Подмастерье колдуна | ходы игроков | И духов зла явилась рать

Армель нежился на скамейке парка Монтескью, держа в руках свежий выпуск "Вердигрис Актуале" - самый популярный в столице новостной ежедневник. Летнее солнышко ласково гладило его по буйным кудрям, птички щебетали сонеты. Верная трость стояла рядом, слегка устало облокотившись на изогнутое дерево скамьи. Мсье Дюран неспешно перелистывал страницы, особо, впрочем, не вчитываясь. Времени было достаточно, работать он предпочитал по ночам - особенно в те ночи, когда его супруга, столь же горячо им любимая, сколь и холодная в отдельные дни, была слишком утомлена или не в духе. О, что это были за ночи! Всю свою страсть, весь жар своей души творца он вкладывал в образ своей прекрасной, несравненной Элизабет (тайком от неё самой шепча "Лиззи!"). И рождались портреты, картины, бюсты и статуи.

Здесь, пожалуй, нам следует отметить, что творений, посвящённых Елизавете Балконской, в доме Дюран де Балконски набралось на целое крыло! Свидетельствовало ли это о продуктивности мастера или же о недоступности его музы? Пожалуй, это останется известным лишь самой чете, да немногочисленным слугам их поместья.

Между прочим, Армель листал газету не из праздного любопытства. Вот уже которую неделю он искал заметку об открытии новой галереи, которая, без всякого сомнения, должна была привлечь массу посетителей и коллекционеров в столицу Катарийской Ординанции.

- Дело верное, друг мой! - сказал ему Жан-Поль Дюжон за бокалом гран крю "Лакур-Субтер", бутылку которой презентовали ещё на свадьбе Армеля и Елизаветы её дальние родственники из восточных провинций. - Представь, какой грандиозный успех ждёт всех нас! Мы будем выставлять лучшие работы со всего доминиона! И всё это - в здании старого пивоваренного завода, помнишь, который единственный остался из довоенных? Это будет невероятное погружение в историю и атмосферу места. Оно прямо дышит вдохновением! Мне всего-то и нужно, что небольшая ссуда. К сожалению, слово честного человека и джентльмена стоит в наши дни всё меньше - они требуют поручителя...\

- Ни слова больше, мой любезный Жан-Поль! - с жаром воскликнул Дюран, на щеках которого зажёгся румянец. - Во имя дружбы, искусства и процветания я не оставлю тебя одиноким в этом великом начинании!

С того момента, как Армель подписал бумаги в актуарном тресте "Хоторн & Хэммонд" уже месяц прошёл. Жан-Поль писал ему пару недель назад, что вынужден отъехать в "деревню" (так было принято называть загородные поместья), чтобы справиться о здоровье сильно захворавшей тётушке. Но заверил, что оставил дела на управляющего, которому доверяет, как самому себе.

Но вот газета закончилась, а заметки в ней не нашлось. Только реклама нового чистящего зубного порошка.

- В конце концов, открытие целой галереи - задача не пары дней, верно, красавица? - обратился Армель к любопытной белочке. - Au nom de l'amitié, de l'art et de la prospérité!

И, подхватив трость, быстрым, пружинистым шагом отправился в путь. Отчаянно звал дом - и, спустя столько лет, он всё-таки научился так называть тот старый, жуткий особняк, в котором ему пришлось поселиться. Имение Балконских оказалось страшной головной болью. Архаичный, до пугающего огромный и, главное, очень, очень, ОЧЕНЬ старый! Даже самый базовый ремонт для этой развалюхи сожрал почти весь капитал, что был у мещанина на момент его свадьбы. Но Армель не унывал: он был готов на что угодно, ради своей несравненной Елизаветы - а, когда появилась его дочурка, его сокровище, его радость, его солнышко - и вовсе был готов весь мир перевернуть!

И вот сейчас, выходя из парка на широкие улицы верхнего города, он не замечал вокруг ничего: ни булочных, ни газетчиков, ни заводных трамваев, ни шпилей императорского дворца вдалеке, ни густого, словно чёрные облака, смога, укрывшего нижний город. Он летел на крыльях своей вдохновлённой любви к самому дорогому существу в своей жизни.

Чтобы спустя столь короткое время распахнуть мрачные, тяжёлые двери своего дома, ради того, чтобы снова увидеть её. Ведь дом там, где сердце - а его сердце всегда было с Аги.

- Viens ici, ma petite chou! - слышишь ты его звонкий, радостный голос.

Какой чудесный солнечный день! И сколь же удачно случилось, что преподавательница по бальным танцам прихворела! А посему у Аглаи имелись целых 2 часа гарантированно свободного времени!

