[DA:M] Апулийские сплетники | ходы игроков | 4.1. Легенда Поццуоли

  Норманн послушно, совсем не сопротивляясь и явно с каким-то облегчением, будто ожидал, что ему тотчас же снесут голову, припал к запястью девушки. Его уже не смущало состояние этой руки, уже не смущало то, что поглощал кровь чудовища, и то, что грозило это неминуемым проклятием, уже ничего не смущало, только обещание жизни. Витэ быстро переполнило рот, потекло по губам, хлынуло в горло, перехватывая дыхание воина, его чуть покрасневшие глаза осоловевше начали закатываться, сладостная нега перекрывала горечь, в кратком миге экстаза отказываясь принимать тот факт, что порча уже проникла в его тело. Его взгляд на Паоло отдавал пренебрежением.

  Тем временем воины достигли места, где копьё поразило лошадь. Кровь, излившаяся из её раны, пусть и не сразу, но оказалась замечена, кто из мужчин заметил, что запёкшаяся алая жидкость липнет к ногам, было не ясно, но вот они остановились, начали оглядываться. Впрочем, долго задерживаться они не стали, так и не обнаружив туши коня, но на сей раз спускаться начали осторожнее, строй сразу же сменился, двенадцать человек выстроились в неровную коробку, и, пусть и неровными рядами, пошли дальше более-менее упорядоченно. Двое зажгли факелы, свет от которых замаячил в первом ряду. Их голоса уже были немного слышны, на краю слышимости. Паоло почти сразу же застыл, затих.

Воспользовавшись затишьем, чтобы выстроить череду хмурых мыслей, ламия наконец первая нарушила молчание в этом уютном уголке леса.
- Птицы нынче много болтают... - произнесла она то ли в шутку, то ли всерьез, но таким образом, что ни один мускул на ее лице не дрогнул, а в ее темных, как уголь, глазах по-прежнему утопало все обращенное к ним человеческое. Попойка окончилась. Она отвернулась, убрав руку. Видя, что Паоло не торопится покидать утробу, Ирина отметила про себя, что, возможно, зря дала ему шанс жить заново, однако свое решение не изменила. Те люди, что шли по дороге, тем более не имели права вмешиваться в судьбу Паоло...
- Вздумаешь звать на помощь - лишишься ребер, - прошипела Ирина, бросив на лежачего ядовитый взгляд. - Будешь, как червь, рожденный ползать по этой земле вечно.
- А ты... - она повела в сторону дороги шеей и одновременно, немного вздернув подбородок, удостоила взором своего новоиспеченного прислужника. - Ты не видел и половины того, на что я способна в схватке. Но я здесь не для того, чтобы засеивать землю трупами. Встань и выйди этому сброду навстречу. Заставь их убраться подобру-поздорову. Тем самым ты сохранишь им жизни, а мне - время. Скажи, что сбежал, пока тварь жрала ваших лошадей... Потом направилась вниз к подножию холма, прихватив твоего оруженосца с собой на закуску. Если им повезет, его еще можно попытаться спасти. Ты сам - ранен, но сможешь на своих двух вернуться в замок. Не поверят - умрете все. Ступай...

  Нормандец опьяневши от крови закивал, развернулся прямо на коленях, и с треском сорвался, побежав даже ещё до конца не поднявшись, помогая себе руками, пошатываясь, натыкаясь на ветви и спотыкаясь на камнях. Рыцарь бежал неловко, громко, кривуляя в пролеске, несколько раз едва не свалившись, вероятно он всё-таки в какой-то момент подвернул ногу, так как захромал, но скорость бега почти не убавил. Когда он выбежал наконец на тропу, воины уже некоторое время как остановились, достав мечи, и чтобы ни одно копьё не полетело ему в бок норманн высоко поднял руки и замахал, закричал, плюясь витэ, оставшимся между зубами и губами.

