Беседа с Элаем Silence must be heard — EnigmaСегодня было воскресенье, а значит, день почитания телесного. Никаких интенсивных тренировок, стрельб или марш-бросков в бассейне. Прогулка, кинотеатр, медитация, сауна — в любом порядке, как повелит Душа. Сегодня бразды правления всецело принадлежали ей.
Намотав на голову полотенце наподобие небрежной чалмы, Аида направлялась из SPA-блока к своей каюте, чтобы выпить травяного настоя. Шалфей или ромашка — что выбрать? А может, рододендрон? И погода ещё такая благодатная, как по заказу: солнечно, лёгкий бриз… Пожалуй, можно выйти с термосом прямо на взлётную полосу и устроиться в уютном полутеньке — заодно и волосы высохнут. Очень уж не хотелось терзать чуткий слух шумным феном. Однако за поворотом узкого коридора женщину ждал сюрприз — Элай, в руках которого Аида заметила внушительных размеров футляр.
— Мисс Воскресенская.
Флёр лёгкого волнения был как всегда тихим, но достаточно чётко ощутим, что уже было несколько нехарактерно для такого закрытого человека, каким показывал себя Элай. Что ещё было занятно — встреча состоялась, практически у самой каюты, что избавляло от необходимости стучать в дверь. Удачно. Или… «удачно»?
— Лук, — пояснил Мантис содержимое кейса, оказавшегося оружейным.
— Вы его сделали! — просияла Аида.
— Блочный, — продолжал Элай. — Корпус из углепластика. Крепления плеч усилены оружейной сталью. Плечи композитные — стекловолокно, карбон. Защитное покрытие из арамида. Стабилизатор — латунь. Составной. Разборный. Полированный. Длину и вес можно отрегулировать, убрав или добавив типовые компоненты основного тела. Планка Weaver. Прицел от EOTech. Пятьсот пятьдесят первый. Защитный кожух снят, для лучшего обзора. Рамка прицела дополнительно укреплена слоем арамида. Пузырьковый уровень для определения перекоса. Хват под левую руку. Длина тетивы и натяжение плеч настроил примерно под те показатели, которые наблюдал у Вас в спортзале.
Ощущение гордости за хорошо выполненную работу было гораздо тише волнения, но полностью затмило фон, что говорило, что в подобного рода разговорах собеседник чувствовал себя увереннее, чем… в других областях.
Элай не только сдержал слово, но, похоже, значительно доработал конструкцию. Интересно, сколько он провёл в оружейной, неделю? Две? Если бы не групповые тренировки, пожалуй, сидел бы там безвылазно. Неподготовленное сознание дилетанта, на которое лавиной обрушились энциклопедические познания собеседника, дало сбой в скорости реакции (да что там скорости — оно вообще не знало, как реагировать). Аида растерялась, поймав себя на том, что уже некоторое время просто стоит как зачарованная и во все глаза смотрит на Элая, открыв рот.
— Вы… полны сюрпризов, мистер Сирс, — придя в чувство, проговорила переводчица сбивчиво. — Исключительно… приятных.
Да, на лице женщины отразилось именно смущение, обычно ей не свойственное. Сейчас она совсем не походила на ту мисс Воскресенскую, которую Мантис привык видеть на брифингах или совместных тренировках: умиротворённую, уверенную, наполненную каким-то внутренним светом. С чего вдруг такое замешательство? В отличие от Аиды, разгадки Элай не знал.
К самой Аиде ответ тоже пришёл не сразу, покуда маяча на границе подсознательного и сознания, дразнясь и увиливая от света прожектора рацио. Странные ощущения. Не потому, что неприятны или неестественны. Необычны они были своей редкостью. Пожалуй, даже единичностью.
— Может, хотите чаю? — предложила женщина первое пришедшее в голову. — Не стоять же тут в коридоре, в самом деле. Ещё подумают, что мы замышляем серию тихих расправ.
Понизив голос, переводчица заговорщически кивнула на кейс. Похоже, к ней окончательно вернулось прежнее благожелательное спокойствие с ноткой иронии.
— Не стану отказываться, — охотно согласился Мантис.
