[DA:M] Град Разорённый | ходы игроков | Запись 3. Изгнание в Зиму

  – Эх, друг мой, Тукаспадак, – улыбнувшись, Эскандар с теплом посмотрел в спины спутников и подбросил полено в костёр: – Расскажи про дальние страны...
Двое и собака остались у огня, коротая остаток вечера в былях и небылицах востока.

Степь, 1066 год, начало декабря
Ночь

  Внутри юрты было неожиданно просторно. Посередине было специальное место под жаровню, безопасное и осыпанное сухой землёй, вокруг по кругу разложены подушки, шкуры и большие одеяла для сна и отдыха, между ними большие коробы и окованные сундуки с добром. Специальное место для собаки, красное одеяло со старой шерстью, у входа, показывало, что хозяин пса не брезговал обществом питомца и в непогоду частенько пускал его ночевать. Стены хорошо держали тепло, а угореть от дыма мешала небольшая дыра в самом верху, куда утекал непригодный для дыхания газ. Девушки сладко спали в объятиях грека, заснув под его журчащий двумя тонами голос, ехидный и крепкий, два в одном.

  – Р-р-р-гав! Ваф! Р-р-р-гав! Ваф! Ваф! – раздалось сквозь сон, вырывая Коринфянина из усталых грёз. Тревога! За полночь Агатон проснулся от яростного лая бесящейся и носящейся вокруг юрта собаки. Послышался неясный звук, смахивающий на то, что человек пробежал вдоль стены. Стук по телеге, толчок, жалобное мычание, ещё толчок, ещё, ещё, ещё. Волы задевали рогами сухую древесину, толпясь рядом с колёсами. Одновременно ветер завыл, опахнув снегом в дыру в потолке.

  Кто?
  Или что?
  Какая напасть пришла в сей час?
  Движимый одними инстинктами, Агатон выскользнул из-под девиц и одеял, в одной рубахе и исподнем. Тулуп и сапоги были им нетронуты, чутьё закрыло их от взора, ведь тревожный шум снаружи вынуждал коринфянина не тратить время на облачение. Так, низко пригнувшись и забросив на плечо пояс с клинками, он выглянул из юрты. Готовый к любой угрозе.

  Снаружи пришла буря. Снежный шквал захлестнул Агатона сразу же, как он поднял тяжёлый ковёр на входе. Ветер, дикий и свирепый, перехватывал дыхание. Стадо волов жалось к телеге вместе с конём, жалобные крики и взгляды на выглянувшего человека указывали на животный страх. Пёс бегал рядом, скорее даже носился, исходясь на слюну, он скалил зубы наружу, в темноту. Костёр затух, но Коринфянин сразу же выхватил то, что Тукаспадак и Эскандар отчаянно, суетливо и безмолвно пытаются разжечь его снова. И ещё одна деталь, по широкому кругу вокруг юрты и скота, раз, два, три, четыре, пять... и даже более, сколько хватало обзора, лежали меньшие кучки дров, будто приготовленные для разжигания.

   – Глянь-ка, Тукаспадак, – тускло, но всё ещё сияющий Эскандар указал куда-то в бурю, на что купец вскочил и схватился за голову. Вдалеке громыхнуло, будто громом, в зимнюю-то пору: – Не успеваем! Нужно разбудить господина!

  Рассудок ожил в Агатоне, когда глаза убедились, что катастрофы не случилось.
  Однако она приближалась.
  - Я разбужен, верь мне, Эскандар! - прокричал сквозь пургу Агатон - Идите в юрт, вам огонь не разжечь!
  Чемпион возвратился в слабеющее тепло кочевого жилища и так быстро, как мог, набросил на себя тулуп, перепоясался шкурой в отсутствии штанов и натянул сапоги, затем застегнул пояс с ножнами и повесил лук с колчаном на плечо. В одной ладони он зажал несколько длинных шнуров вишнёвого цвета, а в другой обычное огниво.
  Ему известен был Владыка, что мог помочь раздуть любое пламя.
  - Что за трата дров вокруг лагеря, Тукаспадак?! Хотел костры поменьше, отпугнуть шакалов?! - со стылой ухмылкой спросил купца Агатон, выбираясь из юрта полностью.

  – Не шакал, allergorhai-horhai, я видел как allergorhai-horhai ползут в бурю! Olʹgui-xorxoj ʙa nazdi mo meojand! – вид купца выдавал страх, или даже ужас перед неведомым зверем. В этот момент Агатон узрел то, о чём вещал перс, пятеро полуметровых красных червя, выглядящих как окровавленные кишки без различия где голова, а где хвост, вылезли на снег из метели пока что вне круга "костров". Только лишь по движению вперёд можно было догадаться, где у них перед. Торговец с возгласом отшатнулся, упал на колени и прямо на четвереньках резво пополз к юрте. Эскандар, видя уже бесперспективность занятия, задом начал отходить назад, вслед за товарищем, но быстро поняв, что чудовища нет-нет да и приворачивают в его сторону, оглянулся на Коринфянина, замешкавшись.
  – Тревожно... – как-то спокойно и отрешённо изрёк он и отшатнулся, запнулся, упал, уткнувшись в снег задницей, после чего завалился на спину. Один из червей выгнулся, впереди раскрылась маленькое, покрытое длинными острыми зубами отверстие, а из него к мидийцу протянулась нитка слюны.
  Некоторое время остальные черви ещё ползли, будто по инерции, а затем резко развернулись в сторону скота. Один изогнулся и изрыгнул слюну в вола, который постоял и начал заваливаться набок. Другой изогнулся и плюнул в собаку, но та резко подпрыгнула, уворачиваясь.