  При виде знакомого, у воина впереди сначала появились смешливые морщинки, явно с облегчением они встретили, хоть и окровавленного, но всё ж таки рыцаря из замка, впрочем, смешки закончились столь же быстро, сколь и начались. Состояние рыцаря оставляло желать лучшего, и явно было воспринято с тревогой. Испуганного человека окружили, часть воинов смотрели в округу, другие спрашивали что произошло, в ответ на что нормандец, захлёбываясь слюной, поведал о чудовище, подозрительно напоминающем на его же басни о чародейских духах до этого, напавшем на него и его оруженосца, как он смог сбежать, а оружие его осталось в боку нежити, но верный слуга был у неё в зубах. Чем больше плёл рыцарь, тем чаще оглядывались апулейцы вниз вдоль тропы, скептически и в ужасе, кто как, но общей реакцией была нервозность.

  В ответ воины рассказали, что лазутчики сообщили, что в горных деревнях за чародейской горой подняли мятеж дикие селяне, и явно это связано с тем, что некий важный гость в замке сегодня-завтра ждёт посланников из Рима. С точки зрения кастеллана язычникам только дай повод для восстания, и пора бы уже выжечь угрозу, покорив, наконец, эти горы. Собственно, они спешили занять римский арочный мост через ущелье, и ждать пока подойдут основные силы, к утру. Селяне, по их словам, были непростым противником, особенно в знакомой им местности, это не простые вилланы в низменности, все стойкие, крепкие и умелые с луками, а потому повернуть назад сейчас воины никак не могут, несмотря на то, что случилось с нормандцем, и предложили ему идти в замок в сопровождении двух мечников.

Ламия напряженно наблюдала за событиями из укрытия. Пригрозив уничтожить каждого, она немного лукавила. Исход этой схвати был отнюдь не предопределен: за дюжиной противников одновременно тяжело уследить, даже если эти противники простые смертные. Впрочем, к обману ее подтолкнул не страх, а расчет, и он вполне оправдывал себя.

Она видела, как члены отряда о чем-то переговариваются с рыцарем, улавливая обрывки фраз. Откровением стало для нее то, что эти воины были посланы подавить мятеж горцев. Это значило, что судьба решила сыграть с ней в игру совпадений. Впрочем, так это выглядело лишь на первый взгляд - кто знает, не скрывается ли за внешним мотивом иной? Порой до правды нужно было докапываться, очищая ее от множества покровов лжи, как луковицу.

Затем толпа на дороге пришла в движение. Развязка этих "переговоров" была близко, и, не дожидаясь, чем завершится дело, ламия медленно начала приближаться к этому подобию токовища со стороны зарослей.

  Только пожав плечами нормандец выразил неудовлетворение тем, что воины отказались как сопровождать его, так и не выразили особенного желания высвободить оруженосца из лап чудовища. И вот так, слово за слово, рыцарь и мечники распрощались друг с другом, и вот, через некоторое время они разошлись. Норманн с двумя, явно обрадовавшимися, сопровождающими и с одним из факелов отправился в сторону замка. Десяток нормандских прихвостней, уже изрядно встревоженных, а после разговора ещё и перепуганных появлением таинственной угрозы, прошествовали до развилки, и тут повернули в сторону дороги, ведущей в тёмный лес, и вскоре вся их группа оказалась повёрнута спиной к ламии, удаляясь под кронами сосен.

  Теперь шествовать за рыцарем можно было безвозбранно, хотя двое мечников постоянно оглядывались, но факел они у остальных забрали только один, но он не давал достаточно света, чтобы углядеть что-то сквозь всю окружающую тьму. Подождать, пока подальше отойдут, пришлось бы только в самом прорубленном между скал проходе, где негде было спрятаться. Впрочем, уже там, возле прохода, замок был виден во всей красе. Громада квадратной башни торчала как колпак на высокой скальной площадке, почти полностью идентичная той, на которой Ирина жгла огонь, будто великолепная копия, и если бы не разное месторасположение и более крутые горы вокруг, то их можно было бы спутать. На самом верху проблескивал отсвет факела, и кто-то торчал у зубцов. Небольшое поселение, с десяток простеньких каменных домиков, ютилось внизу вдоль тропы плотно прижавшись друг к другу, зажатое между прорубленным проходом и скальной основой замка, обрамлённой большими камнями, разбросанными под отвесной стеной.