Неожиданное чувство облегчения наводило на интересные мысли о настоящей причине, по которой ассасин искал её. Очень уж специфично выбрано место — не слишком удобно, чтобы опробовать изготовленный инструмент, но идеально, чтобы поговорить приватно.
— Чудесно! А пока я занята приготовлением, Вы сможете рассказать о своём творении подробней. Хотя куда уж ещё подробней, — улыбнулась Аида, открывая каюту и впуская внутрь гостя. — Кстати, может, у Вас есть пожелания по составу заварки?
— Чёрный, без сахара. С яблоком и чем-нибудь на Ваш выбор. Но без корицы, пожалуйста.
— Яблоком? Да Вы гурман, — усмехнулась Воскресенская. — На Ваше счастье, у меня припасено немного сушёных.
***
— За основу взят лук Mathews MQ1, весьма распространённый, — вёл свой стройный рассказ Элай. — Как Вы, несомненно, знаете, луки исторически имели некоторые проблемы, связанные с удержанием натянутой тетивы и с неравномерным распределением силы, передаваемой стреле. Первые частично решали лучные кольца и браслеты. Второе частично решили рекурсивные луки. Применение блоков позволило элиминировать все перечисленные трудности. Благодаря их устройству в современных луках тетиву удерживать гораздо проще, чем натянуть, а воздействие на стрелу гораздо более равномерное и плавное.
Перед изумлённой Аидой лежал раскрытый кейс.
Места на столике, служащем секретером и поверхностью для приёмов пищи одновременно, не хватило — сейчас там вольготно расположился стеклянный чайник с двумя чайными парами, ждущими своего момента. Пришлось опуститься на пол. Полотенце, стянутое с мокрых волос, хаотичным снарядом полетело на кровать. В этот момент всё внимание женщины захватил лук. Не просто продукт ремесла — произведение оружейного искусства, в которое мастер вложил частицу своей души.
— Полочка над рукоятью позволяет сосредоточиться на цели, а не на удержании стрелы. Пузырьковый уровень, позволит легче отслеживать наклон лука. Подшипники в блоках авиационные. Меньше допуск, больше ресурс. Но об этом лучше не распространяться.
Сидящий рядом Элай сопровождал свои объяснения наглядно — жестами. Он посчитал за грубость занять единственный стул, заставив хозяйку каюты стоять, и потому счёл за хороший тон расположиться подле.
— Стрела из-за особенностей корпуса находится почти по центру оси лука, упрощая прицеливание. Кстати, стрелы почти вдвое быстрее, чем при использовании классических луков, так что потенциальная дистанция прицельного настильного полёта — впечатляет. Но требует специфического опыта. Планка Weaver крепится с противоположной стороны, чтобы корпус прицела был скрыт за луком, оставляя только саму рамку с линзой. Защитный кожух я снял — закрывал обзор. Чтобы смягчить возможные удары добавил слой прорезиненного арамида. Впрочем, прицел голографический, будет работать даже при повреждении линзы. Что ещё… Из эстетического — кедровые накладки приятнее полимеров на ощупь.
— Кедровые?.. — прервала его Аида. — Вы сказали кедровые? То есть кедр… сибирская сосна?
Голос женщины дрогнул, и она поспешила опустить голову. Пальцы коснулись детали неуверенно, словно она опасалась, что от одного неосторожного движения прекрасный сон рассеется.
— Это дерево растёт за тысячи километров отсюда, только в Сибири. Откуда Вы…
Она осеклась, уже зная ответ. Он пронзил сознание как стрела навылет и был донельзя прост. Исключительная внимательность и бескорыстность — вот что выгодно отличало этого человека на фоне остальных. Оставаясь в тени, он, тем не менее, собрал и систематизировал информацию — тактично, без назойливости, соблюдая дистанцию. Ему хватило одного только взгляда со стороны во время совместных тренировок, чтобы узнать о ней всё: рост, ведущую руку и её длину, силу мышц — параметры, необходимые для создания личного оружия подобно тому, как по индивидуальной выкройке шьётся костюм у дорогого портного. Но что было особенно ценно — он подошёл к задаче с душой, ничего не прося взамен. Потратил прорву времени, которое мог бы использовать на личные нужды.