Девочка, из опасения навлечь на себя праведный гнев строгой Матушки, старалась прилежно выполнить утренние ритуалы. Распахнула настежь окошко для проветривания, оправила постель. Любимую пастельно-розовую ночнушку, сшитую из тончайшего муслина, она небрежно скомкала и закинула в недра шкафа, к прочим сокровищам своего гардероба (или, как сказали бы в далеком XXI веке, «ада перфекциониста»).

Позавтракала свежим багетом с парой слайсов хамона, крошки от оставшейся половины булки щедро усеяли скатерть. А уж как она нетрепливо чистила зубы! Пара круговых движений тут, пара круговых там, и эмалированная щетка с грохотом была водворена на мраморную раковину подле зияющей коробочки зубного порошка, и вперед, к приключениям!

Перехватила яблоко со стола в центральном зале особняка, где Ваза с фруктами сияла скорее для антуража, в знак гостеприимства. И едва ступила она к порогу, как с высоты второго этажа, где обретались её покои, раздался громогласный возглас служанки-хозяюшки:

— Мадемуазель Аглая!!!

Плечи девочки напряглись, рука тревожно впилась в латунную дверную ручку. Аи до последнего надеялась выскочить за порог до того, как очередная раздражающая обязанность упадет на ее хрупкие плечи. Искренне страшилась, что придется ей возвращаться, наводить порядок в шкафах, или выполнять домашние задания по французскому (кои она всем сердцем пыталась избежать: склеила клеем страницы учебника, дабы с невинным видом молвить: «А я не видела заданных страниц!»), или же что придется объясняться — что за причудливая банка с коллекцией жуков-навозников покоится у нее под кроватью....

— Садовник натужно просит Вас ликвидировать Ваш Веревочный городок, что Вы устроили вокруг его сарайчика с инструментами! — продолжила деспот в фартуке, — Жан-Пьер чуть шеи не свернул, пытаясь добраться до ножниц и лопаты!

Аги выдохнула с облегчением.

Всего-то! Полоса препятствий из джутового шпагата и впрямь требовала модернизации. А переезд сей в иную локацию сулил новые возможности! Например, на заднем дворе росли два дерева, сросшиеся меж собою, — меж ними можно было соорудить стену неприступную. А коли раскинуть пару простыней от сука дубового до окружности старого тележного колеса, что лежало на земле, — выйдет превосходный шалаш.

— Сию минуту! — отозвалась она Хозяюшке и выпорхнула на улицу. Крупные камушки вырисовывали тропинку вокруг дома. Она прыгала с одного серого валуна на другой, тщательно избегая те, что, по понятным только ей критерием, почитались лавой.

Уже почти скрывшись за углом дома, юная Дюран де Балконски немедля сменила курс. Забыв и про веревочное задание, и про необходимость избегать неблагополучных камней, она за несколько широких прыжков настигла окликнувшего. Малышка буквально чуть не снесла его с ног, заключая того в широкие и нежные объятия. Задрала голову, не отпуская ни на секунду. Ее большие глаза отливали золотом в солнечных лучах, светлая и искренняя улыбка, со следом зубного порошка в углу рта, озарила её лик.

— Батюшка! — воскликнула она, задыхаясь от счастья. — Вы ведь более сегодня никуда не уезжаете? Непременно скажите, что нет!

- Ну как можно уехать, когда мы на пиратском корабле?! - возопил Армель, взъерошивая волосы своей маленькой разбойницы. - И сейчас я, капитан Шарль де Костиньи, собираюсь захватить этот сияющий сундук сокровищ!

И, закрыв ладонью глаз и скривив лицо в "пиратской" ухмылке, батюшка уронил себя на пол с величайшей осторожностью, чтобы тебя не помять, после чего принялся щекотать с неимоверной силой!

- Где-то здесь открывается этот сундучок, где-то здесь я найду замочек!

И сам при этом хохотал, как сумасшедший.

Её Светлейшее Превосходительство, посол при Тереме Златоверхом князей Озёрных, Хранительница Семи Печатей Земель Восточных, с глубоким вздохом покинула свой кабинет, бросив печальный взгляд на прощание - до грядущего дня. Изысканный, резной, из самых редких древесных пород её родного края, он был похож на драгоценную шкатулку, или на комнату кукольного домика, который могли подарить императорскому дитя.

Её роскошная тюрьма. Её великолепная темница.

Практически ежедневно она должна была присутствовать в кабинете, исполняя миссию настолько почётную, соответствуя титулу настолько высокому... Насколько это всё не имело смысла.