От своего страха перед темнотой эти глупцы сами ослепили себя. Но тем лучше, идти за ними было проще простого - смотри под ноги да держись за пределами пламенного ореола. Для глаз смертного позади этого воображаемого "святого" круга царила черная, непроницаемая тьма. Точно так же повел себя соглядатай на башне... Люди совершают одни и те же ошибки снова и снова, и снова.

Ирина же умышленно на свет не смотрела - все равно эти трое из устроенного для самих себя капкана никуда не денутся. Когда она оглянулась, дабы оценить расстояние до норманнов у кромки леса, ее зрачки быстро адаптировались к темноте, расширились и еще могли что-то видеть. Полезный трюк. Они бы освоили его, если бы жили ночью столько же, сколько и она, но было сказано: "Кесарю - Кесарево". Ламия решила - пора.

- Говорят, смерть все время ходит за воином по пятам, - произнесла Ирина, выступая из темноты позади процессии. Она выгадала момент и ускорила шаг в том месте, где пройма в скале была самой широкой, а в округе нельзя было найти укрытий. Но ведь она и не собиралась больше скрываться.
- ...Я пришла.

  – Это вы, госпожа? – рыцарь резво обернулся, чуть морщась от боли, и тут же опустился на колени, глядя на ламию затуманенным взглядом в ожидании, что она сделает с его сопровождающими. Мечники же выхватили мечи, и попятились, ошарашенно оглядываясь на нормандца, поведение которого не сочеталось с тем, каким они его знали. А благородный ждал развязки, будто готов был отдать воинов в жертву ночному чудовищу, более того, уголки рта предательски полусумасшедше потянулись вверх, он искал одобрения у вампира. Мечники попятились быстрее, оставив нормандца перед Ириной, они отступали к поселению, к жилью людей.

  – Трев-тревога! – заорал один из воинов, оглянувшись на замок: – Тревога! Тревога! – но пока ответом им был только свист ветра, особенно сильный в прорубленном проходе между каменных стен: – Держись подальше! – они выставили мечи вперёд, прикрываясь щитами, а факел полетел на землю перед ними: – Морок, сгинь! – расширенные глаза мечников ясно говорили о накатывающем на них страхе перед существом.

- Огонь, слова и железо - одинаково бесполезны в схватке со Смертью. Вы, конечно, глупы, но не слепы... - продолжала Ирина, приближаясь к источнику света, пока в конце концов не остановилась в нескольких шагах от факела. Ее нагота теперь была видна так же хорошо, как днем.
- Так узрите же и ответьте: правда ли, когда говорю, что вы двое обречены?
Вместо изящества плавных линий взорам мужчин открылось подобие географической карты, вдоль и поперек исчерченной шрамами и ожогами - напоминание о каждой полученной ране, каждом пройденном на ее веку испытании. Ее обтянутые кожей мышцы напоминали бледные, заснеженные горы, а рытвины и срощенные обрывки кожи - высохшие озера и реки, в которых давно умерла жизнь. Еще больше дьявольских узоров появилось на ее коже стараниями Ипсилантиса - они плясали в изменчивом свете факела, словно ожившие бесы из сказок. На смертных это должно было произвести самое серьезное впечатление, гораздо внушительнее любых слов.