— Знаете, Элай. У Вас не только волосы золотые, но и сердце, — помолчав произнесла Аида. — Спасибо за этот кусочек Родины. Он бесценен.
Она поднялась быстрее, чем того хотела. Но за этой порывистостью крылось не желание побыстрее закончить разговор — выступившие слёзы были тому причиной.
— Не помню, когда в последний раз получала подарок без повода. Да и на день рождения не всякий раз. Обычно люди приходят ко мне, чтобы что-то забрать, — произнесла Аида с горечью. — Но только не Вы.
Чтобы быстрее восстановить душевное равновесие, она занялась чаем — монотонные движения всегда успокаивали, вводя в околотрансовое состояние, а сопровождающее их слово играло своего рода роль благопожелания, распространённого на Алтае.
— Саган-дайля, цветок бессмертия, — по чашкам заструился светло-янтарный отвар. — Чтобы глаз был остёр, как у орла степного, вольного. Рука сильна и быстра подобно когтям и крылам его лёгким. Воля несгибаема, а дух крепок и не сломлен, даже если падать тебе камнем на дно пропасти…*
Подержав пойманное ощущение на кончиках пальцев ещё чуть-чуть, пока последний звук окончательно не затерялся в пространстве, Аида повернулась к гостю и протянула руку. Молчаливый жест, приглашающий за стол. Извлечённый из-под кровати чемодан был приспособлен под второй стул, на который и уселась хозяйка. И как только раньше до этого не додумалась?..
— Мне бы хотелось сделать для Вас что-нибудь приятное в ответ, но я совершенно ничего не знаю о Ваших увлечениях, — призналась она, пододвигая гостю чашку.
Молчание в очередной раз смущённого Элая было красноречивей тысячи слов, если правильно это молчание слушать. Но вот он прикрыл глаза, вздохнул, явно собираясь с силами и с мыслями.
— Мои увлечения не так важны, чем вопрос, что терзает меня. Мой дух сейчас действительно далеко не крепок и спокоен, — неожиданно признал мужчина. — Из-за того, что кое-что остаётся не прояснённым.
— Если Вы пришли за ясностью, то это по адресу, — улыбнулась Аида, салютуя собеседнику чашкой и приглашая его сделать глоток. — Мы сейчас именно этому и предаёмся. Удачное совпадение, не так ли?
Всё же саган-дайля** подходил к ситуации как нельзя лучше, и Аида мысленно поблагодарила свою интуицию, в очередной раз давшую верную подсказку. В этом и состояло искусство травника: тонко чувствовать дух растения и его резонанс с душевным страданием другого живого существа. Осторожно вдохнув, чтобы распробовать букет, Элай сделал небольшой глоток.
— Видите ли, ещё в самой первой операции, которая началась до нашего знакомства, всё пошло не по плану. Если Вы читали отчёт, то знаете про ту попытку мертвецов утащить меня.
Аида удивлённо изогнула бровь. Похоже, до самого интересного в отчётах добраться она как раз и не успела.
— Что бы с ними ни делали, но даже безоружные они были чертовки опасны, — заметив её обескураженность, Сирс счёл уместным распространить свой рассказ подробностями. — Оглядываясь назад, с моей стороны, было действительно несколько легкомысленно пытаться провернуть то, что я намеревался. Без должной информации. Но. С двумя бы я справился даже так. Сама смена паттерна их действий была внезапной. Я не стал писать в отчёт свои догадки, но… Тогда почти все из них не обратили на меня внимания. И только тот, что заметил — он ведь не бросился сразу ко мне, как было с Фоулзом. Он остановился резко. И смотрел. Его взгляд…
Элай замолчал, подбирая словесное обличье, наиболее точно отражающее суть испытанных в том бою ощущений.
— Словно мёртвыми глазами на меня смотрел кто-то ещё. Так, будто нашёл жемчужину под ногами. А потом уже началось всё то, что в отчёте. Приоритетная цель и до невозможности слаженная тактика стаи. Я почти забыл об этом. Или убедил себя, что забыл. А потом Вы огорошили меня. Тогда, на том «тренировочном» вылете, сказали, что рядом со мной хорошо находиться. Речь ведь шла не про мой характер. Я знаю.