Ужасный атавизм, как назвали бы это учёные. Пережиток эпохи. Елизавета писала донесения и отчёты, которые не отправлялись никуда: ведь не было больше князей Озёрных. Правящая династия Земель Восточных путём сложных политических и брачных союзов растворилась в императорской семье. Терем Златверхий перестал существовать, уничтоженный во время последней войны. Страна девяти тысяч озёр, откуда она была родом, уже третье поколение стала всего лишь ещё одной провинцией Катарийской Ординации - пусть не де-юре, но де-факто.

И вот она, наследница древнейшего рода Балконских - посол без посольства, без родной страны, чьи интересы можно было бы представлять дипломатически. С великой ношей, подобной медвежьей шубе, столь же роскошной, сколь и обременительной. Внушает трепет, уважение, и даже страх - и пусть люди не помнят причин, по которым Восточные Земли были заперты на Семь Печатей, а всё же сила имени так просто не исчезает. Все знают: откроются печати - быть большой беде...

Вот только некому открыть. И незачем. Более надёжной охраны, чем императорская гвардия, представить невозможно. Елизавета и не видела воочию этих печатей никогда. Быть может, и вовсе их не существует...

Но кабинет её был не так плох, как балы и приёмы, которые она должна была устраивать. Не так лицемерен, как умершая культура, которую она должна нести на своих плечах. Национальные одежды, традиционная вышивка, танцы и песни её народа окончательно превратились в гротеск, в профанацию, в буффонаду. И Елизавета понимала, что это был единственный способ их сохранить...

Так же, как понимала и свой долг по сохранению фамилии. Жалования, что ей выплачивали, не хватало даже на приличествующие её статусу наряды, не говоря уже об остальном. И пусть нельзя было заподозрить императорскую семью в немилости, но дела у Балконских были откровенно плохи. Елизавета не обольщалась насчёт своей судьбы: она знала, что её выдадут замуж за незнакомого человека. Понимала, что это будет мужчина не её круга, плебей, мещанин. Какой-нибудь торгаш и выскочка. Старый, обрюзгший, противный и злой.

Она готовила себя к этому. Долг аристократа - долг перед страной. Даже в вопросах замужества.

О, всемогущие боги! Как же она ошиблась! Как же она хотела быть правой тогда, воображая своего будущего супруга дряхлым и лысым, жирным и отвратительным!

Ведь Армель был молод, боек, романтичен, нежен, страстен и любил её без ума. Он посвящал ей стихи и картины, статуи и песни. Он вложил весь капитал в её поместье. Он сделал всё, чтобы быть ближе к ней, со всем жаром своего горячего, открытого сердца...

И лишил её возможности ненавидеть. Как несправедлива судьба! Елизавета ежедневно сжимала тонкие, длинные пальцы в кулаки почти до крови, да так, что и без того бледная кожа становилась белой, как самая дорогая бумага! Вот и сейчас, сидя в карете, она с отвращением смотрела на столицу, но не видела её.

Отчего она не может его полюбить? Отчего неподвластно ей собственное сердце?!

Разум аристократки, отточенный воспитанием и образованием, её ледяной взгляд, проникающий в человеческие души, говорили - он более чем достоин любви. Он - лучшее, что могло случиться с тобой. Этот пылкий, восторженный, суетливый, бесшабашный, романтичный и совершенно непрактичный дурак - лучшее, что случилось в твоей жизни!

И чем же ты платишь ему, несчастная?! Ты холоднее любой из статуй, что он сотворил в твою честь. Ты коришь его за безрассудство, когда могла бы поблагодарить за внимание! Ты упрекаешь его за расточительство, когда сама находишься на полном его пансионе! Ты высказываешь ему за шум и отсутствие манер, когда сама готова лезть в петлю, лишь бы только это было твоим собственным решением, а не правилом хорошего тона!

И именно ты - всему виной, Елизавета.

Ты видишь это в испуганных глазах Аглаи, названной в честь твоей прабабушки. В её поспешности в исполнении реверанса при твоём приближении. В её отточенных, изящных движениях, в которых ты всё равно каждый раз находишь изъян.

Ты видишь это в сердце своей дочери, Елизавета. Дочери, которой ты дала жизнь.

Но не смогла дать любовь.

- На месте, Ваше Светлейшее Превосходительство, - негромко сказал возница, вырывая аристократку из тяжёлых, но столь привычных дум.

- Благодарю вас, любезнейший, - ответила посол, спускаясь по ступенькам на землю.

По мере приближения к поместью шаг её ускорялся. Она шла навстречу входным дверям, словно древний герой навстречу мифическому чудовищу.

Видят боги - она ненавидела этот дом!!!