  – Что это такое? Чудовище... – пролепетал один из мечников. Оба они побледнели так, будто соревновались с ламией, оба они не сдвинулись с места... поначалу. Орать было бесполезно, бежать... по всей видимости воины считали, что это бесперспективно, а потому остались на месте, несмотря на страх, бок о бок, уже не смотря на рыцаря. Но с каждой секундой их состояние явственно ухудшалось. Им виделось, как существо напротив рвёт им горло, как путы овивают их руки и ноги, как оно отрывает им конечности, но стояли пока ещё, выставив щиты вперёд. Ноги подгибались, губы дрожали, глаза пучились, наливаясь красным, и вот первый из них шагнул назад, второй это увидел и поспешил шагнуть тоже. Дыхание обоих участилось и стало шумно-пугливым, раз... один из них нервно оглянулся, но очень быстро вернул взгляд к вампиру, будто боясь, что она исчезнет или окажется прямо перед ним. Два... камень очень вовремя попал под пятку второго, и чуть не завалился назад, поскользнувшись, по пути щитом он задел товарища, и тут уже они не выдержали.
  – Чёрт! Б-бежим! – пролепетал воин непослушными губами, разворачиваясь. Второй, едва не свалившись, неуклюже хватанул товарища за край щита, тормозя его, но вот оба нормандских прихвостня показали спины, переходя в беспорядочное отступление в сторону замка.

Щиты и доспехи созданы для того, чтобы оберегать сражающегося в схватке. Но бегству только мешают. Ирина же, полагаясь только на мышцы, оказалась быстрее беглецов. Рывком она преодолела остаток расстояния между ними и крепко схватила вояк за шиворот, одновременно приподымая обоих над землей. В таком положении сколько бы норманны не взбалтывали воздух ногами, с места не сдвинутся. И выслушают ее вне зависимости от того, хотят или нет.
- Не правда ли, жалкое зрелище, рыцарь? - произнесла женщина ровным голосом, будто поймать их не стоило никаких усилий. - Вы считаете, что достойны править на этой земле, но ведете себя, как паразиты. Грабите. Убиваете. Но пасуете, как только возле вас появляется кто-то сильнее...

Она обратила тяжелый взор на рыцаря, затем, выдержав паузу, продолжила.
- Гай Кассий, Маркус Юний Брут, Катон Младший, Сенека, Клеопатра - я произношу эти имена с почтением. Но вы, не прочтя на своем веку ни книги... Конечно, не знаете, о ком и о чем я сейчас говорю - так стоит ли тратить на это время?

Ламия усмехнулась, презрительно вскинув голову и будто бы обращаясь к Луне за советом, всмотрелась в ее сияющую во тьме белизну. Другой человек из списка, чье имя Ирина не назвала - Марк Анней Лукан - воспевал красоту, сравнивая ее с оружием. Как бы смешно это не звучало, но сила есть и в уродстве - она сама выступила этому доказательством, когда обратила в бегство нормандских наемников. Ко всему из-за проклятия Ипсилантиса ее будет трудно опознать - разве что по голосу. Но если кто-нибудь из троих еще услышит его позднее, в живых задержится не надолго. "Подарочек" некроманта в каком-то смысле развязывал Ирине руки.
- Бегство - это даже не выбор. Это... Сущая глупость, ведь от Смерти нельзя просто взять и скрыться. Но можно сыграть с ней в игру - старинную игру, горячо любимую в этих землях. Ave, Caesar, morituri te salutant. Убей другого и будешь свободен, - добавила женщина, придавая голосу мрачной торжественности, затем внезапно перешла на полушепот. - Это будет наш маленький секрет.

Закончив, Фокина одновременно разомкнула пальцы, отпуская норманнов на ту землю, которую они так хотели завоевать.

  Двое опустились на ноги, чуть пошатываясь. По их напряжённым лицам, неохотно бросаемым искоса взглядам друг на друга и зажатым позам, было видно, они всё прекрасно поняли, но вот решиться сопротивляться монстру или выполнить его требования? Находясь на лезвии кинжала, оба воина сомневались, упуская драгоценное время. Их руки обмякли, слабость поразила пальцы.
  – Не теряй разум, н-не теряй, н-не позволяй себя обдурить, – увещевающе прошептал тот, что стоял слева: – Я же твой товарищ, мы ст-только прошли вместе, – ложная стыдливость заиграла в его словах. Но второй нормандец от его слов немного встрепенулся, и как загнанная в угол крыса затравленно оглянулся на Ирину очумелым взглядом.