Аида согласно кивнула. Она едва знала Элая тогда, да и теперь немногим лучше, чтобы делать преждевременные суждения о его характере. Прочитав во взгляде собеседницы молчаливое подтверждение своей догадки, ассасин продолжал:
— Вот я и хотел узнать: насколько «ярко» я выделяюсь? Меня учили скрытности. Но чего стоят эти навыки, если для врагов я словно обвязан неоновой лентой и погремушками. В чём тогда смысл? Я не хочу опять становиться разочарованием.
— А вот сейчас — стоп! — сделав выпад указательным пальцем, женщина отставила чашку на столик.
Всегда педантично внимательная к мельчайшим и незначительным, на первый взгляд, маркерам в речи, сейчас она зацепилась за слово из пяти букв — «опять».
— Можете пояснить, что это было за разочарование? — попросила она, без труда догадавшись, что неприятный эпизод тянется из прошлого — возможно, детства или юношества — и до сих пор отравляет мысли уже взрослого мужчины.
Сначала Элай замер и будто закаменел. Потом, судя по лицу, явно хотел ответить что-то, но запнулся, словно подавившись своими словами.
— Это важно? — он прикрыл глаза, выдохнул. – Мой… отец — человек выдающихся талантов. Весьма… известная личность.
Мантис говорил с весьма заметными паузами, выдающими его старания тщательно подобрать слова. Но при этом ощущалось, что это не для того, чтобы исказить правду, а чтобы… скрыть что-то?
— Был им. От меня ожидали выдающихся результатов. Результатов, которых я не смог продемонстрировать.
— Он сам Вам об этом сказал? Или дал понять как-то иначе, не говоря прямо? — вкрадчиво уточнила Аида.
Она понимала, что ступила на зыбкую топь застарелой боли, и продвигаться следовало деликатно, чтобы разом не всколыхнуть тягостные воспоминания, мутным осадком лёгшие на дно души.
— Что? Нет, — неожиданная и непонятная усмешка. — Он вообще не слишком хорошо отреагировал, когда узнал о нас, — фыркнул Ликвид. — Было бы интересно познакомиться. Те, кто… занимался моим… воспитанием и развитием. И те, кто вкладывался. Вот они, да, были разочарованы. Вот они — говорили часто и прямо.
Когда слова были бессильны выполнить свою прямую функцию — выражение смысла — на помощь приходила грамматика. Прошедшее время и сослагательное наклонение подсказывали, что отец Элая мёртв, и ему так и не довелось увидеть сына, хотя он был осведомлён о его существовании. Нет. Не одного сына. «Нас» указывало на то, что детей было как минимум двое. Почему же он их не забрал? Не захотел? Не мог? И где во всей этой истории затерялась мать, самый близкий человек? Мантис ни разу не упомянул о ней, говоря расплывчато о некоей группе «воспитателей», которые, судя по всему, были заинтересованы в мальчике сугубо из меркантильных соображений. Спонсоры? В памяти Аиды всплыл рассказ Элая о секретном отряде. Проекте, который свернули после неназванных событий. Похоже, тогда, во время вылазки за тако, он невольно выдал кусочек своей биографии, бывшей лишь вершиной айсберга какой-то тёмной истории.
— Мастер-сержант Миллер из их числа? — вопрос прозвучал после довольно длительной паузы.
Сирс задумался, но ненадолго.
— Нет. Определённо. Он был соратником отца, но их пути разошлись. И между ними было что-то... личное. Но и с теми людьми он бы сотрудничать не стал, как мне кажется.
— А что же Ваша мать? — не давая собеседнику передышки, выстрелила Аида в цель главным вопросом.
— У меня не так много информации ни по одной из них.
Повисло молчание. Ожидала ли она услышать ответ настолько странный, насколько просто и откровенно он был озвучен? Как будто Элай говорил о вещах само собой разумеющихся, какие могут случиться со всяким. Да уж, биографическим перипетиям этого человека, пожалуй, позавидовали бы самые искушённые сценаристы бразильских мыльных опер. Впервые за свою многолетнюю практику врачевателя тела и души Аида вынуждена была признать, что в этом разговоре отвар для обретения ясности ума требуется, в первую очередь, ей самой. Ну уж нет, так просто она не сдастся.