- Что вы тут устроили? - спокойным, но ледяным, словно озёра её родного края в самую холодную зиму, тоном спросила она у домочадцев, что кувыркались прямо на полу, позабыв всяческие приличия.

— По крайней мере, Аглая не вырастет куртизанкой, — мелькнуло бы в голове у стороннего наблюдателя, — ибо ни малейшей обиды на отца в её душе не было, нет и быть не может.

Сии мгновения, когда они вразвалку катились по роскошному ковровому покрытию подле камина, когда он поддавался ее попыткам себя опрокинуть, при сем всеми силами изображая что не поддавался - полны радости и смеха, столь теплого и искреннего, что проходящая мимо прислуга невольно улыбалась, незаметно замедляет шаг - дабы подольше удержать в сердце отголоски веселья в стенах особняка.

Массивные дубовые двери распахнулись, впустив в зал струю утреннего, холодного воздуха. Языки пламени в камине подкосило. Армель Дюран, в своем бежевом, уже изрядно помятом костюме, лежал на спине. Аглая уверенно седлала его бедра, прижимая запястья к полу крепким, для своих детских рук, хватом. Волосы девочки были взъерошены, грудная клетка вздымалась частыми рывками горячим дыханием. Малышка дрогнула в плечах и резко обернулась.

- Ой, Матушка! - Она резко, будто обжегшись, отпустила отца и подскочила на ноги, спешно отряхнула подол. Пока её Светлейшее Превосходительство медленной и величавой походкой пересекала зал, Аги инстинктивно завела правую ножку за левую на носок, присогнулась в коленях, а руки, подобно лепесткам цветка, изящно приподняли складки юбки в глубоком, почти безупречном реверансе.

— Доброе утро, — прозвучал её голос, тихий и почтительный. — Мы... Батюшка оказал мне честь в отработке сцены из баллады — «Падение доблестного рыцаря, сраженного взглядом прекрасной дамы»,— суетливо, на одном дыхании импровизировала она и, дабы придать словам убедительности, добавила: — В силу того, что мамзель наша прихворнула и..

- Ma-de-moi-selle, - чётко артикулируя поправила тебя матушка. - Мамзели в публичных домах себя продают. Зарубите себе это на носу, юная леди, дабы никогда не оказаться среди них.

Постояла, пронзая тебя взглядом своих серых, льдистых глаз, сжимая у груди побледневшие пальцы. Затем тяжело и печально вздохнула, отвернувшись.

- И приведите себя в порядок к ужину. Оба...

После чего, не отворачиваясь, в сопровождении старой гувернантки, отправилась сменить гардероб.

Отца словно окатили ведром колодезной воды в день зимнего солнцестояния. Даже усы обвисли. Ты видела этот взгляд, которым он провожал Елизавету.

Как будто камина и вовсе не существовало - настолько холодно вдруг стало в тот момент...

Хотя уже через мгновение Армель вскочил и, подхватив тебя за талию, стал кружить по комнате.

- Летим! - кричал он, радостно смеясь. - Летим на остров всевозможных вкусностей! Но сперва - о, сперва необходимо привести себя в порядок! Какой воздухоплаватель спускается к ужину в столь неряшливом виде?! Non, mon trésor, c'est absolument impossible!

Ужин подали через полчаса. Фарфоровая посуда с фамильным гербом Балконских - шедевр восточных земель, радовал твоё воображение, как и прежде. Да и приборов, на твою радость, стало поменьше: и, хотя ты прекрасно помнила их все, гораздо удобнее управляться всего двумя серебряными вилками!

Марта, служанка, поставила перед тобой дымящуюся супницу.

- Я безумно проголодался! Чем же нас сегодня обрадует Огюсто? - не выдержал напряжения Дюран, обращаясь к старой помощнице.

- Суп-пюре из пастернака, милорд. С грушами, - улыбнулась Марта. - Затем будет подана курица "по-деревенски" и салат.

Тебе наливают воду. На столе стоит божоле нуво - но оно для гостей. А, поскольку гостей нет, довольствоваться приходится малым. Раньше тебе наливали разбавленное вино.

- Моя прекрасная муза, передать тебе хлеб, дар плодородия этого края? - не унимался батюшка, то и дело отрезая и передавая тебе выдержанный чеддер. Других сортов на столе не наблюдалось.

- Он вчерашний, - коротко, с достоинством, ответила матушка.

- Так тем лучше! - не унимался отец. - Гляди, можно взять его вот так, поломать на кусочки... Получаются сухари, идеально подходящие к этому супу!

Иронически изогнутая бровь Елизаветы могла уколоть не хуже шпаги.

- Миледи, - шёпотом обратилась к тебе Марта, подавая салат. - Вам письмо пришло. Я его на ваш стол положила.