Ирина взглянула на него в ответ, храня молчание. Но и этого было достаточно, чтобы обозначить: в поединке придется участвовать, если он хочет жить.
"Чего ты ждешь?"
Запрокинув голову немного набок, она ослабила одно колено и стала внимательно наблюдать за схваткой. Предательство. Кровь. Словно зрительница под колоннадой театра самой жизни, наблюдая за великолепной игрой актеров (ибо все это происходило на самом деле), она внимала каждому движению смертных. Представление обещало быть славным... Перед лицом непреодолимой силы все они так или иначе себя раскрывают, однако достоинство проявляют единицы. Глубоко порочная человеческая сущность в такие моменты рвется на свободу - то, что лилим называют между собою "Зверь". Один из них пал его жертвой так быстро, что это стало сюрпризом даже для Ирины. Другой медлил, тем самым посеяв некую интригу. Возможно, исход этой схватки будет несколько иным, чем она полагала.

  Взгляд глаза в глаза, и что-то в воине окончательно перемкнуло. Всё внимание мечника резко переключилось на второго, более осмотрительного и сохранившего рассудок.
  – А-а-а-а-а! – он с воплем накинулся на товарища. Меч со звоном ударился в край щита, очень вовремя подставленного вторым воином. Они тут же разошлись, прежде чем схлестнуться вновь. Два нормандца шли друг на друга, выставив щиты, из-за которых торчали их головы на уровне глаз.
  – Р-р-ра-а-а! – оскалился в гневной маске очумелый мечник.
  – Я этого не хотел... – вторил ему более спокойный, и бросился в сшибку, щиты глухо ударились друг об друга, началась толкотня, а клинок мечника зашёл за край, уткнувшись очумелому в бок. Брызнула первая кровь.
   – Вот так? – сплюнул очумелый прямо на щит товарища, его кровь расчертила одежду алым сразу и до пояса. Ещё раз сошлись воины, но безрезультатно. На этот раз уже осмотрительный уткнулся в щит, оставляя на нём след от удара.
  – Теперь я точно тебя не отпущу... – сумрачно проговорил спокойный и подмигнул. Раз, он метнулся к противнику, совсем не прикрываясь, второй на кураже тоже забыл про щит, поймал клинком меч противника и с лязгом соскользнул до гарды. Застыв в клинковом клинче, оба они попытались тут же применить схожие манёвры, обходя на ближней дистанции острия соперника, и круговым движением выворачивая меч к телу. Но тут спокойный ошибся, его оружие скользнуло по кожаному доспеху, чуть его порвало и по инерции ушло вбок. А вот очумелый его достал, рассекая красную полосу от левого плеча вплоть до правой груди.
  – Ох-х, чёрт! – спокойный отшатнулся, защищаясь щитом. Очумелый наступал, опять произошла сшибка, затрещало дерево, безумствующий мечник начал теснить товарища к каменной стене скалы, он уже не просто его толкал, а яростно наскакивал, всем телом бросаясь на щит. Треск усилился. Бац, – удар, и доски сломались после удара об умбон противника, прогибая его центральную часть внутрь, углом прямо под ремень.
  Очумелый замешкался, и именно в этот момент меч его соперника скользнул к его шее, выскочив из неудобной позиции за щит, но лишь задел кольцо из кожи, облегающего шею.
  Тут уже спокойный начал наступать, раз, два, три быстрых попытки нанести удар. Кожа на сломанном щите рассеклась, следующим досталось плечу, но вскользь, нестрашно. Безумный взгляд очумелого под градом ударов начал немного проясняться, и вот тут в них показалась вспышка боли. Меткий выпад окровавил бедро начавшего уставать воина.
  Стук с треском, мечники снова сошлись щитом к щиту. Несколько мгновений они сверлили взглядами друг друга, напряжение начало ослабевать, и ярость потихоньку прояснялась пониманием того, насколько жалко они выглядели сейчас, в слепом страхе и в вспышке злости чуть не поубивали друг друга, израненные и окровавленные. И всё-таки очумелый отпрянул, занёс меч над головой, а спокойный снова выставил перед собою щит. Но не тут-то было... от сокрушительного удара клинок влез между плотными досками щита, рассекая воловью кожу рядом с головою соперника, и застрял. Лёгкое движение вбок, меч выскользнул из рук воина, и полетел на тропу, оставив его ошарашенно смотреть на товарища.