— Элай, — сделав жадный глоток, она отставила чашку на край стола. Потом медленно подалась вперёд, подперев подбородок обеими руками, и не отрывая от собеседника взгляда, спросила так тихо, будто в каюте они были не одни: — В каком смысле «них»?
Эта головоломка становилась всё многогранней, подстёгивая и личный, и профессиональный интерес — а сложности неизменно вызывали у Воскресенской одно чувство. Заинтригованность.
«Что ж, Элай, ты уже наговорил лишнего. Снова. Даже интересно, что теперь?».
Он не мог себе объяснить, что породило порыв такой откровенности — её компания, приготовленный ли отвар или желание наконец высказаться, поделиться с кем-то тем саднящим, что таилось в душе долгие годы — но по непонятной причине этой женщине тянуло рассказать если не всё, то многое.
— Первая — неизвестный донор яйцеклеток. Предположительно, японка. Вторая — та, кто предоставила своё тело для нужд… проекта. В документах именовалась как Ева. Третья — ответственная за техническую составляющую. Именно благодаря её вкладу всё стало возможно.
Мужчина говорил так, будто зачитывал сухие выкладки научного эксперимента, а не излагал детали собственной биографии. Детали, ужасающие своей циничной жестокостью.
— Как Вы понимаете, процесс был… слегка далёк от естественного, — констатировал Мантис. — Своего рода… евгенический эксперимент. Что-то с развитием потенциала генов отца, без влияния генов матери.
— Вы искусственно созданный человек?! — оправившись от первого шока, выпалила Аида. — Клон с отредактированными генами?.. Как такое возможно?!
Сейчас она во все глаза рассматривала Элая, но во взгляде не читалось и тени брезгливости, какая обычно свойственна людям при встрече себе подобных с дефектами. Так уж заложено человеческой природой — презирать отклонения от нормы, будь то инвалидность или психический недуг. Или, как минимум, сторониться. Но нет, Аида смотрела на Элая не так. Скорее, с восхищением, как на чудо природы. Живое подтверждение прорыва в науке. И просто как на красивого человека с необычной внешностью.
— Это невероятно. Вы наполовину японец, но в Вас нет совершенно ничего от монголоидной расы. Скорее, я бы сказала… — женщина склонила голову набок, перебирая про себя варианты, — что-то скандинавское. Да, определённо.
Аида вдруг замолчала, поздно спохватившись, что такое бурное внимание, пожалуй, может быть ему неприятно, заставляя чувствовать себя живым экспонатом в экзотариуме, выставленным в клетке на потеху публике.
— Извините меня за эту реакцию, — она виновато опустила глаза. — Но я действительно нахожу Вас уникальным. Не оттого, что сейчас узнала тайну Вашего происхождения. Я считала так и раньше.
— Как… — недосказанный вопрос повис в воздухе. — Ловко. You're pretty good, — сказал Элай, словно пробуя слова на вкус. — Хм. У старика это звучало естественнее.
И снова он заговорил загадками. Аида поймала себя на мысли, что этот тихий человек, словно призрачный мираж, ускользает от неё в последнее мгновение, всё время оставляя на полшага позади. Это было… дразняще.
— Собственно. Моя история. Думаю, Вы понимаете, что о ней не стоит распространяться, — резюмировал Мантис. — Может, именно это влияет на то, о чём я упоминал. Может, нет.
Аида ответила не сразу, погрузившись в задумчивое созерцание ей одной видимой картины.
— Прежде всего, я хочу сказать, что мне жаль, Элай.
Теперь, когда она произнесла это, ещё недавнюю ребячливость как ветром сдуло.
— Жаль, что Вы никогда не знали тепла материнских рук и не слышали её голоса, зовущего Вас по имени. Не видели одобрительную и полную гордости улыбку отца, на которого так отчаянно хотели бы быть похожим. Всё, что Вы знали с самого рождения — как быть игрушкой в чужих корыстных руках, и учились быть полезным, чтобы Вас не выбросили.
Аида подняла ладонь, предвосхищая возможные возражения.
