А за горами, за морями, далеко,
Где люди не видят, и боги не верят.
Там тот последний в моем племени легко
Расправит крылья — железные перья,
И чешуею нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощением страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор,
Безмерно опасен, безумно прекрасен.*
Говорят, драконов истребили давно. Последний пролетал над северными землями, оставляя огненный след, и в агонии рухнул в холодное неприветливое море, когда дед самого старого из отряда был моложе самого юного из них.
Говорят, раньше драконов было много: одни не интересовались северянами вовсе, лишь, распластав негнущиеся крылья, кружили над стылыми горами; другие забирали лучших из них и те больше не возвращались. Конечно, герои преследовали драконов, но те были мудры и редко давали разглядеть себя на расстоянии полета стрелы.
Много чего говорят. А только вот они, драконы - покачиваются на соленых волнах, тускло блестят потертой чешуей. Холодные, невозмутимые, готовые взмыть по команде сидевшего внутри человека. Олаф, прозванный Бесшумным, видел, как послушны драконы в умелых руках: бриттам, с которыми он прибыл к скале, понадобилось всего две боевых песни, чтобы добраться до убежища франков. При этом дракон ни разу не исторг смертоносный огонь, не попытался вильнуть в сторону, унося добычу в свое гнездо далеко в горах. Воистину могучи были эти бритты и франки, раз сумели приручить драконов.
Тем не менее северян они больше не преследовали, скала оставалась закрытой наглухо, а погонщик дракона, сидевший внутри, не слишком удивился трем появившимся внутри викингам, хотя их побег вместе с драккаром явно не избежал его внимания.
- Олаф? - вопросительно обратился к Бесшумному мужчина, облаченный в костюм из черной кожи и черную маску. Ткань его наряда была похожа на чешую дракона.
***
Оставшимся же на деревянном драконе открылось печальное зрелище: кое-как залатанный Олафом в пещере, от удара о поверхность и прикосновения соленой воды драккар вновь стал протекать. Похоже, пришло время прощаться с верным кораблем?