  - Эскандар, нет! - закричал Агатон, увидев, как падает мидиец, от его бравады не осталось и следа.
  Но не было времени поднимать его, как и корить себя за медлительность, новые порождения Степи не станут ждать. Чемпион должен был действовать. Довериться плану купца.
  Помчавшись навстречу метели, пригнувшись, он связывал воедино подготовленные шнуры замерзающими пальцами и на бегу прокидывал их на подготовленные кучки дров, формировал простейший обрядовый круг, кольцо жаркой, будто кузнечный горн, защиты от зла. Услышит ли мастеровой Олимпа зов выкованного им Орудия? Вой снежной бури не был преградой для слуха небожителя, однако так ли ему интересна судьба коринфянина?
  Так быстро, как он мог, Агатон выложил соединённые шнуры вокруг лагеря, однако не стал спутывать концы получившейся тонкой верёвки, придавленной дровами - он взялся за них, за два свечных фитиля, и взглянул на копошащихся в снегу вдали чудовищ.
  - О, Гефест, яви жар свой и выкуй нам огненный покров! - коринфянин щёлкнул огнивом.

  От искры воспылало пламя, огненная стена высотой едва ли не в два роста грека взметнулась перед ним, и волной распространилась по кругу. Скот заволновался и даже пёс прижался к ноге вола, отступая перед стихией. Плевок червя испарился, не долетев до Агатона, а после все пятеро чудовищ, будучи слишком близко, вспыхнули и закорчились, пока не превратились в обугленные остатки.

  Опять громыхнуло, грек даже узрел смутный отблеск молнии в метели. Раскатистые удары из Бури доносились ударами молота по голове. Сквозь отзвуки грома до Героя Олимпа донеслось рычание и крики. На свет выполз ещё один червь и вспыхнул, с другой стороны закорчилось ещё одно существо... и со стороны громыхания раздался волчий вой, заставивший пса прижаться к земле, а купца затрястись и уткнуться лбом в ступеньку телеги. Волы зароптали, зашевелились, толкаясь в бока. Конь наоборот застыл по струнке и вытянул шею, вслушиваясь в сторону.

  - О-ох, не в первый раз же ты пересекаешь Степь, Тукаспадак! Не трусь! - сердито гаркнул на купца Агатон, скорее от скопленного напряжения, чем от действительного недовольства - Вставай и принеси больше дров, Владыка редко изволит творить огонь для смертных без топлива!
  Сам коринфянин, оставив ревущий пламенный барьер, подскочил к рухнувшему наземь Эскандару и рассмотрел его. Нить, надо думать, ядовитой слюны чудовищного червя оборвалась огнём из кузни Гефеста, но мидийский толмач не пробуждался, как бы не прикрикивал и не тряс его за плечи Агатон. О, великий Олимп, сколько несчастий свалилось на бедного мужа, непривыкшего к тяготам и угрозам диких пустошей и коварных городов севера! Эскандар был из тех, кто хорошо рассказывает и слушает о всех тех ужасающих напастях, коими кишит мир.
  Например, о красноглазых волках.
  Те населяли степь по словам ещё тех попутчиков-персов, с которыми Агатон со спутниками прибыл в Итиль.
  - Ну отчего же... когда происходит самое интересное... ты либо спишь... либо ранен... - ворчал и пыхтел коринфянин, оттаскивая друга подальше, к юрте - Росица! Помоги, затащи его внутрь! И не выходите оттуда, пока я не скажу!
  Не дожидаясь, пока девушка, которая наверняка проснулась, отзовётся, Агатон снял с плеча лук и заскочил на телегу, обратил взор в сторону воющей по-волчьи бури.

  – Allergorhai-horhai – страшно, – тонким голосом ответил Тукаспадак, подхватывая Эскандара и втаскивая его внутрь: – Слишком далеко зашёл, слишком далеко!
  Росица высунулась в самый последний момент, и сразу скрылась внутри. Пёс, будто чувствуя силу грека, обнажил клыки и немедленно подскочил ко входу в юрту, где, будто страж, встал в стойку, реагируя на появляющихся червей рычанием. Перс заскочил внутрь, затем снова показался и встал позади Коринфянина, но уже с кыпчакским луком в руках, на поясе его красовался короткий кинжальный меч.

  Темнота бури, снег и ветер усиливались, будто стихия резко набирала силу. Крики и вопли стали глуше, неверные звуки искажались и смазывались. Затем вой повторился, и Агатон отчётливо услышал... В краткий промежуток между порывами отзвук столкновения чего-то с плотью и крик боли, рык и яростный нечленораздельный клич, а затем скулёж из-за полученной раны, но не звон оружия, ни деревянный стук щитов, ни человеческие голоса. Мгновение слышал это грек, и вот злой порыв шторма опять унёс все звуки прочь.
  – Дэвы сражаются, – подал голос Тукаспадак, который тоже всё слышал. Снова громыхнуло, послышался вой, и купец приглушенно то ли взвизгнул, то ли пискнул, вжал голову в плечи.