— Не думайте, что это унизительная жалость — я нисколько не хочу уязвить Вашу гордость. Напротив. Это искреннее человеческое сочувствие. И восхищение, — добавила она после некоторой мыслительной паузы. — Не представляю, какой бы была я, случись со мной хоть малая толика тех ужасов, что выпала на Вашу долю. Вы очень сильная личность. Это аксиома. Никогда не подвергайте её даже малейшему сомнению, — прозвучало с нажимом. — И да, можете не сомневаться, Ваш секрет я не выдам даже под пытками, — твёрдо пообещала женщина.
Аида поднялась. Прошлась по каюте взад-вперёд, как будто мысль, которую она намеревалась выразить, вызывала у неё крайнее беспокойство.
— У меня есть одна догадка, которая может пролить свет на мучающий Вас вопрос. Но чтобы её подтвердить либо опровергнуть, придётся пойти на некоторый риск. Не для Вас. Для меня.
Кажется, данный факт смущал её многим меньше, чем последующее, сказанное с некоторой опаской:
— И ещё желателен… тактильный контакт. Но если Вы категорически против, то это ничего, я что-нибудь придумаю, — поспешила добавить она, как бы извиняясь.
— Тактильный контакт может представлять для Вас угрозу? — на лице Элая читалась тревога.
— Нет, — поспешила успокоить его Аида. — Это главный инструмент проверки моей гипотезы. Угрозу представляет вот это.
Она коснулась висящего на шее кулона. Обычный камешек, похожий на те, что валяются на обочинах дорог. Никакой ювелирной ценности, на первый взгляд. Но если напрячь зрительную память, Элай мог вспомнить, что Воскресенская никогда его не снимала, на всех совместных мероприятиях неизменно появляясь с этим украшением. Украшением ли?..
— Вернее, момент, когда я его сниму, — поправила себя женщина. — Сможете подстраховать?
— Как? Что именно от меня потребуется? — выразил готовность Сирс.
— Для начала просто Вашу руку, — ответила Аида. — А если у меня начнётся что-то похожее на приступ дурноты, как если бы в ушах стояла невыносимая какофония, просто наденьте мне кулон обратно.
Элай кивнул, не меняя выражения крайнего сосредоточения, появившегося ещё после явно обеспокоившего его предложения Аиды.
— Мне потребуется Ваша ведущая рука, — уточнила женщина, раскрывая ладони в пригласительном жесте.
— Я… не помню. Какая из них, — простой вопрос, казалось, порядком озадачил ассасина. — Сколько помню, все упражнения всегда дублировались под две руки. И временами то одной, то другой получалось хуже.
— Амбидекстр? — приподняла брови Аида и улыбнулась.
Что-то подсказывало ей, что на сегодня это не последний сюрприз, который преподнесёт этот незаурядный человек. И не только сегодня.
— Тогда нужны обе.
Перекинув шнурок через ещё влажные волосы, Аида стянула кулон и предусмотрительно отложила его на столик поближе к Элаю.
— Ну, поехали, — скомандовала она непонятно кому и, сложив руки мужчины ладонями вместе, мягко заключила в свои.
Неизвестно, сколько прошло времени — стоило лишь закрыть глаза, как оно потекло иначе, подчиняясь законам мироздания, выходящего за пределы трёх измерений. Так, по крайней мере, ощущалось теми, кто находился здесь и сейчас в этой каюте. Аида сидела тихо, подобно каменному изваянию индийских Будд, и на её отрешённом лице не читалось ни признака страдания. По крайней мере, физического. А когда она наконец открыла глаза, тишину прорезала единственная фраза:
— Что же они с тобой делали?..
Не вопрос даже — раздавшийся почти шёпотом возглас.
Ей мерещилось неописуемое, неестественно бесформенное, чуждое привычного разума и морали нечто, выпускающее свои щупальца из мутно-зелёной тьмы. Видение, не осознаваемое самим сновидцем, слабо мерцающее в самом потаённом уголке его подсознания. Миг — и растворилось, будто и не было. Миг, который Элай не помнил.
— Ваша метафора как нельзя более точна, — окончательно вернувшись в реальность, произнесла Аида. — Вы даже не представляете, насколько…
С видимой неохотой она принудила себя разомкнуть руки, разрывая тактильный контакт. Как будто и впрямь только что держала на ладони жемчужину редкой формы и окраса. Взгляд её упал на кулон, так и оставшийся нетронутым.