Ирина внимательно наблюдала за воинами, за приемами и финтами, за бурыми пятнами на одежде. Однако более всего ее интересовали лица. Она всматривалась в них сквозь мелькавшие тени и взмахи оружия, но так и не выделила среди соперников одного, кто был бы достоин носить гладиолус... А она, словно почувствовав запах этих цветов, мысленно насладилась им вместо хорошо знакомого запаха крови. Этой ночью здесь словно ожила сама история. Ожил Рим. Но чувствуют ли они то же самое? Вряд ли. Они сбиты с толку, напуганы и немы. Ведь еще никогда ни один из них не сталкивался с подобным... Выбором.
Вопрос оставался тем же, только на этот раз ламия произнесла его вслух.
- Чего же ты ждешь? - обратилась она к тому, что оказался более успешным в деле обезоруживания своего противника.
- Везение ли, умение или провидение - не важно. Соперник лишился своего меча. Добей его и будешь свободен. Но если в замке ты скажешь, что это я околдовала тебя - это ложь. Помни... А лучше прибереги это для последней исповеди. Тогда незазорно будет и у святого отца поспрошать, как же твой Бог допустил такое.
Ирина умолкла и подалась вперед, словно подчеркивая торжественность момента, с которой многие лета назад вставал и возвышался над ареной хозяин соревнований. Незримо она оказывала на бойца давление. Вердикт был провозглашен.

  – А-а-а-а-а! – завопил спокойный и обрушил град ударов на товарища. Раз-два-три... сверху, слева, укол по краю, в надежде на слабость противника, но умелый воин успевал подставлять искромсанный щит, раз-два-три, звон меча при ударе по железному умбону, глухой стук по дереву, рвущаяся воловья кожа смягчала звуки, но не до конца. Теперь очумелый отступал, шаг за шагом. Вот он пытается ударить щитом... тщетно, слишком медленно. Спокойный в ответ отправил клинок вперёд, выбросив руку, но мимо, безоружному не следует подставляться, лучше вовремя уйти в сторону и разорвать дистанцию.
  – Х-х-ха! – отчаянный шаг, очумелый быстро сблизился, пытаясь, пока щит ударялся в щит, кулаком достать лицо противника, но и тот не пальцем делан, подставляет плечо и охнув, разворачивается на 45 градусов, метясь острием меча в голову. Дз-з-зынь, в крае шлема образуется вмятина.
  – А-а-а-у-уй, падаль! – в остервенелом состоянии очумелый снял с руки щит и сбоку метнул его в спокойного, но без ущерба, тот лишь по касательной задел противника, улетая в сторону скальной стены за спиной нормандца. Вместо глаза в глазнице воина расцвёл кровавый цветок, а ее содержимое потекло вниз. Дрожащей рукой очумелый потянулся к лицу, в оставшемся глазу пылала адреналиновая ярость, и безоружным он побежал на противника, расставив руки, и нарвался на меч. Что-то хряпнуло, на миг оба воина застыли в позе, кончик клинка спокойного упирался в полусогнутое в рывке, наклонённое вперёд тело очумелого, раз, меч скользнул дальше, прорвав кожаный доспех. В уголках его рта потекли красные струйки, сильнее-сильнее, вот он уже разжимает безвольные губы, не в состоянии сдержать поток, и заваливается набок. Меч так и остался в нём.

  Понимание на лице спокойного проступило сразу же... закончилось.
  – Извини, извини, Пьетр. Я не хотел! – воин снял с руки щит и бросил его на землю рядом с поверженным, а затем начал отступать шаг-два, он был безоружен, на лице читалось желание бежать, от товарища на земле или от чудовища, смотрящего всё это время на них, всё смешалось. А затем он побежал прочь.