всё было в порядке. Он пробужденный. Бомба в его башке не сдетонирует. Можно было немного выдохнуть...

Свободное время он потратил на то, чтобы восстановиться после боя и расплатиться с долгами: провести с Шэньхуа обещанную ночь, а за ней другую, поближе познакомиться с Онне и её культурой, договориться о встрече с Фран чтобы извиниться за ситуацию в баре и купить ей протез (присутствуя при его имплантации для верности) чтобы разрешить недопонимание.

"Обмыв обновку" Фран и проведя с ней время в баре и на улицах города, Соломон убедился что бойцы Эль Дьябло не будут охотиться за ним в обозримом будущем. После чего, почти неделю он провёл в своём новом здании, разбираясь с его делами, работая с подчинёнными и товарищами.

Он сблизился с Шэньхуа и Онне, разбив некоторую неловкость в их отношениях за несколько ночей. Параллельно, он знакомился с персоналом бара и борделя и с их делами и бухгалтерией, попросив Джину немного помочь с бумагами за скидку в баре и бесплатную закуску по нечётным дням.

Соломон много времени проводил с местными и посетителями, пытаясь понять как работает Гетто и как здесь живут люди. Он помог Ариэлю установить барокамеры и аквариум в его часть здания, а также заселить туда рыб. А свободное время иногда проводил с Гроном (сочувствуя ему).

Тяжелее всего ему далась борьба с Пинки, которая явна собиралась перехватить контроль над его собственностью, с чем справлялась с переменным успехом, время от времени устраивая в баре шоу и вступая то в тёрки, то в периоды потепления с работницами самих заведений.

Главным событием же этого периода стал разговор с Шино, в котором он попытался разобрать ситуацию и пообщаться с ней искренне об их отношениях и о том, как он их видит. Он был бывшим копом, не оставившим своих идеалов. Она была главой клана якудза, преступницей. И пускай сам Давид не одобрял подобную деятельность, но понимал, что она – всего лишь симптом печального состояния Гетто и понимал позицию Шино. Но также просил её не спешить в их отношениях и дать им время, претереться друг с другом и узнать друг друга лучше... и не пытаться убить Шэньхуа, или Онне, или любых других девочек и подопечных Соломона, ему это не особо нравилось. Это явно только раззадорило якудзу, но с этим Соломон ничего поделать уже не мог.

И не смотря, на то, что Шино с Соломоном договорились не спешить и узнавать друг друга, их отношения всё ещё развиваются стремительно, до такой степени, что Соломон открылся ей о своём типе магии и по времени проведённым с ней могут по соперничать только Онне и Шэньхуа, что после разрешения Шино и передачи Онне на службу Давиду его практически не покидают... и также как и Соломон маются от безделья в четырёх стенах.

Они то и дело подбивают Давида на разные авантюры, заставляя спускаться вниз, в подворотни города и заниматься какой-то мелкой работой, что приносит всякую мелочь и позволяет подраться.

Точно также его постоянно теребит Фран, зовущая сходить с ней в бар или встретиться с кем-то из её знакомых, которые что-то там о нём и его друзьях слышали и теперь хотят перетереть.

А ещё Соломон помнит, что его на крючок подцепила аристократка, чьё присутствие тот ощущает повсюду в своём доме, и в особенности в сообщениях от неё время от времени, словно та держит руку у него на пульсе и проверяет, не откинулся ли Соломон за время своего отсутствия.

Если не считать вылазок в город и встреч с Шино, в отличие от первых двух дней эти недели ощущались спокойными. Слишком спокойными. И Соломон боиться, что это стагнация, а не отдых.

Его мучает беспокойство: беспокойство о том, что он не может пробудить свою силу демона и очень стремительно остатёт от своих друзей в силе и навыках. Если им будет грозить опасность... если на них вдруг нападаут Триады... или, если появится демон и ещё какая-то угроза: сможет ли он им помочь и как-то их защитить? Эти мысли пугают и мучают Соломона, как и мысль о том, что он хотел бы изменить Гетто, но такого невозможно достичь в одиночку. Ему нужны союзники.

Последние дни он обдумывает идеи о контакте и контроле своего демона или его насильственном разговоре с ним: о чём-то таком он слышал от Шино и у неё всё ещё есть куча демонической крови, что осталась со времён вылазки в башню, которую он передал ей на хранение.

Он ищет способ стать сильнее... а ещё, раздумывает над вербовкой новых бойцов.

Ресурс: Ручной бластер (к6)

Ручной двуствольный бластер с широким стволом и батарей заряда стилизованной под барабан старомодного оружия придают ручному бластеру внешний вид несколько футуристического револьвера. Однако, под броской стилизацией и блеском хрома скрывается крайне эффективное против демонов оружие. Один заряд плазмы выжигает погань с концами также эффективно, как и плоть, не давая ей затягиваться.