— Поразительно… — выдохнула она, неосознанным движением пальцев проверяя привычный шнурок на шее.
Но нет, ей не пригрезилось. Талисман действительно лежал там, где был оставлен. Осознав, что собеседник, пожалуй, уже долгое время томится в неизвестности, Аида начала объяснять:
— Это оберег. Сделан моим учителем перед отъездом в Москву, город с миллионами душ. Этот камень — дитя священной горы Белуха, что на моей родине. Взят у её подножия моим учителем, с её позволения. Я носила его не снимая, потому что только так могла спать, есть, дышать — ощущать себя подобием обычного человека. Да, я всё ещё слышала голоса людских душ, но приглушённо. Как тихонько гудящий фоном рой пчёл. Этот камень позволял мне настраиваться на «частоту» кого-то одного — совсем как мы делаем в жизни при разговоре с кем-то.
Искренность в ответ на искренность. Элай был честен с ней, доверив свой секрет, и сейчас Аида платила тем же.
— Не знаю, как именно он функционирует, но до этого времени только он дарил мне тишину. Пока не появились Вы.
Она замолчала ненадолго, раздумывая, стоит ли говорить следующее и явно борясь с собой. Или не самыми приятными воспоминаниями.
— Теперь Вы тоже знаете мой секрет. Но это ещё не всё. На мне… ставили опыты… Тоже, — эта фраза, рассечённая на куски множеством пауз, далась ей с особенным трудом. — Когда о талисмане узнал мой… куратор, он отдал приказ… забрать его у меня. Потом… Последовала серия… испытаний… психоактивных медикаментов… Они хотели узнать мой предел. Усилить способности. А я хотела только одного — умереть. У меня почти получилось, — и сколько горечи сожаления звучало в этом «почти».
Она подавила в себе импульс спрятать под столешницу руки с белёсыми росчерками на запястьях. Ей нечего стыдиться.
Аида говорила, не поднимая глаз, будто только фокусировка на руках мужчины придавала ей сил. Её слова явно задели что-то в Элае, погружённого всё это время в себя, спустив его собственные боль и негодование. И лишь дисциплина не позволила им прорваться неуместной руганью. Он ослабил напряжённые челюсти и молча взял женщину за руку снова, взглядом давая понять, что та может продолжать. И эта беззвучная реакция сочувствия и поддержки была весомей тысячи слов.
— Спасибо! — шумно выдохнула Аида, крепко смыкая пальцы на его ладони.
Так отчаявшиеся хватаются за спасительную соломинку. Ей потребовалось некоторое время, чтобы восстановить сбившееся дыхание.
— Вас тренировали быть тихим, и это без сомнения фундаментальная, ключевая черта Вашей личности, — обретя над собой контроль, заговорила женщина. — При надетом амулете Вас очень сложно сканировать. Всё ещё возможно, но это как, знаете, работать на высокочувствительной звуковой аппаратуре, чтобы уловить все оттенки мелодии и тембра певца — требует напряжения и забирает много сил. Однако… — снова короткий взгляд на подарок учителя. — Сейчас я слышу Вас так, как если бы была обычным человеком, и Вы мне просто что-то рассказывали. Я слышу Вас ясно и отчётливо, но что самое поразительное — безо всяких помех. Без выматывающей многоголосицы на периферии.
Она улыбнулась по-детски открытой улыбкой, которую можно было бы назвать счастливой.
— Вы не представляете, какое это облегчение — иметь возможность хотя бы короткой передышки. Когда не вынуждена быть усилительной антенной окружающих, а можешь услышать себя. Побыть собой…
Она прикрыла глаза, смакуя эту желанную, вожделенную тишину. Каждую её капельку, словно божественный нектар.
— Вы отнюдь не маяк, обвешанный погремушками, Элай. Вы — глушитель. И если у врага есть подобные мне, Вы для них — всё равно что мой амулет. Потому они на Вас и охотятся.
Неприятная, мучительная правда. Но правда. Почему-то Элаю она не могла лгать.