Последнее слово медленно растворилось в воздухе. Это не было победой, но не было и поражением. Не то, чтобы сам Юисин знал вкус того или другого, но, во всяком случае, мог так предположить. Или не мог, если взглянуть на ситуацию под иным углом, а таких углов на текущий момент набралось более чем достаточно. Ощущение собственной неправоты было болезненно приятным — как-будто отрываешь едва наросшую коросту со свежей раны. Ощущение истинности своих воззрений, впрочем, тоже было достаточно любопытным. Не приятным — любопытным, как все, не имеющее ни малейшего значения. Важным был день завтрашний: солнце, которое никогда не взойдет, все еще ждало где-то там, за краем небес. Все камни были брошены, все круги начали расходиться по воде, а дорога, ведущая в бездну, вдруг закружилась впереди израненной змеей — куда выведет? Феникс спокойно и привычно заставил себя улыбнуться, как делал это всегда. У него был хороший учитель.
- Такэда-доно, Мацу-доно, вы оба совершенно правы. Ваши воззрения драгоценны, и теперь, волею случая прикоснувшись к ним, я чувствую себя должным принести свои извинения за то, что мои методы вызвали в вас подобные… Потрясения. Юкимура-доно… Прислушайтесь к ним, и приятного вечера. Что же до вас, Мираи-тян…
Юисин вновь развернул свой веер, пряча в вихре трепещущих перьев улыбку, в которой сочащийся яд мешался со скрытым сочувствием.
- Развлекайтесь, Химе. И, да, если вашей матушке придет в голову дурацкая идея прислать среди ночи имущество, направьте их в сад. Эту ночь я планирую провести под звездами.
Улыбнувшись чуть шире, чем следовало, Юисин торжественно поклонился оставшимся членам дана и, весело насвистывая похоронную мелодию, бодрым шагом покинул помещение. Ночь все еще была молода, и нужно было потратить её с пользой. Обрадовав терпеливо дожидавшегося снаружи Ясуо тем, что тот, как единственное ценное движимое имущество Юисина, теперь является приоритетной целью убийц, мрачный хатамото, как и обещал, направился прямиком в сад, к прекраснейшему из деревьев граната. Как и следовало ожидать, под дзакуро его уже давно дожидались вещи куда более драгоценные, чем все Наместницы и города подлунного мира — прекрасная бумага и не менее восхитительный личный набор для каллиграфии. В саду не горел свет, но свет ему и не был нужен. Руки, привычные к кисти, двигались в медленном танце, обнажая самую душу мира, который был для Юисина куда ближе и понятнее всех людей и их бессмысленных игр. Ясуо, стоявший несколько поодаль, не мог видеть, но знал, что первые касания кисти его мастера всегда оставляют на васи ужасные кляксы, подобные крови на заснеженном поле — неуместные, разрушительные, уродливые, словно овеществленные крики… Работы Кири-сана никогда не становились достоянием публики, и это было хорошо и правильно. Солнцу не следует касаться подобного, но сейчас, под светом холодных звезд, он мог сделать немного больше. Кляксы обретали новую форму, вытягивались лучами и ветками, становились тенями и цветами, наполнялись новой и прекрасной жизнью - как и проблесками надвигающегося будущего. Отражением древа на картине было пламя и жизнь, и печаль, и тоска, справедливость и жажда. Образом древа на картине была женщина со строгим лицом, упрямая и непреклонная, что стояла в объятьях ветвей и пламени, побежденная, но не сломленная, сражавшаяся до конца. Этого не могло быть в реальности, но искусство и не обязано в точности повторять жизнь, иначе в нем не было бы смысла. Мацу Сигэко смотрела из глубины картины на своего преемника, и в глазах её было осуждение. Самурай-ко не одобрила бы его поступки. И она, конечно, тоже была права. Как и все прочие. Нужно было найти новый путь. И перестать смотреть только в свое будущее. Хотя бы на время.
- Ясуо, возвращайся в дом. Холодает.
Одна короткая фраза. Юисину более не было нужды погружаться в глубины, ведь он уже нашел в глубоком море все, что искал. Будока, пожав плечами, забрал из рук хатамото незаконченную картину, скользнул еще глубже в тень и исчез, растворился в ночи. Он понимал, когда в его присутствии не было нужды. Юисин же, мягко опустившись на колени, улыбнулся дзакуро - тепло, как давно потерянному и вновь обретенному другу:
- Поболтаем еще немного? Я почти закончил то стихотворение...
Налетевший ветерок зашелестел листвой, словно отзываясь на слова медленно погружавшегося в дрёму хатамото. Мир всегда готов ответить тому, кто знает, о чем спросить.